Игорь Дуэль - Тельняшка математика
Церковка оказалась стройной пятиглавкой. Каждый осиновый лемех ее кровли отсвечивал серебром, и под ночным солнцем луковки на тонких шеях столбиков с их незатейливой и в то же время строгой красотой совсем не производили впечатления величия, как купола огромных городских храмов, а казались своими, домашними. Бревна, нагретые за день, были теплыми, будто живые, и прикосновение к их шершавой поверхности, хранившей следы топора, который тесал их сто или даже полтораста лет назад, доставляло необычайное наслаждение. И такая от всего этого рождалась общность – и с моими спутниками, и с этой впервые виденной землей, которая для всех нас – родина, что кажется только ради того, чтобы испытать это чувство, стоило плыть по речкам многие сотни километров…
Утром Герка долго извинялся передо мной:
– Понимаешь, какая «коза». У самого магазина попались две крали, ну и пошло-поехало. И совсем глупо вышло: вроде на все готовы, а полный аут. В два часа все допили, тут нас и выперли. Знать бы, так лучше б задачки кололи.
Я, конечно, был очень зол на него. Тем более что весь вечер то Макар, то Пелагея, то Василий подначивали меня по поводу неудачного учительства. Только Ваня, учуяв, что мне эта тема всерьез неприятна, от шпилек воздерживался.
Мне немалых усилий стоило сдержать себя и не высказать Герке всего, что я по его поводу думаю. Но я понимал, такой взрыв лишит мою миссию всякой надежды на успех. «Назвался груздем – полезай в кузов», – подумал я и сказал Герке спокойно:
– Ладно, забудем! Заниматься начнем сегодня.
Герка сокрушенно покачал головой:
– Сегодня не выйдет.
– Дела?
– Да нет, понимаешь, старпом узнавал: мы сегодня заночуем в одном селе, не помню точно названия. А у него там с прошлого перегона наколка.
– Что? – я временами думал, что уже изучил весь Геркин словарь, но потом он опять щелкал меня каким-то неведомым словом, как в этот раз.
– Ну кадр. В прошлом году наколол. Верняк, говорит. Медсестричка молоденькая. И подруги тоже. Слушай, может, пойдем? Чего тебе здесь киснуть?
– Герка! Да ведь опять что-нибудь пропьешь?
– Ага! – ответил он весело, – жертва намечена. Мне жена зачем-то зимнюю шапку сунула. Клевая шапка. Ее и спустим.
– Мы же в Арктику идем! Забыл, что ли? Как же без шапки?
– Мура! – парировал Герка. – В Архангельске разживемся каким-нибудь малахаем.
Я понял, что настало время выложить аргумент, который был у меня оставлен про черный день.
– А ты вообще помнишь, зачем в плавание пошел?
– Ты про колеса, что ли?
– Конечно.
– Пшено! За полярку заколотим – хватит.
– Где же хватит? Посчитай! Тебе только на вещи сколько понадобится.
– Ну и пусть! На машину не будет – мотоцикл куплю. Тоже транспорт. С ветерком даже лучше. Плюнь ты на эту бухгалтерию. Пошли к бабам…
Следующим вечером Герка был занят в машине, потом на стоянке оказалась еще одна «наколка» старпома, потом «не варила башка», потом… В общем, так ни разу дело и не дошло до контрольных. Когда я упрекал за это Герку, он с удивительной легкостью находил отговорки. Как-то просто сказал:
– А, не всем же быть инженерами! Я зато механик во какой! – и он выставил вверх большой палец.
Это была правда. Даже при каждодневных загулах Герка не забывал что-то подмазать в машине, где-то подтянуть гайки, где-то отпустить. Когда на вахту вставали капитан со стармехом, Халин валился спать, а Герка тут же исчезал в люке машинного отделения и не вылезал, пока не вызовут в рубку к реверсу.
– Но ведь ты зачем-то поступал в институт, зачем-то дотянул до третьего курса?
– А! – махнул рукой Герка. – Дотянул, оттянул. И так проживем. Весело надо жить – вот главное.
Между тем Геркин чемодан с каждым днем пустел. В каком-то сельце уже на Северной Двине я заметил, что он, уходя на берег, неловко прятал под рубаху тот самый толстый свитер, который я отдал ему в Угличе. Приключения их тоже приобретали все более острый характер. Поначалу Герка пьянел медленнее старпома и потому, как правило, выручал Халина из неприятностей. Но постепенно его организм проспиртовывался все сильнее. И к концу речного перегона они уже отключались синхронно. От этого пошли всякие добавочные эффекты: то оба они переночевали в канаве, то ввязались в драку и явились с изрядно попорченными физиономиями, то, возвращаясь на судно, свалились с пирса в воду и вряд ли бы выбрались, если б с флагмана их не заметили и не бросили два спасательных круга. Эта история получила огласку, и Халина вызвал к себе караванный капитан. Вернувшись, старпом пробурчал встревоженному Герке:
– Как в Китае. Сто сорок восьмое серьезное предупреждение. Грозит: если еще одна «коза» – рапорт по начальству и гон. Очень я испугался! Будто не знаю, сколько судов принято. У них сотни штурманов сейчас не хватает. Жди – выгонят до конца перегона.
