Роланд Харингтон - Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских
Школу, надо сказать, Билли-Боб не любил, ибо никогда не пользовался там популярностью. Тем не менее по прочтении приглашения оболтус расчувствовался. Он вспомнил, как сидит в классе на уроке истории. Худая училка рассказывает про худого Авраама Линкольна, врага всех южан, а Билли-Боб тайком пожирает под партой бутерброд с арахисовым маслом и млеет от ненависти к аболиционистам-янки… Так что, несмотря на отсутствие у него супруга/ супруги/партнера/партнерши, болван решил пойти на праздник.
Настала долгожданная суббота. С утра Билли-Боб особенно много потел от волнения. Он нигде не мог найти себе места: ни на кухне среди любимых объедков, ни на топчане перед сломанным телевизором, ни в конуре питбуля. Часы и минуты медленно ползли друг за другом, как дождевые червяки по арканзасскому чернозему.
Наконец солнце начало клониться на запад. Для Билли-Боба, который за месяц до того загнал ходики «Timex» в пивном баре, это значило, что пора готовиться к празднику.
Грязун принялся прихорашиваться. Вымыл лицо слюной, разогнал с головы вшей, с торса блох, а с конфуза крабов, после чего обратился к насекомым с речью: «Не волнуйтесь, мои маленькие друзья! Когда я вернусь домой, мы снова встретимся. А пока поживите на Уингзике». Затем для свежести надел майку задом наперед, намотал вокруг щетинистой шеи галстук с голыми красотками, заказанный из каталога «Southern Stud»,[187] и натянул парадные кроссовки.
Лето в Арканзасе жаркое и влажное, как парная баня, в которой Билли-Боб никогда не был. По причине отсутствия денег — толстопуз тратил все инвалидное пособие на порнографические журналы — он отправился на праздник пешком.
— Наша мама однажды нашла такой журнал у папы в портфеле. Сначала она разозлилась и стукала его по голове веником, но папа сказал, что он ему нужен по работе, и мама его простила.
Хотя солнце уже близилось к горизонту, на дворе было 40°. Вскоре майка с шортами набухли от пота, а с ними и галстук, но Билли-Боб упорно шагал по разнообразным гетто и гадостям. Через час родной поселок Саур-Холлоу остался позади, и грязун вышел на шоссе. По обе стороны дороги простирались помидорные плантации, на которых трудились зэки из местных тюрем под присмотром конных надзирателей.
Где-то еще через час толстопуз увидел знак:
Sleepy River
The Florence of Arkansas
Population 16, 275[188]
Стемнело. Билли-Боб ковылял мимо красиво подсвеченных семейных домов, где жили чистые, подвижные, трудолюбивые люди. Впрочем, болвану до них дела не было — мысли его витали совсем в другой области. Он думал о том, что может быть встретит на празднике свою первую любовь, Эшли Снутс. Все эти годы наш антигерой помнил ее пышную, как пирожное, фигурку и длинные светлые волосы. В школе Эшли выказывала ему полное презрение и при одном его запахе задирала надменный победоносик, как у Николь Кидман…
— А кто это?
— Знаменитая актриса, похожая на мою бывшую жену.
Да, в те далекие годы Билли-Боб был для Эшли менее интересен, чем мешок с мусором, тем более что в двенадцатом классе к ней пришла большая, настоящая любовь. Весь последний год учебы расцветающая блондинка предавалась подростковому сексу с Тимом Стивенсом, сыном мэра Слипи-Ривер и некоронованным королем школы. Тим был спортивного типа парнем, который охотно дубасил дурака, когда тот позволял себе пожирать или говорить в присутствие Эшли сальности.
Пока оболтус топал по тротуарам Слипи-Ривер, в его воспаленном мозгу оформилась фантазия: он охмуряет Эшли и уносит ее с собой, они в каком-нибудь укромном мотеле пожирают десять гамбургеров на пару, а потом вертятся в любовном исступлении на покрытых кетчупом простынях, в порыве страсти отрыгиваясь друг другу в лицо и зад.
В похотливых мечтах и мыслях Билли-Боб и не заметил, как оказался у здания школы. Он пересек до боли знакомую автомобильную стоянку, где Тим с приятелями когда-то смеха ради переезжали через него на машинах, и жирным пузырем присоединился к потоку нарядно одетых людей, вливавшемуся в школьные двери. Балбес с изумлением увидел, что у одноклассников и их супругов/супруг/партнеров/партнерш отсутствуют прыщи и болячки, которые он начал разводить еще в детском возрасте.
— Мы в школу не ходим, поэтому у нас нет прыщей.
— Зато у мамы на щеке бородавка, но она ее пудрит.
