Наталья Галкина - Вилла Рено
Всю ночь Урусову снился покойный корифей, являвшийся ему в подштанниках и гневно говоривший:
— Занял-таки мое место, сукин сын!
Застилая постель, невыспавшийся Урусов нашел между спинкой кровати и матрацем пожелтевшую обтрепанную этикетку: «Купание молодых шпионок в прудах в лунную ночь, прерываемое солдатами».
За завтраком соседка по столу, переводчица со всех языков, безостановочно молотившая своим — как только есть успевала? — сказала ему:
— Весь Дом творчества только и говорит о вашем фильме! Надо же, сам Савельев решил экранизировать ваш роман! Фильм отчасти фантастический? Или сюрреалистический? Там, кажется, по приказу НКВД убивают академика Петрова? Какой смелый поворот сюжета! Какое неожиданное освещение проблем предвоенной сталинской эпохи репрессий! Урусов, мне обещали в ДК Крупской достать вашу книжку; вы мне ее подпишете? Я собираю автографы. А над чем вы сейчас работаете? Я сейчас перевожу книгу о плоскостопии, ради денег. За это мне потом обещали дать детектив. Что у вас за камень в перстне? Лазурит? Это ваш камень по гороскопу? Как романтично!
Завтрак свершился, писатели группами потянулись на прогулку на улицу Академиков.
Урусов пошел к заливу.
Дул ветер, загорающие отсутствовали. Он сидел на песке в полукольце осоки цвета туркестанской бирюзы, смотрел на дальний купол кронштадтского собора и думал о святом Иоанне Кронштадтском.
Знал Урусов об одном из пяти святых-покровителей Санкт-Петербурга немного: купил пару тоненьких брошюрок в Александро-Невской лавре, прочел, почти забыл. Однако именно тут, на заливе, ленивый ум заставлял его вспоминать то один, то другой отрывок наивных книг о пастыре, чье мирское имя было Иван Ильич.
Впрочем, память освежали «Лишние сведения» исторического консультанта, где немало строк посвящены были местночтимому синеглазому святому с пронзительным взором, даже ксерокс фотографии прилагался. «Каков парадокс: фотография святого...»
«Но, с другой стороны, ежели святые жили прежде, они и теперь живут. Мы можем их знать, знакомство с ними водить, говорить с ними в полном неведении находясь, не видя их нимбов. Хотя нимб может быть и условность, изобразительный символ. Или своего рода зримый невооруженным глазом „кирлиан-эффект"...»
Сперва вспомнился Урусову эпизод о чудесном обращении матроса-чекиста Силаева, ставшего командиром антибольшевистского летучего отряда; потом воспоминания адвоката Кони; затем то, что письма просящих о. Иоанна о помощи доставлялись в Кронштадт бельевыми корзинами; вспомнился рассказ о необычности служб и проповедей, как кричал о. Иоанн почти истерически: «Аще брат твой спросит хлеба, и дашь ему камень... камень дашь ему... камень! И спросит рыбы, и дашь ему змею... змею дашь ему, змею! Дашь ему камень и змею...» Вспомнил он и молитву о. Иоанна, которую постоянно то вспоминал, то забывал: «Имя Тебе Любовь; не отвергни меня, заблуждающегося. Имя Тебе Сила: укрепи меня, изнемогающего и падающего».
Сам того не замечая, говорил он вслух:
— Имя Тебе Свет: просвети темную душу мою. И услышал за спиной:
— Уж не ослышался ли я? Вы молитесь? Однако слова молитвы неточны. «Имя Тебе Свет: просвети душу мою, омраченную житейскими страстями».
Перед Урусовым стоял небольшого роста немолодой сухощавый священник с седеющей русой бородою, глядел неотступно прозрачными светлыми глазами.
— Простите, батюшка, я часто эту молитву читаю по-своему, неточно. Священник пошел к воде, Урусов за ним.
— Ничего, ничего. Проси от души, и Бог даст. Прости, Господь с тобою, спешу, не могу с тобой поговорить, да тебе пока не так и надо, а меня ждут.
Священник ступил в воду.
— Постойте! Куда вы? Кто вы? Как вас зовут? Вы не из зеленогорской церкви?
— Я протоиерей Иоанн Ильич Сергиев, — отвечал священник, порывисто и легко уходя от берега по воде.
— Святой Иоанн Кронштадтский! Стойте! Куда вы? Куда вы... идете?
— В Андреевский собор, — отвечал удаляющийся по водам.
Урусов стоял в воде, его окликнула проходящая по пляжу Ляля Потоцкая:
— Что с вами, Урусов? Вы бы хоть брюки закатали, они же светлые, водоросли потом не отстираются. Небось с Савельевым чи то с Нечипоренко горилки напились?
