Владимир Корнилов - Демобилизация
— Сама виновата, — сказал сын матери после примирения. — Зачем машины не прислала?!
И тут Ольга Витальевна открылась, что от волнения перед встречей с Филипченками и их покровителями, она забыла сказать шоферу адрес Лешиного приятеля и в момент, когда все подняли бокалы, с последним ударом Спасских часов она вдруг села и охнула. Ей даже пришлось спешно вместо вина накапать зеленинских капель. Шофер же, Вадим Михайлович, несколько раз позвонив в дверь сеничкинской квартиры и не получив никакого ответа, с радостью поехал к себе домой.
6
— Вот вам вся моя история, — вздохнул Алексей Васильевич и широко открытыми глазами поглядел на молодую аспирантку. — Постигаете?
— Вполне.
«И зачем он мне все это рассказывает? Пугает?» Инга посмотрела на свои маленькие квадратные часы. Было всего лишь четверть седьмого.
— Теперь вы все обо мне знаете, — сказал доцент. — Принимаете меня такового?
— Я не экзаменатор, Алексей Васильевич.
— Да, конечно. Но вопрос ведь не стоит, принимать или не принимать.
— И тем более, я не Маяковский.
— Значит, боитесь моей жены?
— Бойтесь ее сами, — злобно отрезала Инга. Она чувствовала, что пьяна. — «И плевать», — решила про себя. Ей хотелось все вокруг ломать, крушить, быть жестокой, грубой и одинокой.
— Инга, что с вами? — оторвался от своих прекрасных воспоминаний Сеничкин. — Сейчас пойдем, — сказал успокаивающе. — Минуточку, — махнул официанту. — Всего одну минуту. Вот, поглядите, — он вынул вместе с бумажником свернутые вчетверо листы писчей бумаги. — Это я накидал что-то вроде конспекта, соображения с соответствующими цитатами.
— Спасибо, — выдавила она через душившие горло слезы.
«Господи, не могу на него глядеть! Это лицо. Эта прическа! Этот самовлюбленный голос. Ой, Господи. Что за идиотические мужчины. Один труженик секса, другой — полный нарцисс?» — кричала про себя Инга, опустив глаза в странички, исписанные тонким, очень аккуратным, почти писарским почерком.
«Да, труженик секса, — скривилась она, вспомнив, что именно так в минуту пьяного откровения назвал ее бывшего мужа Бороздыка. — Но, конечно, это не он придумал. Где ему? Бездарность…»
Сеничкин расплатился с официантом и, осторожно подняв Ингу с кресла за острый локоть, вывел на лестницу, сошел с ней в гардероб, подал дубленку и распахнул двери. Музыка вместе с морозным ветром и прорезанной разноцветными гирляндами тьмой дыхнула им в лицо.
«Он думает, что я вдребезги, — решила Инга. — Пусть думает. Мне безразлично.»
На морозе ей стало легче. Мимо проносились уже не редкие, а частые, одни за другими, по двое, по трое — конькобежцы, по-видимому, беззаботные и счастливые, потому что сквозь звуки рыдающих журавлей (опять крутили ту же пластинку!) слышался их молодой, почти звериный гогот.
Инга и Сеничкин остановились возле ресторана в трех шагах от беговой дорожки. Конькобежная карусель все убыстряла бег. «Журавли» сменились другой, медленной «Я иду не по нашей земле», а конькобежцы всё летели, не в такт музыке закидывая ноги, догоняя других, ребята — девушек, девушки ребят, и смеялись всё звончей и безнаказанней. Вдруг появилась какая-то банда из пяти-шести подростков или молодых парней, которая, крутясь на пятачке против ресторана, начала сбивать пролетающих мимо девчонок и женщин. Некоторые пугались, замедляли бег, жались к обочине или просто прыгали в снежные сугробы, отделявшие каток от остального парка. Другие, сжимая кулаки, смело летели навстречу дрдросткам. Одна решительная девица, выставив левый конек, полоснула им по ноге растерявшегося хулигана, а сама, наддав, помчалась с аллеи к набережной, где было светлее, народу побольше и где медленно и важно катались по кругу в своих синих шинелях, ставшие от коньков удивительно высокими, милиционеры.
— Хотите на лед? — спросил доцент.
— Нет, — но подумав, что ей как-то надо отделаться от Сеничкина, сколько могла безразлично добавила: — Покатайтесь. Мне все равно некогда.
Он робко глянул на нее, но не сдвинулся с места.
За снежным барьером, на ледяной аллее, банда, потеряв одного подростка (он, сидя на сугробе, засучив штанину, всхлипывая, тер ушибленную ногу), по-прежнему резвилась и задевала пролетающих девчонок. Одна женщина в красной стеганой (безусловно, импортной!) куртке, разогнавшись, быстро летела по льду. Лицо у нее было накрашенное, а глаза сощуренные, но не от страха (женщина держалась на коньках уверенно), а от близорукости, и, когда она пролетала мимо Инги и Сеничкина, кто-то из подростковой банды подставил ей ногу и она под смех парней гулко грохнулась на лед.