На меня старпом смотрел волком. И чем больше я преуспевал в матросской работе, тем больше он зверел. Я его тоже ненавидел – особенно за Герку. И не скрывал своей ненависти, но выразить ее мог только взглядом или злой репликой. Старпом же старался найти иные способы. Сперва понемногу, а потом все въедливее он стал придираться ко мне. Методы у него были простые – те, которыми издавна пользовались армейские фельдфебели: здесь грязь, тут не убрано. Но со мной они не очень-то проходили. Тщательно выдраить палубу я считал для себя делом чести. Концы тоже были всегда аккуратно сложены. А внутренние помещения убирала радистка, за что получала, вдобавок к зарплате, полставки матроса. В общем, я быстро освоил все нехитрые свои обязанности. И придираться старпому становилось все трудней.
Тогда он весь пыл сосредоточил на гальюне. Халин был уверен, что приборку гальюна я воспринимаю как нечто унизительное, и тут-то он меня допечет. Но я дома, когда мать бывала занята, сам убирал квартиру, и выдраить унитаз было для меня столь же обычным делом, как и натереть пол. А на судне, кроме резиновых перчаток, квача и тряпок, в мое вооружение входил шланг, напор воды в котором был столь зверским, что расправиться с любой грязью ничего не стоило. Словом, наш мужской гальюн постоянно сиял.
Однако, видимо, в мозгу старпома никак не укладывалось, что с помощью гальюна нельзя унизить человека. Потому он заметил мне как-то, что на кафельном полу в гальюне в нескольких местах со времени постройки присохли шмоты масляной краски и цемента.
– Выдрай! – велел он. – Каждый сантиметр! Чтоб ни кусочка не осталось.
– Инструмента нет, – спокойно возразил я.
– Я тебе найду инструмент! – прошипел старпом. – А солярки Герка даст. Ты мне выдраишь палубу в гальюне!
Освободившись с вахты, он спать не пошел – облазил все судно и в конце концов отыскал где-то железку с острым краем – нечто вроде скребка. А Герка, немного смущаясь, вручил мне банку солярки.
– Такова матросская участь! – сказал он. – Швабра, кранцы, кнехты, трос – вот что должен знать матрос.
Если б забота о чистоте кафеля не имела умысла, я бы и этот приказ выполнил. Но намерения старпома были ясны. И я твердо решил, что краска и цемент так и останутся на гальюнной палубе. Дня три я просто не притрагивался к скребку и солярке. Обнаружив это, старпом потребовал отчета, почему не выполняется приказ. В самой мирной и непринужденной манере, даже с улыбочкой я сказал:
– Да все некогда.
– Что? – Старпом задохнулся от ярости. – То есть как это некогда?
Я так же спокойно напомнил ему, что часов по семь отстаиваю на руле, драю палубу и прочее. И закончил прямо-таки доверительным тоном:
– Вот так, понимаешь, целый день. До кафеля просто руки не доходят.
– А мне плевать! – гаркнул старпом. – Хоть всю ночь чисть. Но утром чтоб был порядок.
Я почти нежно сообщил, что этой ночью несу охранную вахту, и потому до пяти утра буду единственным бодрствующим на нашем «омике» и флагманском.
– Ответственность большая, – сказал я. – Нельзя отвлекаться.
– Хватит дискуссий! – отрезал старпом. – Ночью займись. Не будешь кемарить в верхнем салоне. Сделаешь дело.
Он был уверен, что победа осталась за ним, но пока мы спорили, я уже придумал, как обернуть против старпома его же приказ. Потому я немедленно согласился. С ангельской кротостью я сказал:
– Хорошо, раз ты настаиваешь, будет исполнено.
– То-то же! – раздельно произнес старпом. – Здесь тебе флот, а не симпозиум какой-нибудь.
Я и это замечание проглотил, вроде бы безответно, даже кивнул в знак согласия.
На ночь наш «омик» пришвартовался к какому-то заваленному хламом пирсу.
Около трех ночи с берега раздалась похабная песня, и на берег выкатились Халин и Герка. Оба едва держались на ногах. И все же в мозгу старпома его приказ, видимо, засел крепко, ибо он спросил меня заплетающимся языком:
– Гальюн вычистил?
Я поспешил успокоить Халина в его же манере:
– К утру все будет о’кей.
– Смотри! – погрозил он мне пальцем.