— Я сейчас видел Иоанна Кронштадтского, — сказал ей Урусов, выходя на берег
— Сели на колеса? — Ляля морщила носик, закидывала голову, щурилась сквозь лиловые очки. — Спиртным от вас не пахнет.
— Я видел его, как вас. Он ушел по водам в Кронштадт.
Ляля взяла Урусова за руку и повела, как ребенка, от залива в гору.
— К концу съемок вы все рехнетесь и сопьетесь, — сказала она с сожалением. — Ну что за мужики на Руси. Слезы одне.
ГЛАВА 38.
СОБАЧИЙ ВАЛЬС
Академик Петров все же познакомил жену свою с Реданским, не обмолвившись ни словом о том, что перед нею человек, игравший его роль в недоснятом еще в неосязаемом будущем фильме. Поскольку английский писатель, дважды с интервалом чуть не в пятнадцать лет побывавший у них в гостях, поражался сходству академика с Бернардом Шоу и называл их двойниками, новый русский двойник встречен был ею с улыбкою, но без особого удивления.
Они неспешно беседовали о том о сем, время медлило, отступила пелена мрака, окутавшая XX век, уже открывшаяся академику, а Реданскому-то явленная во всей красе по полной программе, словно рассеял ее слабый свет висящего над столом абажура.
Жена академика сказала Реданскому, что Петров давным-давно, в XIX столетии, когда были они женихом и невестою, писал ей удивительнейшие письма, полные, кроме всего прочего, достоинств литературных, игры, отличавшихся прекрасным слогом, юмором, изобретательностью. «Они были бы интересны для многих, особенно для молодежи».
— Если ты помнишь, — сказал академик, — они были предназначены для Единственной Читательницы, а не для читателей каких бы то ни было.
— А помнишь, как ты сравнивал себя в этих письмах с Иваном Карамазовым? Реданский чуть не сболтнул: «Как не помнить, и я-то помню прекрасно», да
вовремя осекся. Он читал эти письма в послевоенном номере «Нового мира», сравнение поразило его, оно не вписывалось в благостный образ академика, созданный советским пиаром; тем более что в воображении Реданского рядом с Иваном Карамазовым в первую голову не братья родные Митя с Алешей возникали, а Смердяков и черт. Кстати, последний Иваном Федоровичем воспринимался в качестве Двойника.
— Тут ведь и совпадение имен, верно, значение имело, — заметил Реданский.
— Совпадение имен... — Жена академика задумчиво покачала головою. — А я ведь отчасти и из-за совпадения имен, хотя это было не главное, хотела устроить встречу моему Ивану Павловичу с отцом Иоанном Кронштадтским. Был момент, казалось мне, грешной: исследования мозга, высшей нервной деятельности, коими занимается муж мой, противны Богу; из-за них — так я полагала — он все дальше отходит от той веры, что была у него в детстве, даже и не в семинарии, в раннем детстве. А отец Иоанн обладал невероятной силой внушения, убеждения, воздействия на людей. Я надеялась: встретятся они, выйдет меж ними разговор о науке и вере, отец Иоанн в подобном диспуте непременно мужа моего в своей правоте убедит и в воцерковленное состояние вернет. И вот стараниями моими встретились они в одном доме за праздничным столом. Был момент, очень внимательно друг на друга глядели. Отец Иоанн словно бы всматривался в лицо мужа моего и, вглядевшись, спросил достаточно громко соседа справа, знает ли тот притчу о праведных старцах на острове? Сосед ответил: нет. Муж мой с отцом Иоанном за весь вечер, к глубокому разочарованию моему, ни словечком не обменялись, словно нарочно сговорились уклониться от диспута... И не сбылись надежды мои.
— А я знаю притчу о праведных старцах с острова, — сказал Реданский. Она так руками и всплеснула:
— Не томите! Расскажите!
— Жили некогда на острове три праведных старца. Слухи об их святости дошли до церковного иерарха, сейчас не вспомнить мне, был ли то православный иерарх либо римский папа. Снарядили корабль, приплыли, старцы встретили иерарха с великим почтением, радостью и радушием, подивился он их жизни. Дикие звери выходили к старцам из чащи, лизали им руки, лежали у ног.
— Какие молитвы читаете вы? — спросил иерарх.
— Что такое молитва? — спросили старцы.
Удивленный донельзя, он научил их молиться. Благодарные старцы поклонились ему земным поклоном и долго стояли на берегу, глядя вслед отплывающему кораблю.
Через несколько часов в открытом море услышали на корабле крики и увидели, что вслед за кораблем, взявшись за руки, бегут по воде три старца. Подбежав к корме, вскричали они:
— Отче, отче, мы забыли слова молитвы, скажи нам!
— Вам не нужно, — отвечал иерарх.
Жена академика улыбалась, качала головою.
