Катя Рубина - Меркурий до востребования
Закончив деловой разговор, Надька принялась названивать Марку.
– Марк! – завыла она в трубку. – Змея приходила, отсюда ушла, вся прямо сияла!!! Ты был прав, она сказала, получила больше, чем рассчитывала, надо скорее осуществлять то, что задумали. Вечером жди меня, освобожусь и пулей к тебе, это не телефонный разговор.
История Пупель
И вот, наконец, настал тот день, когда Пупель выписалась из дурдома.
Она лежала там долго, очень долго, болезнь отступала медленно. Пупель делала записи в своих тетрадях. Эти записи не являлись каким-то цельным материалом, фрагменты, отрывки, но это очень способствовало ее душевному восстановлению. Соседок по палате звали Валентина и Зинаида. Валентина вообще не разговаривала, на вопросы не отвечала и сама их не задавала, она спала целыми днями. С Зинаидой получилось неожиданно. Как-то ночью Пупель одолел очередной приступ страха. Она забилась под одеяло и там хлюпала и хрюкала. Внезапно она почувствовала, как кто-то добрый и теплый ласково прижался к ней. От этого неожиданного прикосновения страх у Пупель куда-то испарился, она приоткрыла глаза и увидела Зинаиду.
– Не бойся, – зашептала Зинаида, – это я.
– Я уже не боюсь, – тоже шепотом ответила Пупель. – Все прошло, как только ты легла ко мне.
– Ты стонала, и мне не спалось, здесь так холодно.
Всю ночь они лежали, согревая друг друга и шепчась.
В жизни случаются удивительные совпадения. Зинаида тоже училась в Высшем художественном заведении, и тоже на обивке. Очень красивая девушка. Невысокого роста, с длиннющими черными волосами и таинственными ярко-синими глазами. Пупель казалось, что глаза Зинаиды обладали волшебным свойством светиться в темноте. Это даже было не свечение, а какое-то особое загадочное лучение. В институте они никогда не встречались, а тут в больничке познакомились. Зинаида была постоянным пациентом психиатрической больнице № 3, а в перерывах училась в Высшем художественном заведении. И надо сказать, Зинаида просветила Пупель о тех несказанных преимуществах, которые появляются у студента, имеющего справочку из психиатрической больницы № 3.
Но это было уже в другой раз. В ту ночь они говорили о жизни, живописи и о красоте.
Зинаида делала курсовую работу, да, да прямо в больничке, она рисовала проект обивки кресла. Что это была за обивка – диво дивное, чудо чудное: в ней присутствовали все цвета радуги, она переливалась и выглядела как фрагмент райского сада, с удивительной изысканностью располагались в раппортной последовательности павлины, попугаи, длинноносые удоды, сплетенные между собой лавровыми голубыми листьями и диковинными цветами. Пупель, увидев эту радужную картину, не сразу даже поняла, что это обивка, ей в голову не могло прийти, что такая красота может иметь прикладное значение. Фантастическая работа.
– Как же у тебя примут такой проект? – спрашивала удивленная Пупель. – Это же категорически запрещено, можно только серым и бежевым.
И вот тут Зинаида рассказала все о преимуществах.
– Когда я, выписавшись отсюда в первый раз, принесла курсовую работу Василию Сергеевичу, – голос у Зинаиды тоже был необыкновенный, такой низкий с хрипотцой, очень глубокий, – он что-то начал вякать о том, что нельзя, не положено, даже ножкой как-то топнул, крикнул, кто тебе разрешил? Я ему сразу объяснила, что у меня имеется особое персональное разрешение. Он, естественно, спросил, от кого? Пришлось объяснить, что это мне Господь разрешает, и не только разрешает, он мне посылает образы и цвета. Василий Сергеевич начал, как ему казалось, угрожать, вроде того что меня выгонят, спрашивал, что мне Господь еще разрешает? Ну, что делать с несчастным завом кафедрой? Пришлось открыть свою тайну.
– А какая это тайна? – Пупель вся горела от любопытства.
– Тайна заключается в том, что Господь мне разрешает все. Я так ему и сказала.
– А он? – Пупель смотрела на Зинаиду с восхищением.
– Доказательств попросил, наивный.
– А ты?
– Я показала справку из нашей больницы.
– И что?
– Теперь он меня как огня боится и никогда не пристает.
– Здорово, а как ты думаешь, мне дадут такую справку?
– Обязательно, – успокоила Пупель Зинаида, – это пропуск или билет в свободу творчества, называй как хочешь.
– Это радует, я так мучилась, а теперь они оставят меня в покое. Я рассказы пишу.
– Теперь ты можешь все, – говорила Зинаида, – только приходится часто бывать здесь. В этой палате еще хорошо, иногда я лежала в других, и там мне совсем не нравилось.
