То Хоай - Западный край. Рассказы. Сказки
— Если все жители деревни проникнутся вашей убежденностью, тогда любое дело нам будет под силу…
Кхай знал: если хочешь изжить подозрения, суеверия и страх, надо работать, работать много и упорно. Это ведь как земля, которую раз, и другой, и третий взрежешь плугом, прежде чем станет она рисовым полем. И все-таки деревня уже совсем не та, какой была во время его первого приезда.
Взять хотя бы старосту Панга: испытания и трудности закалили его, и теперь он вполне достоин быть членом партии. Вот здорово! Он будет первым партийцем в Наданге. И Кхай решил поговорить об этом с Нгиа и с председателем Тоа.
* * *Когда Кхай вернулся в Финша, оказалось, что Нгиа уехал по делам в город. Но Тхао Кхай настоял, чтобы срочно было назначено собрание партячейки. Он подробно доложил о положении в Наданге, о том, как выросла сознательность Панга и окреп его революционный дух — особенно по сравнению с тем временем, когда Нгиа впервые побывал в Наданге.
Из его доклада все поняли, что на границе, возле Наданга, назревают какие-то тревожные события.
— Да-а, — возмущался Тоа, — шаман этот — крепкий орешек. Столько раз я видел его, а он и словом не обмолвился. Нет, что ни говори, понять людей нелегко. — Потом добавил встревоженно: — Ну коли так, я сам должен спуститься в Наданг.
Как только возникала опасность — пусть даже самая пустяковая, — председатель Тоа горячился, как конь на скаку, и его невозможно было утихомирить. Он подробнейшим образом обсудил с Кхаем все, что предстояло ему сделать в Наданге: повидать старого шамана, встретиться со смутьяном Нгу, наметить с Пангом дальнейшие планы…
Паводок спал, и председатель тотчас отправился в путь. По дороге он завернул к дому старого шамана. Хлев все еще был загорожен ветками, но в доме царило запустение: нигде ничего — ни выщербленной чашки, ни хотя бы драной сети или треснутого кальяна. Уж не помер ли старик? Нет, не может быть. Что же тогда стряслось? Может быть, он по совету Кхая перебрался в деревню, к старосте Пангу? Пожалуй, так оно и есть…
Но он ошибся.
Через несколько дней после ухода Кхая старик выздоровел, вспомнил, какую сокровенную тайну открыл он Кхаю, и преисполнился страха. Он сидел один-одинешенек в своей хижине, а опасенья его и тревоги росли день ото дня. «Бывало ль такое, чтобы человек выдал государевы секреты чужаку из другого племени, да еще партработнику? Разве предатель не обречен быть растерзанным тигром или ужаленным змеей?»
Вечерами старику чудилось, будто тигры и змеи уже у самой двери… Он ждал: вот-вот вернется королевский посланец и отомстит ему… Ведь королевский посланец знает дорогу, он приедет сюда и убьет его. Старик страшился тигров и змей и опасался встречи с Кхаем — он боялся всех и вся!
И старый шаман решил скрыться, уйти в лес и найти себе новое пристанище где-нибудь у берегов другой реки…
Одинокая цикада, схоронившаяся на время паводка где-то между камнями, вдруг завела свои печальные трели. Черно-серый — после дождей — утес, нависший над хижиной, рассекали трещины, сплетаясь в злобную шутовскую личину.
Тучи, переползавшие через вершины, волочили сюда новую стену дождя. Долина Наданг, стиснутая скалами у речного устья, вновь утонула в водоворотах ливня, в омуте человеческих страхов и надежд.
Когда председатель Тоа спустился в деревню, Панг сообщил ему:
— Старый Нгу неделю назад исчез без следа.
XIII
Миновала пора дождей. Начинался девятый месяц.
Небо над Финша стало выше и как бы невесомей. А горы словно раздались вширь долгими сине-зелеными полотнищами.
Ручьи, смирные и подобревшие, вернулись в свои русла, и тихое их журчание звучало ласково, как колыбельная песня: «A-а… Па-а-ой… Спи… сыночек… мой…»
На шеях буйволов и быков, направлявшихся к выгону, позвякивали колокольцы. Черные и рыжие быки шагали неторопливо и важно, а белые козы резво скакали вокруг них по кручам.
Девушки, проходя по полю, срывали упругие листья и, свернув их в рожок, дудели, скликая дружков. Время от времени одна из них останавливалась, настороженно слушая обступившую ее тишину. Потом, отломив пустой кукурузный стебель, не давший початка, жевала его, чтобы освежить соком горло, и принималась снова играть на рожке. Иной девушке вовсе некого было звать, и она обращала свою песню к неведомому, но желанному другу.
В предвечернем воздухе очертания ближних и дальних гор сливались в темно-зеленую стену, высившуюся над лоснящейся желтизной кукурузных полей.
