Андрей Шляхов - Доктор Данилов в морге, или Невероятные будни патологоанатома
Когда мир вокруг стал подрагивать и расплываться, Данилов рассудил, что пора встать и уйти, но подумал об этом как-то равнодушно, без особого желания покидать теплое место, с каждой рюмкой казавшееся ему все более уютным.
Подсчитав деньги, Владимир заказал официантке еще сто грамм водки и два бутерброда с ветчиной и сыром. Наслаждаясь умиротворением, Данилов постарался придать лицу довольное выражение и посмотрел на свое отражение в оконном стекле. Да, давно он себя таким не видел.
Пора было идти, но следовало немного взбодриться перед уходом.
— Вы можете принести мне очень крепкий чай? — попросил он официантку.
— Пачка на кружку? — ее лицо удивительно красила улыбка. — Или полегче?
— Ложка на кружку, — улыбнулся в ответ Данилов.
Денег хватило на все — и на оплату счета, и на чаевые официантке. Даже еще осталось около тысячи рублей.
Труднее всего было дойти до выхода на улицу: непослушные ноги норовили вести Владимира во все стороны разом. Обошлось благополучно, как говорил Петрович, водитель со «скорой»: «Пошатало, но не уронило». На холоде Данилов слегка протрезвел, и походка его стала по-обычному твердой.
«Жаль, что звезд не видно», — подумал он, бросив взгляд на черное небо. Зачем ему были нужны сейчас звезды, Владимир не знал. Просто хотелось, чтобы они были.
День и впрямь оказался удачным: дома никого не было. «Наверное, ушли в гости», — подумал Данилов и очень некстати вспомнил, что на днях истекает срок Елениного «ультиматума», а он так еще и не разобрался ни в своих чувствах, ни в своих желаниях.
Захотелось полюбоваться собой в обновке. Покупка оказалась очень удачной — собственное лицо в меховом обрамлении очень понравилось Данилову. Сквозило в нем нечто такое… романтическое и в то же время мужественное. «Красавец мужчина в полном расцвете сил, — отметил Данилов. — Увы — недооцененный и недолюбленный, но это уже по не зависящим от него причинам. Совершенно не зависящим».
— А что разбираться в чувствах? — спросил Данилов у своего отражения. — Все будет так, как она захочет. Хочет — останется со мной, не захочет — уйдет к дру… нет, уйти придется мне, но это ведь ничего не меняет? Я не слабохарактерный, я просто очень умный. Верно?
«Кто бы сомневался… Конечно же верно. Насильно мил не будешь, а тратить оставшуюся жизнь на склеивание разбившегося горшка, в котором когда-то было счастье, нет смысла. Проще обзавестись новым. Или вообще жить без счастья, так даже спокойнее», — раздумывал напившийся доктор.
Владимир подмигнул своему отражению. Отражение подмигнуло в ответ — задорно и ободряюще.
Есть не хотелось, пить тоже. Хотелось спать, но перед сном потянуло сделать что-нибудь по хозяйству. Данилов перебрал в уме варианты и остановился на стирке. Джинсы, в которых он проходил последние дни, свитер, кое-что по мелочам… В итоге стиральная машинка оказалась полной. Данилов засыпал порошок, выбрал режим стирки и включил машинку. Все, пусть стирает, вытащить можно утром. Теперь немного постоять под душем и лечь спать. Положить голову на подушку, укрыться одеялом и забыть на время обо всем — и о плохом, и о хорошем.
Во сне все было хорошо. Во сне они втроем — Данилов, Елена и Никита, — гуляли по морскому берегу, холодному, совершенно не пляжному, вроде как балтийскому. Елена то и дело прижималась к Данилову и глядела на него влюбленными глазами, отчего у Владимира приятно кружилась голова. Никита шел впереди — подбирал камешки и бросал их в воду.
Всем было очень хорошо. Так, как раньше. Так, как было совсем недавно. Так, как должно было быть.
Хорошее настроение не исчезло со сном, а осталось с Даниловым еще на несколько минут. До тех пор, пока он не вспомнил о господине Калинине, новом начальнике Елены.
Жена лежала рядом, повернувшись к Данилову спиной. Казалось бы — только руку протянуть; но какой далекой она была. Далекой и чужой.
По дыханию Елены Владимир догадался, что она не спит. Проснулась от еле слышной трели будильника в мобильном телефоне Данилова и теперь притворяется спящей, избегает общения, ждет, когда он уйдет в фитнес-клуб. Что ж, если хочется притворяться — никто не запрещает.
