Катажина Грохоля - Хьюстон, у нас проблема
Теперь мы оба стоим за камерой, он послушно открывает снятые кадры.
Это катастрофа.
Я был прав, черт подери, я был прав!
Великий Оператор становится синим от бешенства, режиссер в ужасе, гримерша улыбается мне, легонечко, понимающе.
– Простите и благодарю, – я поворачиваюсь и быстрым шагом иду в сторону дома.
– А вы… пан, вы можете выстроить кадр так, как вы это видите?
– Вот дерьмо! – Великий Оператор что-то в сердцах кидает об землю.
Я смотрю на режиссера – он делает приглашающий жест рукой.
Я моментально ставлю кресло у живой изгороди: зелень и небо. Спокойно. И на первом плане будет она, а не то, что происходит рядом.
Переставляю камеру.
Они оба подходят.
– Пани Малгося, сядьте, пожалуйста, в то кресло вместо меня! – просит Актриса, и гримерша садится в кресло.
– Кресло слишком тяжелое, слишком благородное, обивка слишком яркая… – объясняю я.
Они молчат.
– Да что тут происходит-то, это что – шутка? – Великий Оператор начинает нервно хихикать.
– На вашем месте, пани, я бы подождал три часа – тогда будет хороший свет, но если у вас совсем нет времени – хотя жаль, конечно, – то нужно ваш образ как-то смягчить, а иначе вы будете выглядеть, как Марлон Брандо в помидорах перед смертью. Притом что он мог себе позволить такие тени под глазами и даже мог…
– Так давайте сделаем, – говорит Актриса. – Ты согласен со мной? – она обращается к режиссеру.
Тот послушно кивает.
Оператор подходит к камере, он ненавидит всеми фибрами своей души меня и весь мир, если бы он мог – он бы меня укусил, и я бы наверняка умер, отравившись ядом, которым он полон. И меня это не удивляет.
– Спасибо, – говорю я. – Вы меня простите, но я видел вас в театре, и вы были прекрасны… жалко было бы, если…
– Ну уж нет, – она придерживает меня за локоть. – Раз уж вы тут такой шум устроили – прошу вас, именно вас, меня тогда уж снять. Похоже, что вы вполне с этим можете справиться. Дадим человеку шанс, а?
Режиссер глупеет, а пани Малгося начинает смеяться, отворачиваясь в кресле ко всем спиной, плечи у нее подрагивают.
– Что? Это как же? – у Великого Оператора отваливается челюсть.
– А вот так же. Очень прошу вас.
Я встаю за камеру и прошу объектив на сто тридцать пять миллиметров. Устанавливаю бленды, передвигаю лампы поближе к камере, перед лампами ставлю рассеиватель – и с каждым моим действием она становится все красивее, как будто я слой за слоем смываю морщины и тени с ее лица.
– Нужно еще контровой свет установить, – говорю я. – Чтобы высветлить ее.
Осветитель приносит еще одну лампу, с каждой секундой образ становится все лучше, свет мягче и приятнее.
Я снимаю три дубля.
Они оба с режиссером подходят, чтобы посмотреть кадры.
Я разворачиваюсь и, проходя мимо Великого Оператора, бросаю сквозь зубы:
– Любую работу нужно делать как следует, козел.
И быстро ухожу, не дожидаясь, пока он мне врежет.
Надеюсь, что из-за этого не будет скандала.
На бегу я забираю деньги за антенну и кабель, сажусь в машину и уезжаю.
Мир прекрасен!
День матери
Перед отъездом хочу заехать к матушке, мы с ней не виделись уже две недели. Сначала она два дня провела в больнице, я даже хотел ее навестить, но она сказала, что делать мне там нечего, что это просто обследование и что она в среду уже выходит. А потом у меня был сумасшедший дом на работе. Поездка стоила прилично, да еще ведь надо взять денег с собой, чтобы пошалить. А завтра День матери, так я одним выстрелом убью двух зайцев: и попрощаюсь перед отъездом, и с праздником поздравлю.
Вот только понятия не имею, что купить матери в подарок.
Раньше подарки моей матери покупала Марта – я чувствую себя уставшим при одной мысли об этом. Что нужно моей матушке? Да ничего! «Не трать на меня деньги, у меня все есть» – старая песня. Духи вроде как принято дарить своей женщине, а не матери. Цветы? Извините, цветы она не любит. Но не придешь же с пустыми руками! Книгу? А хрен знает, что она читает. Все, что она любит из книг, у нее есть, а в новинках я не особо-то разбираюсь. Иду в парфюмерный магазин – начинаю от всего чихать. Соль для ванны? А зачем ей соль? Фильм какой-нибудь? Ну, так она его всего раз и посмотрит, да и вообще – можно и в кино сходить тогда просто. По телевизору и радио все время рекламируют какие-то витамины и пищевые добавки для пожилых: типа выпьет твоя матушка эти витамины – и у нее все вырастет заново, подтянется, все токсины выведутся сами собой, будет твоя матушка как новенькая.
Но разве можно собственными руками купить матери дерьмо?
Безнадежно. Бутылку тоже нельзя. Отпадает. Да что бы я ни купил, все равно услышу: «О боже, ну зачем ты на меня тратишь деньги!»
Был бы у меня ринграф – я бы ей его подарил. Но не отдавать же свой…
Вот ведь засада с этим Днем матери.
Я звоню Бартеку.
– Бартек, ты что матери на День матери покупаешь?
– Коляску! – радостно кричит он. – Я за нее почти пять тысяч отвалил, прикинь? Чудесная! Все делает, многофункциональная!
– Инвалидную коляску? – уточняю я с сочувствием, потому что даже не представлял себе, что его мать настолько больна.
– Да постучи себе по голове, старик, ты что! Коляску для ребенка! Ты пойми, это такая модель, которая растет вместе с ребенком!
– Для матери! Я тебя о матери спрашиваю! – протестую я.
– Аська и есть мать! – заявляет он, и я понимаю, что очень зря ему позвонил.
– А своей матери?
– А моя в Ольштыне, я ей позвоню – она порадуется. А в следующем году в это время уже Зосенька будет свою мамочку поздравлять. Ты представляешь?!!
Вообще-то я с трудом представляю себе, как двухмесячный ребенок будет поздравлять свою мать.
Я звоню Алине.
– Алинка, спасай, я не могу ничего купить, а завтра же День матери.
– Ты где? Я сейчас приеду, выберем что-нибудь.
На Алину всегда можно положиться.
Мы договариваемся с ней встретиться в каком-то огромном торговом центре – она их все знает как свои пять пальцев и обязательно поможет мне выбрать что-нибудь для матушки.
Алина искренне обнимает меня – мы последний раз виделись в апреле, в самом начале. И мы начинаем свой вояж по магазинам.
– Какой у твоей мамы размер?
Какой… Мамин. Недлинный. Слегка полноватый.
– Номер какой?
– Номер чего, пардон? Обуви?
– Да нет, номер размера. Шестой? Восьмой? Шестнадцатый, четырнадцатый? Или она худенькая? Я что-то не помню.
Она всего раз видела мою мать, да и то пару лет назад.
Худенькая ли моя мама? Я не знаю. Мать как мать. Нет, она точно не худая. И я вообще не уверен, что покупать ей одежду – это хорошая мысль.
– А какими духами она пользуется?
Какими духами… да откуда я знаю! Я знал, какими Марта пользуется!
– Она красится?
Моя матушка?
Понятия не имею. Никогда не обращал внимания.
– А что она любит?
Готовить. И потом кормить меня.
– Она готовит.
Алина таскает меня из магазина в магазин, голова у меня начинает идти кругом от обилия всех этих вешалок, свитерков, блузочек, платочков, ароматов, баночек с кремами, скляночек с духами и тому подобного…
– О, тогда, может быть, купить ей хорошую кастрюлю? Такую, знаешь, в которой можно готовить без масла! Женщины всегда заботятся о фигуре, независимо от возраста.
Кастрюлю на День матери?
– Или, например, скороварку. Как тебе? А как у нее вообще кухня оборудована – современная? Смотри, какие красивые ситечки, да еще складываются! Прелесть! А вот эти ложки для салата – просто супер, ничего не выпадает, посмотри, какие огромные…
Я смотрю, но не вижу. У меня сердце начинает колоть. Все вокруг сверкает и переливается яркими неоновыми красками.
– Вот эта кастрюля, видишь? Только надо еще что-нибудь докупить. Какой-нибудь бальзам для тела или что-нибудь в этом роде. Ты этим, понимаешь, показываешь, что понимаешь: она женщина! А каждая женщина за собой ухаживает.
Ухаживает ли моя мать за собой?
Я совсем не уверен, что ей нужен весь этот идиотизм, но покорно вытаскиваю бумажник. Кастрюля, надо сказать, сильно бьет по моему бюджету, я чуть в обморок не падаю, когда слышу ее цену.
Но в конце концов – мать у меня одна.
– Так, а теперь пошли в косметику. Может быть, что-нибудь с Мертвого моря? Этим ты ее точно порадуешь, вот увидишь!
Я иду за ней, словно овца на бойню. Ненавижу покупать подарки! Вообще ненавижу покупать!
– Или что-нибудь из бижутерии? – Алина замирает перед витриной.
Я взглядываю на цены – и поскорее оттаскиваю ее от прилавка. Мы прибиваемся к стойке, которая затерялась между двумя магазинчиками. Я сыт всем этим по горло, позволяю Алине выбрать масло для тела. Она подсовывает мне под нос какие-то пробники, они все пахнут одинаково хорошо, а я мечтаю о гамбургере.