Пупель выписалась из больницы, а Зинаида осталась. Больше они никогда не виделись. Пупель после выписки еще долго не ходила в Высшее художественное заведение. А когда пришла, Зинаиды там не было. Она ушла в свои райские сады с удивительными птицами и растениями, получив вечный билет в свободу творческих воплощений и перевоплощений.
Так как Пупель не болела шизофренией, спасительной справки ей не полагалось, поэтому у нее потекли обычные дни и месяцы, все, как один, в монохроме бежевого цвета. Конечно, радовало общение с Магдой. Настоящий преданный друг. Как она убрала квартиру к ее возвращению! Духа Погоста вообще не ощущалось. Чистота, уют. Магда очень одобряла новое занятие Пупель, ей нравились ее рассказы. «Пиши, у тебя хорошо получается», – всегда повторяла она.
Ничего особенного не происходило в жизни Пупель. Она училась, делала проекты, подрабатывала шрифтами. Дело шло к диплому. И тут ни с того ни с сего внезапно возник Марк. Он никуда и не пропадал на протяжении всего этого времени, просто они с Пупель не общались, и вдруг почему-то он опять заговорил с ней в курилке. И ни о чем особенном они тогда даже не поговорили, просто так, обыкновенный разговор, но после этого разговора он как-то стал на нее поглядывать, потом позванивать, потом захаживать. Пупель воспринимала его спокойно, без каких-то эмоций, может, это его заводило, а может, его подкупала ее удивительная простота. Обычно люди не очень любят распространяться по поводу своих отклонений.
К Пупель вообще не подходило слово «обычно». Странный взгляд, фарфоровая кожа, длинные ресницы, рыжие локоны, а главное – удивительная непосредственность и непредсказуемость. Она, к примеру, сразу ему все вывалила по поводу своей болезни.
– Понимаешь, – говорила она, – смерть Севашко свела меня с ума. А можно сказать, что, наоборот, я пришла в ум, только это уже другой ум, тот ум, который кажется глупостью, а на самом деле глупость была до того. Мне казалось, что Севашко вечный, я думала, что смерти вообще нет, о ней только в книжках пишут. Я о ней думала совсем по-другому. Мне казалось, что она фантастична и где-то далеко. Оказывается, смерть рядом, так смотрит и говорит, ну-ну, пока походи, попрыгай, а потом уже – моя власть. Я приду, и ты станешь кукольным, игрушечным, глаза у тебя будут пластмассовые, руки ватные, а потом и каменные, и ты уже никогда не будешь тем, что ты есть. Ты уже не человек, не зверь – никто, ты что-то неживое, ты – тело. А что такое тело? Вот говорят, это физическое тело, значит, труп – это физическое тело? Я видела Севашко за несколько дней до того, как она это с ним сделала. Он даже не подозревал. Он шел бодрым шагом. А потом явилась она, и всё. И он, взрослый самостоятельный человек, учитель, пошел за ней, как козлик на веревочке, а мне сказал: «Передай всем, что я умер», и шел дождь. Голова его умерла раньше, чем он сам, тело еще двигалось, а голова была мертва, она стукнулась об пол, как тяжелый каменный мяч. Теперь у меня все хорошо, только по ночам снятся страшные сны. Только грусть и странные видения, зато могу делать все, что хочу. Теперь я пишу рассказы, а Магда их читает. Не боятся смерти только святые люди. Святые и юродивые не превращаются в физическое тело. Они легко идут к смерти, и она их боится, потому что знает, что они ей целиком достаться не могут и даже могут ее погубить. Она трудится, пыхтит, делает их мертвыми, а на этом месте тут же родится цветок или дерево, и опять жизнь, а где жизнь, там нет смерти. Я не святая и не юродивая, поэтому я боюсь смерти, и даже воспоминания о ней приводят меня в трепет.
Это было уже после защиты дипломного проекта. Марк вдруг ни с того ни с сего заявил Пупель, что расстался с Надькой.
Пупель это удивило.
– Почему? – задала она как всегда непосредственный вопрос.
– Потому что я тебя люблю, – выпалил он. – Я хочу быть с тобой.
«Любовь, – думала Пупель, – дается человеку один раз в жизни. И тут уж зависит от самого человека, сумеет ли он удержать эту хрупкую вещь, сумеет ли он бережно ее нести, не уронив, – всю жизнь. Любовь трудно найти, а потерять легче легкого. Одно неловкое движение, и ее нет. Часто возникают такие опасные острова, которые манят своей якобы особенностью, а на самом деле там нет ничего, и у тебя тоже уже ничего нет. Она прячется в воспоминаниях, в остром ощущении потери. И потом плачь, рви на себе волосы, проклинай себя – бесполезно. Не сумел ты удержать и навсегда остаешься лягушкой, и нет Ивана Царевича, он обиделся и ушел. Нет ни волшебных клубочков, ни заколдованных селезней, ничего нет. И от этого отчаяния рождается безразличие и апатия».