Парни и девушки, покуда не началась жатва, сговаривались друг с дружкой и отправлялись из дальних деревень на базар, а там, не жалея ног, шли на другой, по соседству. Любители птичьих боев силками ловили соловьев в бамбуковых рощах. А усердные и рачительные хозяева уже распахивали ближние делянки, готовя их под осенние посадки сои.
В Финша пришел караван — сотни вьючных коней с первым товаром для нового магазина. Вместе с караваном вернулся Нгиа.
Он немедленно отправился на поиски Кхая.
— Нет его дома, — сказала Зианг Шуа, — он на работе.
— А он ничего не передавал мне? — спросил Нгиа.
— Нет.
Но Ми сказала, улыбнувшись ему:
— Кхай просил, когда вы объявитесь, зайти к нему на медпункт.
— Тогда я пошел, — заторопился Нгиа.
— А меня с собой не возьмете?
Нгиа, усмехнувшись, промолчал. Но Ми как ни в чем не бывало зашагала за ним следом. Она частенько заглядывала на медпункт. Там с первого дня отбою не было от любопытных. Люди приходили, усаживались и, покуривая табак, глядели, как Кхай делает уколы и исцеляет больных.
Народ валил на медпункт спозаранку — одни за лекарством, другие на прививку; очередь огибала весь дом. Да и само здание медпункта с побеленными известкой стенами и распахнутыми окнами, где развевались цветные занавески, было людям в диковинку. На стене за дверью приколоты плакаты с изображениями детей: один ребенок сладко спал, а другой улыбался во весь рот — оба упитанные, круглые, как тыквы. Правительство может вылечить любую хворь — теперь это знали все. Жаль только, больным, что жили далеко в горах, трудно добираться сюда по плохим дорогам. Хорошо бы устроить на тропе из Тхенфанга лестницу; там без ступеней по скалам не пройти. Вот и ходят пока на медпункт лишь жители ближних деревень, но все равно от пациентов нет отбоя. Люди привыкли к лекарствам, особенно им полюбились уколы. «Вколешь лекарство, — говорили они, — и сразу поправишься».
Кхая на медпункте не оказалось. И никто не знал, где он. Возможно, он снова спустился в деревушки, стоящие внизу, на реке, чтобы закончить опрыскивание малярийных болот.
Даже председатель Тоа не знал, где Кхай. Он сам только что вернулся — ездил на несколько дней в деревню лы. Обернувшись к Ми, стоявшей в дверях медпункта, он спросил:
— Ниа дома?
— Ушел за хворостом.
— Говорят, какая-то банда снова перешла границу и засела в лесу возле Наданга, — сказал председатель, обращаясь к Нгиа.
— Откуда это стало известно?
— Панг сообщил. И подонок Нгу исчез куда-то.
— Да-а, дела… — задумчиво протянул Нгиа.
Он как раз собирался обсудить с председателем и Тхао Кхаем, как наладить рекламу открывающегося в Финша магазина. Но вот в Наданге кто-то опять раздувает слухи и подстрекает народ «копить белое серебро в подарок новым начальникам, они-де вот-вот явятся вместе с государем». Нгиа почувствовал, как сердце его тревожно сжалось…
Вот уж который месяц люди сходятся в Финша на строительство магазина. Скоро уже и открытие. То-то будет праздник на всю округу! Но раз из Наданга пришли дурные вести, спокойным оставаться нельзя. Партячейка уделяет Надангу особое внимание. Нгиа и сам не раз бывал там. Тхао Кхай вон сумел даже старосту Панга вовлечь в партийную работу.
Хотя Нгиа поручили наладить торговлю в Финша, он принимал близко к сердцу любое дело, как прежде, когда руководил партработой в общине. Из памяти его никогда не изгладятся те дни, когда он впервые ступил на землю Тэйбака. Он пришел сюда тайными тропами подпольных связных — через Черную реку и реки Тхао и Ма и кружной дорогой добрался до Финша. Целый год пробирался он по вражеским тылам. Здесь Нгиа впервые встретил людей мео и са и сразу нашел с ними общий язык. Они давно уже ждали встречи с Партией.
Однажды отряд карателей напал на опорный пункт, где находился Нгиа. Сам он успел скрыться в лесу, но заблудился. После долгих скитаний, изможденный и больной, он не в силах был идти дальше и забрался в пещеру, неприметную в лесной чаще. Уездный комитет все время разыскивал его, но не нашел. За долгие недели, проведенные в пещере, Нгиа оброс бородой. Он лежал на камнях, не в силах сдвинуться с места. Шаря вокруг себя рукой, он обрывал мох и листья и жевал их; иногда удавалось поймать улитку, и он съедал ее. Когда Нгиа немного оправился, он выполз из пещеры и побрел по лесу. Лишь повстречав людей, он поверил, что остался жив.
