Нагиб Махфуз - Избранное
Женщина, едва различимая в темноте, замолчала, думая о том, что утро ей придется встречать уже среди чужих людей. Чужими будут и ее новые соседи. Их руки примут ее дитя. И расти ему суждено на чужбине, как ветке, отрубленной от родного ствола. А ведь ей было так мало нужно для счастья. Дома она готовила еду и носила ее мужу в мастерскую, а вечерами, сидя у окна, слушала звуки ребаба, на котором играл поэт дядюшка Гаввад. Что может быть слаще звуков ребаба и увлекательней рассказов о Габале! О том, как однажды ночью он встретил Габалауи и тот сказал ему: «Ничего не бойся!» — и обещал поддержку и победу. Габаль вернулся на улицу окрыленный. Что может быть лучше возвращения на родную улицу после долгой разлуки!
Шафеи посмотрел на небо и, увидев меркнущие звезды и светлую полосу над горой Мукаттам, напомнил:
— Надо идти! Мы должны быть на рынке до восхода солнца!
— Но я еще не отдохнула!
— Превозмоги усталость!
Как чудесна была бы жизнь, если бы не Занфаль! Жизнь, полная добрых дел, чистого воздуха, неба, усыпанного звездами, прекрасных чувств. Но, к сожалению, существуют и управляющий имением Игаб, и футуввы Байюми, Габер, Хандуса, Халед, Батыха и Занфаль. А ведь каждое жилище могло бы стать таким, как Большой дом, и вместо стонов в них звучали бы песни. Но бедняки мечтают о невозможном, как когда–то Адхам. А кто они такие? Их затылки и спины опухли от побоев и пинков. Их глаза засижены мухами, а в волосах кишат вши.
— Почему мы забыли Габалауи? Женщина пробормотала в ответ:
— Аллах знает!
Но мужчина воскликнул в бессильном гневе:
— О Габалауи!
И эхо отозвалось его голосом. Тогда он встал и сказал:
— Ну пошли, с Богом!
Абда поднялась. Он взял ее за руку, и они зашагали к югу, в сторону рынка Мукаттам.
45.
Глаза Абды светились радостью.
— Вот и наша улица! — воскликнула она. — Вот мы и вернулись, слава Аллаху, господу миров! Дядюшка Шафеи, вытирая вспотевший лоб рукавом абы, с улыбкой подтвердил:
— И правда, что может быть приятнее возвращения домой! Рифаа слушал разговор своих родителей, и его красивое юное лицо выражало одновременно удивление и грусть.
— Но разве можно забыть рынок Мукаттам и его жителей? — спросил он.
В ответ мать улыбнулась ему, поправляя малайю, сползшую с ее уже тронутых сединой волос. Было ясно: мальчик тоскует по своим родным местам так же, как и они тосковали по родной улице, и, несмотря на родительскую ласку и заботу, ему нелегко будет без старых друзей.
— Хорошие вещи никогда не забываются, — проговорила Абда, — но эта улица — твоя настоящая родина, здесь живут твои родные, господа этой улицы. Ты полюбишь их, и они полюбят тебя. Может быть, после смерти Занфаля квартал Габаль станет самым лучшим местом на земле.
— Ханфас вряд ли будет лучше Занфаля, — усомнился Шафеи.
— Однако Ханфас не питает к тебе вражды.
— У футувв вражда возникает так же быстро, как грязь -после дождя.
Абда умоляюще проговорила:
— Не думай так, муаллим. Мы же вернулись, чтобы жить в мире. Ты откроешь лавку и будешь зарабатывать на жизнь. Не забывай, что и на Мукаттаме ты подчинялся власти футуввы: они ведь есть повсюду и всюду командуют людьми.
Семейство приближалось к своей улице. Впереди шел дядюшка Шафеи с мешком в руках, за ним Абда и Рифаа, каждый с большим узлом. Рифаа был очень привлекательным юношей, высоким и стройным, с ясным лицом. Он казался чужаком на земле, по которой ступал. Глаза его с любопытством смотрели на все вокруг, пока его внимание не привлек Большой дом, одиноко возвышавшийся в начале улицы, окруженный забором, из–за которого виднелись лишь кроны деревьев. Рифаа долго смотрел на дом, потом спросил:
— Это дом нашего деда? Абда радостно ответила:
— Да! Теперь ты наконец увидел то, о чем я тебе рассказывала. Там твой дед, владелец этих земель и всего, что на них. Все принадлежит ему и существует его милостью. Если бы он не уединился от мира, жизнь на улице была бы совсем иной!
А дядюшка Шафеи насмешливо добавил:
— Да! И от его имени управляющий Игаб грабит жителей улицы и натравливает на них футувв. Все время, пока они шли вдоль южной стены Большого дома, Рифаа не отводил глаз от его закрытых окон и дверей. Потом показался дом управляющего Игаба, у его распахнутых настежь ворот на скамье сидел бавваб. Напротив был расположен дом главного футуввы Бейюми. Перед входом в него стояла повозка, груженная мешками риса и корзинами фруктов, которые слуги заносили в дом. На улице резвились босоногие мальчишки, а их матери сидели на расстеленных циновках прямо на земле, перед домами, и, перебирая фасоль или нарезая мулухийю, обменивались новостями, шутками, временами перебранивались. Отовсюду слышались смех и громкие голоса.
Семья Шафеи вошла в квартал Габаль. Навстречу им попался слепой старик, который шел, палкой нащупывая себе дорогу. Шафеи опустил мешок и кинулся к нему с радостной улыбкой.
— Дядюшка Гаввад, поэт наш, здравствуй! Поэт остановился и прислушался. Затем, в растерянности покачав головой, сказал:
— Здравствуй! Голос–то мне знаком!
— Ты что, забыл своего друга плотника Шафеи! