Джон Брэйн - Путь наверх
Они с Джеком входили в число тех, кто окружал Брауна, красное лицо которого сияло улыбкой. Тут же был и Хойлейк; он посмотрел на меня в упор, но лишь слегка улыбнулся. Они находились в дальнем конце комнаты,- я отвернулся и принялся пить.
Во рту у меня был неприятный вкус: когда я злюсь, мой желудок всегда начинает бунтовать.
Я быстро допил пиво и заказал виски. Я стоял, повернувшись спиной к маленькому кружку в дальнем конце комнаты, и раздумывал, подойти к ним или нет. Вынув сигарету, я порылся в карманах и, не найдя спичек, попросил соседа дать мне прикурить. В эту минуту я поймал взгляд Сьюзен: она ослепительно улыбнулась мне, и, ободренный этой улыбкой, я направился к маленькой группе, которая, по мере того как я приближался к ней по этой бесконечно длинной комнате, начинала казаться все более и более неприступной и грозной, – словно бронированные мониторы с вращающимися башнями, которые применялись во время войны Севера и Юга.
– Добрый вечер, Сьюзен,- сказал я.
– Здравствуйте, Джо!-Затем, после некоторого колебания, она добавила: – Вы знакомы с моими родителями?
– Здравствуйте, мистер Лэмптон.- В голосе миссис Браун звучала неподдельная теплота. Вблизи она производила еще более внушительное впечатление: я не сомневался, что по велению кастовой гордости ее лицо может стать каменным.
– Мы с вами, кажется, встречались в муниципалитете,- проронил Браун. Он окинул меня быстрым оценивающим взглядом карих глаз, совсем таких же, как у Сьюзен. Он был уверен в себе не менее, чем Джек, но по-другому: его простонародная манера говорить, казавшаяся мне чересчур наигранной, была одним из проявлений этой уверенности.- Ну-с, чем вас угостить?
– Шотландским виски, пожалуйста.
Он щелкнул пальцами – и тотчас, словно по мановению волшебной палочки, перед нами вырос официант. Я взглянул на Хойлейка. На какую-то секунду лицо его приняло ледяное выражение. Он извинился и быстро отошел от нас; хотя в комнате было полно народу, он пересек ее, никого не задев. При этом он не смотрел, куда идет, и я вспомнил старый анекдот про королеву Викторию, которая всегда садилась, как только у нее появлялось желание сесть, не глядя, есть ли подле нее стул.
Блики света играли на его дымчатых очках и лысине; фрак его казался одеянием чиновника при каком-то чрезвычайно церемонном и жестоком византийском дворе; король и королева смотрели на меня задумчиво и холодно, слуга протягивал мне бокал с янтарной жидкостью, и у меня внутри все сжалось от страха, точно это питье могло заставить меня выдать некую страшную тайну; принцесса бросила какую-то любезность и улыбнулась мне светской улыбкой, словно мы познакомились только что, а принц с высоты своего роста готовился сказать нечто приятное бедному вульгарному малому, бывшему сержанту, который, должно быть, совсем растерялся, оказавшись в столь избранном обществе.
– Кстати, вы случайно не были под Комптон-Бессетом? – спросил он.
– Вместе с пятьдесят первой,- ответил я.
– В этой эекадрилье служил мой большой приятель Дэрроу. Петушок Дэрроу. Очень милый человек, мы с ним вместе учились. Заработал ленточку за Рур.
Мы, младшие чины, называли это «схватить медальку». «Заработать ленточку» – так говорили журналисты. Это меня разозлило, хотя я понимал, что он просто пытается подделаться под мой жаргон.
– Нет, я его не помню.
– Но вы, несомненно, должны были встречаться с ним. Старина Петушок был человеком заметным: огненнорыжий, с потрясающим баритоном. Из него мог бы выйти настоящий оперный певец.
– Я не был с ним знаком,- сказал я и все снова и снова повторял эти слова еще добрых пятнадцать минут, в течение которых Уэйлс, а заодно Браун и его жена играли со мной в игру «А вы знаете такого-то?», прощупывая меня с разных сторон – общественной, политической и даже религиозной: их так удивило, например, что я не был знаком с каноником Джонсом из Леддерсфорда («Он, правда, принадлежит к Высокой церкви, но это единственный умный священник на севере Англии…»). Игра эта хорошо известна, и цель ее – унизить тех, кто беднее тебя. Правда, это им не совсем удалось, но, несомненно, я дорого заплатил за виски Брауна и за ту рюмку виски, которой затем угостил меня Джек. А как любезно, с каким изысканным тактом Джек отказался от моего ответного угощения («Ни в коем случае, старина, здесь безбожно дерут!»).
Никогда в жизни не чувствовал я себя таким одиноким и загнанным; из-за нескольких рюмок хереса и виски на меня теперь сыпался град отравленных стрел, парализующих гордость: «А вы знаете…», «Вы, разумеется, встречали…», «Вы, безусловно, знакомы…» Сьюзен почти все время молчала, но, судя по ее лицу, она прекрасно понимала, что все это означает. Она, конечно, пришла бы мне на помощь, но для этого ей не хватало опыта и твердости характера.
Прежде чем отправиться на бал, я выпил в «Сент-Клэре» две пинты «Старого», и теперь эти четыре рюмки виски и все возрастающее раздражение заставили меня забыть о привычной осторожности. Я не был пьян, но и не вполне владел собой.
Джек спросил меня, знаком ли я с сыном Улыбчивого Зомби.
– Удивительный малый,- сказал он.- Помяните мое слово, он когда-нибудь разобьется в своей старой машине. Ездит, как сумасшедший. Вы должны его знать: он вечно гоняет по Дафтону.
– Я не знаюсь с торгашами такого рода,- сказал я.
Наступило молчание.
– Я не вполне вас понимаю, старина.
– Он продает одежду в кредит,- пояснил я.- По сути дела, это ростовщичество.
Такой торговец покупает товар прямо с фабрики и продает в рассрочку по цене раза в два выше той, что я или любой другой, у которого есть глаза, согласится за это заплатить. А он еще берет проценты…
– Это коммерция,- перебил меня Джек.- Нельзя же отказываться от прибыли.
– Это грязная коммерция,- сказал я.
До этой минуты миссис Браун оставалась непроницаемо спокойной. У нее было красивое лицо с большими глазами и нежной кожей, белизну которой еще больше подчеркивали черные волосы. Теперь же ее губы сложились в гримасу легкого отвращения, которая яснее слов говорила, что она не хочет иметь ничего общего с этим разъязным субъектом в рубашке с плохо застегнутой манишкой и с латунными запонками, особенно после того, как он при ней так грубо и несдержанно ответил на вполне вежливый вопрос милого Джека; а Джек еще был так любезен с ним и разговаривал, как с порядочным человеком, и это, разумеется, ударило тому в голову.
Она взяла Брауна под руку.
– Наш танец, дорогой. До свйданья, мистер Лэмптон.
Браун улыбнулся мне.
– Не стоит портить нервы, мой милый, из-за того, что мир устроен так, а не иначе.
Веселитесь, пока молоды.- Он похлопал меня по плечу и исчез в толпе. У него была та же манера говорить и та же солидность людей старой закалки, как у моего отца, и я пожалел, что из чувства самоуважения должен его ненавидеть.
21
– Мне необходимо повидать тебя, Элис,- сказал я.
– В самом деле?
– Прости. Я страшно сожалею о том, что произошло.
– Нескоро же ты об этом пожалел.
– Я не могу объяснить тебе все по телефону,- сказал я.- Я не принял бы это так близко к сердцу, если бы…
– Если бы что?
– Если бы ты так много для меня не значила. Я был так счастлив с тобой…- Слова, как норовистые лошади, не желали выходить из конюшни, а ведь они выбегали оттуда с такой готовностью, чтобы унести Сьюзен в мир фантазии; я знал, что они там,- оседланные и взнузданные, готовые умчать нас далеко от мира лжи и одиночества, от унизительной необходимости брать фрак напрокат, от этих рюмок виски – медяков, которые суют нищему, предварительно раскалив их добела. Но для этих слов время еще не наступило.
– А вдруг я нашла себе кого-нибудь другого? – сказала она.
– Нет, не может быть! – Но на самом деле я не испугался: я был уверен, что она поняла и то недосказанное, что таилось за моими словами.
– Положим, не нашла. Но мне нравится твоя самоуверенность: значит, ты считаешь, что я сижу и жду, когда ты меня поманишь? Не слишком ли высокого ты о себе мнения?
– Ну, что ж. Глупо было думать, что ты простишь меня…
– Подожди. Я буду в «Сент-Клэре» около девяти. А сейчас я спешу. С минуты на минуту Джордж спустится к завтраку.
– Но ведь уже одиннадцатый час,- сказал я тупо.
Она рассмеялась.
– Ты просто упоителен, милый. До свидания.
Она повесила трубку прежде, чем я успел ответить, и я вернулся в ратушу, едва не попав под автобус, когда переходил улицу: жизнь снова была хороша, и я был так счастлив, что двигался словно в тумане. Одного звука ее чуть хрипловатого голоса оказалось достаточно, чтобы все тревоги кончились, а случившееся на городском балу утратило всякое значение.
Спеша по длинному коридору в казначейство, я чуть не сшиб с ног Джун. Не задумываясь, я обнял ее за талию и поцеловал в мягкую щеку с золотистым пушком.