Вместе с другими гостями болван направился к столу, где члены оргкомитета праздника регистрировали его участников.
Билли-Боб узнал хорошенькую Ким Зарецки, подружку Эшли, с которой та когда-то была неразлучна, и приветливо подполз к ней. При виде ухмыляющегося балбеса Ким содрогнулась, но потом все-таки собралась с силами и выдала ему пластмассовый значок с надписью: «Hi! Long time no see! I’m Billy-Bob Dalton».[189]
Толстяк наклонился вперед, демонстрируя порнуху на галстуке, и доверительно дыхнул на Ким внутренними ароматами организма.
— Эшли здесь?
— Да, кажется, — неохотно ответила молодая женщина и еще раз вздрогнула.
Довольный Долтон первым делом решил утолить голод. «Пора заморить червячка», — пробормотал он и покатился к столу с закусками.
Хотя там имелся богатый выбор салатов и сушек, у обжоры на них живот не лежал. Вместо здоровой, малокалорийной пищи он налег на мясную. За несколько минут несколько окороков оказались в билли-бобовском брюхе. Небольшой перерыв на переварку — и толстяк снова пошел в гастрономическую атаку.
Тут он нечаянно лизнул длинную красную рыбу, лежавшую на овальном блюде в середине стола. Вкус ему понравился.
— Что за дрянь такая? — спросил он соседа, деликатно хрустевшего стручком сельдерея.
— Атлантический лосось, — ответил тот и застыл в омерзении, когда Билли-Боб сунул одну рыбину в рот, а другую — в ширинку шортов.
Не буду далее описывать кормежку оболтуса — я слишком утончен для этого.
— Ну дяденька, ну пожалуйста, опиши!
— Нет, милые человечки, хотя я in loco parentis,[190] я все-таки не loco![191]
Где-то через час балда насытился. Он вытер все двенадцать пальцев о шорты и осоловело осмотрелся. Зал был полон народу. Элегантные выпускники и выпускницы обменивались школьными воспоминаниями, держа в руках бокалы с белым вином или минеральной водой. Вокруг то и дело раздавались буржуазные реплики.
— Бренда рассталась с ним после того, как превзошла его в духовном развитии.
— А рядом чудесный парк, где по утрам можно заниматься тай-чи.
— Я стригусь у Джоржио, хотя он очень эмоциональный.
— Вложи проценты в фирму по разработке компьютерных программ, а потом спиши их с налогов.
— «Тойота-Секвойя» машина все-таки более солидная.
— Когда мы в первый раз отвели Джимми в ясли, с ним случился припадок, но теперь он обожает туда ходить.
— Мне кажется, они у нее искусственные.
— Ты не поверишь, кого я только что видел! Помнишь этого дурака Долтона?
Толстопуз слонялся по залу и слушал счастливые разговоры. Он испытывал щемящее чувство одиночества, а также острую потребность смочить чем-то холодным иссушенную лососем глотку.
— Где здесь дают пиво? — рыгал он каждому встречному, но одноклассники лишь шарахались от него в надветренную сторону.
— Мы с Демулькой тоже любим пиво!
— А я люблю вино, потому что я девочка.
Наконец кто-то показал Билли-Бобу на холодильник, стоявший на другом конце зала. Подкатившись туда, жадюга схватил пригоршню банок «Будвейзера», сел в углу и принялся лакать их содержимое.
Следует сказать, что организаторы позаботились не только о еде, но и о музыкальном оформлении праздника. Ровно в восемь на сцену вышел струнный квартет городской ассоциации баптистов.
Раздались аплодисменты. Баптисты ударили в смычки. В зале зазвучали хиты школьной юности собравшихся типа «With a View to a Kill»[192] и «Dude Looks Like a Lady»,[193] которые квартет исполнял в мягкой, неназойливой манере.
Начались танцы. Дамы и господа плясали, как республиканцы, то есть не двигая туловищами, но слегка переступая с ноги на ногу и производя пассы руками. Впрочем, мы уже знаем, что Билли-Боб обожал музыку heavy metal[194] и никакой другой не признавал, поэтому струнные баптистские мелодии оставили его равнодушным. Для балбеса что ламбада, что баллада!
— А мы с Демулькой слушаем Мэрилина Мэнсона.
— А я люблю «Ин Синк».
— Гильотка-идиотка! Гильотка-идиотка!
— Я папе на вас скажу, и он вас в крыс превратит!
— Молчать, человечки!
Толстяк угрюмо смотрел на веселящихся одноклассников, опоражнивая банку за банкой, и утешал себя мыслью, что эти диетики в зад ему не годятся.