— Пойдемте, — быстро схватил Сеничкин Ингу. Она подумала, что доцент хочет поскорее уйти от этого безобразия, потому что стоять и глядеть, как буйствуют мальчишки, и не вмешиваться — неловко. Но тут женщина в куртке поднялась и, прихрамывая и морщась, подошла к сугробу, потерла снегом щеку, потом разогнулась, сощурилась и вдруг крикнула:
— Алеша! Алексей Васильевич!
— Ушиблись? — отпустив Ингин локоть, подошел к женщине Сеничкин.
— Сослепу, — засмеялась конькобежица резким, неприятным, прокуренным, как почудилось Инге, голосом. — Я Марьяну жду, а вовсе не вас! Или вы теперь за ней следите?
— Почему теперь? — удивился доцент. — Я случайно здесь.
— У нас с вашей благоверной дамский разговор, но она, как всегда, запаздывает. — Женщина отогнула рукав куртки и поглядела на часы. — Она, безусловно, у вас, Лешенька, красавица, но я ведь не мужчина, чтобы столько ждать.
— Да, — попытался засмеяться доцент. — Не волнуйтесь. Придет.
— А я не волнуюсь. Я катаюсь, — хихикала женщина. — Пусть теперь померзнет, пока я сделаю кружок. Мы с ней как раз условились у этой пивнушки, — женщина махнула перчаткой на серое здание ресторана. — Хотите с нами? — спросила с некоторым лукавством.
— Нет, к сожалению, спешу.
— Ну, тогда auf Wiedersehen, — четко, как настоящая немка, крикнула женщина и, попытавшись спрыгнуть с сугроба на лед, упала.
Сеничкин подхватил ее под локоть, а Инга тут же поспешила к воротам. Это было не совсем красиво, но ведь доцент не счел нужным познакомить ее с этой женщиной.
Это была Клара Шустова, бывшая преподавательница Академии имени Фрунзе, а последние два года переводчица одного из строительных объектов в ГДР. Прошлым летом она отдыхала вместе с Сеничкиными и Курчевым на Кавказе, а когда-то вместе с Марьяной Фирсановой посетила квартиру Крапивникова.
Но всего этого Инга не знала и, вовсе не думая об этой накрашенной некрасивой женщине, поднялась на мост. Тут ветер был еще сильней, чем на катке, и, прикрывая папкой лицо, Инга, задумавшись о своей невеселой жизни, почти столкнулась с Марьяной Сеничкиной.
— Смотрите, а я как раз думала о вас! — засмеялась Марьяна. — Шла и думала: сейчас встречу Ингу.
— Да? — неуверенно поежилась аспирантка. — «Выслеживает, что ли? Ах, нет. Она же спешит на свидание с близорукой спортсменкой…»
— У вас неприятности? — спросила Марьяна.
— Нет, просто голова болит.
— Хотите «тройчатки»? — Марьяна открыла небольшую сумку на длинном ремне.
— Нет-нет, спасибо. Я должна чаем запить, — отстранилась Инга, боясь, что прокурорша почует запах водки. Впрочем, на таком ветру это было сложно.
— Жалко, что вы вчера недолго посидели, — продолжала болтать Марьяна. Ветер дул ей в спину. — Надеюсь, наш медведь доставил вас до самого дома. У вас ведь такой район — бывшая Сухаревка…
«Все знает, чертовка…» — вздрогнула Инга, но ответила любезно:
— Нет, у нас тихо. И родственник ваш очень любезен. Доставил меня в полной сохранности.
— Да? Он неотесан, но в общем, как поют, подходящий. Мой Алеша ему слегка завидует.
«Мой Алеша», — мысленно передразнила Инга. — «Ну и забирайте…» Но вслух сказала:
— Не думаю. По-моему, ваш Алеша всего достиг.
— Что вы?! — улыбнулась Марьяна. — Он, как говорит ваш муж, умрет в президиуме. Так что не всего. Но все равно это не наука, а шкрабство. А я, знаете, больше доверяю талантам. Наш чудак-лейтенант и обскачет доцента.
— Не знаю. Вам виднее. Извините, что-то совсем расклеилась, — и, махнув Марьяне варежкой, Инга спустилась с моста.
Голова у нее действительно разболелась. В аптечном киоске метро она купила пачку анальгина. Тут же рядом продавались открытки с поздравлением к Международному Женскому Дню. Улыбнувшись, Инга купила три штуки и в вагоне метро написала на одной:
«Борис! Просьбу выполнила. Очень трусила, но оказалось совсем просто. Перечла работу и еще раз Вам позавидовала. Подумайте, вдруг Париж стоит мессы и все такое… Может быть, сообразите что-нибудь более для них удобоваримое. Хотелось бы, чтобы у Вас все вышло. Будете в городе звоните. Инга».
![Гарри Гаррисон - Стань стальной крысой! (Книга-игра) [Ты можешь стать Стальной Крысой!]](/uploads/posts/books/11654/11654.jpg)