Данилов собирался тихо, стараясь не шуметь — поддерживал игру, предложенную любимой женщиной. Позавтракал традиционной яичницей с сыром, попутно вспомнив мамины пирожки с мясом и картошкой, запил еду кофе и прихватил с собой пакет с пряниками — на обед. Входную дверь придержал, чтобы не лязгнула, и ключ в замке поворачивал плавно, бережно. Лишь отойдя метров на сто от подъезда, позволил себе пошуметь — громко и с огромным наслаждением произнес длинную фразу, в которой цензурными были только предлоги. Фраза была обо всей его жизни, когда-то казавшейся такой счастливой.
Больно терять любимую женщину, а уж во второй раз — особенно.
Глава семнадцатая
Срыв
— Ну что, дорогие мои ординаторы, рискнем провести самостоятельное вскрытие? — предложил Ерофеев, пытаясь сломать очередной карандаш и тут же пояснил: — По-настоящему самостоятельное, так, чтобы вы все от и до сделали сами, без подсказок. Начали, закончили, сделали правильные выводы.
— Кто же нам даст такую самостоятельность? — недоверчивая Алена смешно наморщила нос, словно принюхиваясь к предложению Ерофеева.
Она была права: вскрытие не менее ответственная процедура, чем операция на каком-либо внутреннем органе.
— Я дам, — пообещал Ерофеев. — И сам же буду вам ассистировать, а попутно приглядывать за ходом секции. Но, — карандаш сломался и был отброшен прочь, — пока вы все делаете правильно, я вмешиваться не стану. Согласны?
Ординаторы конечно же согласились, тем более что всем давно хотелось самостоятельно кого-нибудь вскрыть. Сколько можно было смотреть, как работают другие!
— Тогда ежедневно в полпервого я буду приглашать одного из вас на секцию. Можете распределить очередь, кому в какой день идти. Остальные могут провести это время за книгами, у микроскопа или могут отправляться по своим делам. Только, умоляю, не слоняйтесь по кафедре без дела, ладно? Начинаем сегодня. Кто первый?
Добровольцев не было.
— Тогда сегодня я приглашаю вас, Владимир, — решил Ерофеев. — К половине первого будьте у моего кабинета…
Зная Ерофеева, Данилов не сомневался, что труп попадется особенный, с какой-нибудь хитринкой. «Главное — не торопиться с выводами, — напомнил он себе, ткнувшись в половине первого в запертую дверь ерофеевского кабинета. — И не идти на поводу у тех, кто оставлял записи в истории болезни».
Доцент опоздал на пять минут, извинился за опоздание, передал Данилову историю болезни и пообещал «интересный диагностический поиск».
— Там читать почти нечего, — история и впрямь была тоненькой. — Привезли в реанимацию по «скорой» с диагнозом крупноочагового инфаркта миокарда. С тем же диагнозом бабуля через три часа прибыла из реанимации к нам в подвал. Анамнез отсутствует. Терра инкогнито, простор для полета мысли! На экэгэ есть признаки ишемии, но… ладно, сейчас сами увидим.
Ассистировал Ерофеев хорошо — не стоял над душой, как можно было ожидать от преподавателя, а помогал: подложил под спину трупа твердый валик, подавал инструменты, придерживал труп за ноги в момент вскрытия черепной коробки. «Настоящий ассистент», — скаламбурил про себя Данилов.
Работали молча, лишь после того, как Владимир установил причину смерти, найдя тромб в легочной артерии, Ерофеев спросил:
— А почему вы решили, что это тромб, а не посмертный сгусток?
Вопрос был легким.
— Тромб, в отличие от сгустка, тесно связан со стенкой кровеносного сосуда, — начал Данилов, вырезая закупоренный участок артерии, — кроме того, у тромба поверхность шероховатая, а у сгустка поверхность гладкая, блестящая. А еще тромб хрупок, а сгусток похож на желе.
Ассистент остался доволен.
— Вы аккуратно, чуть ли не бережно обращаетесь с трупом, — похвалил он чуть позже. — Нет в вас этой бравады неофита, глупого лихачества.
— Староват я для лихачества, — буркнул Данилов.
— Это не возрастное, а личностное.
Когда все органы были возвращены на место, Ерофеев сказал:
— Зашьют и без нас. Пойдемте ко мне: напишете протокол, а завтра посмотрите «гистологию» и внесете ее. Я доволен.
— Я, признаться, тоже, — ответил Данилов. — И вам респект за ассистирование.
— Не люблю жаргонных слов, — скривился Ерофеев и на вопросительный взгляд Данилова пояснил: — Однажды из-за них рассорился с лучшим другом. Хотите, расскажу?
— Хочу.
— Так слушайте.
Они подошли к укрепленным на стене раковинам и начали размываться.
— Случилась эта история в начале девяностых, когда на каждом углу стояли палатки, в которых сидели будущие миллионеры и продавали народу всякую всячину.
