Равиль Бикбаев - Над пропастью по лезвию меча
— За знакомство, — вежливо предложил тост Ивлев, и налил мне водки, себе минеральной воды, без газа, — Возраст, здоровье, избегаю горячительных напитков, — объяснил он свое поведение.
Я не принадлежу к тем собутыльникам, которые навязчиво требуют, чтобы вместе с ними обязательно пили водочку. Более того, считаю неприличным указывать сотрапезнику, что ему есть и пить.
Из солидарности я тоже налил, себе воды и, предупреждая вопрос, пояснил, — Возраст, здоровье, семья, пора и о положительном примере для детей подумать.
Ивлев хмыкнул. Он вообще часто хмыкал, или носоглотка не в порядке, или он так свои эмоции выражает, решил, я.
— Леша, вас правильно охарактеризовал, — обратился ко мне Ивлев, — за словом в карман не полезешь, и в бою, не обмочишься.
— Вы тоже парень не промах, — ответил я на комплемент, — причем не промах в буквальном смысле.
Пока официант споро, расставлял холодные закуски, мы непринужденно вели светскую беседу, так ни о чем. Официант удалился, пообещав, что подаст горячее, через тридцать минут.
— Ну и что тебя интересует, — неожиданно перешел на «ты» Ивлев, — мне Леша рассказал, что ты Ефимовым заинтересовался. Что ты хочешь узнать, и что ты вообще знаешь об этом деле?
Я предельно сжато, рассказал, что мне известно, со слов Торшина, и упомянул ту версию, которой придерживался Виктор Петрович.
— То, что тебе этот малохольный рассказал, об антисоветской деятельности Ефимова, полная ерунда, — чуть улыбнулся Ивлев.
— Вовсе он не малохольный, — оскорбился я за Виктора Петровича, — он за свои убеждения, отстрадал в лагерях, не многие генералы на это способны, — попытался я, уколоть упреком Ивлев.
— Потому то, они и стали генералами, — снова хмыкнул Ивлев, — думаешь, зацепил меня? — Я неопределенно пожал плечами. — А вот и нет, где этот демократ — исусик, а где я. Я на коне, у меня свое дело, деньги, власть, а у него справка о реабилитации и нерегулярно выплачиваемая нищенская пенсия по инвалидности. Хочешь прикол про твоего героя, расскажу?
Я снова пожал плечами. Все-таки, задело тебя генерал, раз ты мне, что-то хочешь доказать, а может не мне, а себе?
— Тогда слушай! — Ивлев от удовольствия, рассказать забавную историю, бессознательно, потер ладони, — У исусика, проблемы со здоровьем начались, деньги на лечение понадобились, вот он и подает прошение на высочайшее имя, о выдачи денежного пособия, с перечнем своих заслуг перед новой демократической Россией. Ему отвечают, что средств, на это в бюджете не предусмотрено, и приписали еще, ищите спонсора. Он туды, он сюды, а вот нет спонсора, не дают новоспонсоры денег, не выгодное это вложение капитала. Он к фондам иноземным, что раньше демократию поддерживали, за помощью бросился. Бац! И фонды денег не дают, да еще недвусмысленно намекают, что мол, надоели вы, попрошайки русские. Пригорюнился исусик. Узнал об этом, «злодей», что в свое время его дело вел, денег принес, а сумма не маленькая была, исусик гордо отказался. Тогда «злодей», а он у меня работает, деньги через два банка прогнал, и до исусика, они как премия «За выдающийся вклад в развитие демократии», дошли. Исусик ликует, вновь в справедливость поверил. А «злодей» руки потирает, сделал свое «черное» дело, погубил невинность, исусика, совратил его душу, обрек ее, на муки адские.
— Ну и к чему ты мне эту историю рассказал? — я тоже незаметно без всяких брудершафтов, перешел на «ты».
— А к тому, что умели мы тогда работать, умеем и сейчас, и не звери у нас служили, а нормальные люди. Каждого диссидента не раз и не два вызывали и предупреждали: «Бросьте ребята, не дело это, плохо вам будет». Начиная с пятьдесят шестого года, специально не одного человека под статью об «антисоветской деятельности» не подводили. Я в КГБ как раз в шестьдесят восьмом пришел работать, тогда наши войска в Чехословакию вошли. Визгу было на весь мир. Советские оккупанты! И у нас правдолюбцы нашлись, вышли с плакатиками «Руки прочь, от Чехословакии!». Сутки прошли и все, ну почти все диссиденты покаялись, что не поняли, «мудрую» политику партии, их и отпустили, только пальчиком по отечески погрозили мол, больше так не шалите. Я это к чему говорю, что в то время уже, старались даже виновных не сажать, а уж безвинных тем более. Так вот не был Ефимов в списках лиц, подозреваемых в антисоветской деятельности, я это тебе точно говорю, мы это дело, через агентуру, проверили, тогда те, кто такую деятельность вел, все как на ладони были, через осведомителей знали их всех как облупленных. А знаешь, кто любил провокации с инакомыслящими устраивать?
— Ну и кто же?
— Наши коллеги из западных спецслужб. Вот тебе пример, только имен называть не буду. Дорвался такой вот инакомыслящий, до зарубежного печатного органа, и дает информацию об «ужасах», которые творятся в СССР, или прямые данные, или рассказик или повестушку, жалостливую печатает, о нарушениях прав человека. Чудак, еще псевдоним себе берет, чтобы не узнало «всевидящее око» КГБ о нем, и невдомек ему, что давно уже все про него известно. На Западе дело это раздувают, что бы значит, мы случайно не пропустили, утечку «секретных» данных, и общественное мнение, соответственно настраивается. Затем наши западные коллеги аккуратно, передают в СССР полные сведения о личности автора, раскрывают его псевдоним. Обычно это, через дружественные СССР общественные организации, делали, те прямо в ЦК обращались, минуя КГБ. Из ЦК нам идеологи «херовы», в работе оперативной ничего не смыслящие, поручение дают: «Пресечь клевету и антисоветскую деятельность». Пресекаем, тихо мирно без особого шума, в основном пальчиком грозим: «не шали». Шалун за сердце хватается, с трагизмом всех оповещает, что раскрыли его, и ждет его смерть лютая и неминуемая. На Западе наддают, КГБ преследует диссидентов, и печатают «последнее слово» мужественного борца за свободу. Из ЦК новый циркуляр, угомонить и изолировать «борца». Выполняем. Тут уж «свободная» пресса, ликует, аресты в СССР, ужасы Лубянки, пытки диссидентов. Все довольны. ЦК довольно — указало КГБ на недостатки в работе, пресекло идеологическую диверсию. Свободная пресса довольная — тиражи повысились. Коллеги из спецслужб довольны — задание выполнено, общественное мнение сформировано. Даже «страдальцы» внакладе не остаются, их, как правило, депортировали, и они на Запад в ореоле «мучеников» прибывали. Вот так дело было.
— Да вы прямо ангелы! Только не из рая, а из ЧК, — иронизирую я, — так уж прямо все и было! И не сажали, в дурдома не прятали. А вот Виктор Петрович! Он что-то под твою категорию «мучеников» не подходит, статья «клевета на советский строй», и срок от звонка до звонка отсидел.
Предварительно деликатно покашляв, в кабинет вошел официант, расставил с подноса горячее, забрал пользованную посуду, заменил приборы, поинтересовался, не надо ли чего уважаемым гостям, и плавно ступая, удалился.
— Сажали, — вздохнул Ивлев, — только понимаешь, и в КГБ тогда дураков хватало, на многих высоких постах партийные выдвиженцы сидели, идеологическую невинность блюли, следили, чтобы выполняла организация руководящие распоряжения «родной» партии. Им тоже показатели были нужны в работе, шпионов и предателей не так и много было, ловить их сложно было, да и знаний у партийных товарищей таких не было. К внешней разведке их и близко не подпускали, тут Председатель был решительно настроен. А тут раскрытие целого «антисоветского заговора», успех, доказательство, что не зря хлеб едим, а «высоко сидим, далеко глядим», вот твой Виктор Петрович под их пресс и попал. На следствии никого не сдал, всю вину на себя брал. Идеалист, под такую его. Вот за идеализм ему и впаяли по полной программе. Только и в лагере ему мой приятель, ну тот, что деньги ему дал, помог, не лес валить, устроил работать в библиотеку. Предлагал ему покаяться, взамен, освобождение, только знакомый твой, не того поля ягодка, каяться не стал. Все хватит, — неожиданно прекратил рассказ Ивлев, — давай горячее есть, а то остынет. А ты выпей под горячее то, не выделывайся, я и, правда, рад бы выпить да не могу.
Я молча выпил, закусил, есть не хотелось. Ивлев тоже без аппетита, поковырял в своей тарелке, выпил воды, снова вздохнул.
— А хороший он мужик, — тихо сказал он.
— Кто?
— Да, Виктор Петрович, — пояснил Ивлев, и уж совсем неожиданно для меня, добавил, — Я бы с ним в разведку, пошел. Такой в спину не ударит, и прикроет если, что.
— Еще вопрос взял бы он тебя в эту самую разведку, — я отодвинул свою тарелку, достал сигареты, закурил.
— А ты, — спросил он меня, — ты бы пошел?
— Да! Я тебя в деле видел и, Леша про тебя только хорошее говорил. Я пошел бы. — Ответил на вопрос. Искренне ответил, что не говори, а он меня от тех сволочей спас, — Только я уже давно в разведку не хожу, и ходить не собираюсь. — Подумал, глядя на Ивлева, спросил, — А ну признавайся генерал, ты на лечение Виктору Петровичу, тоже денег давал?
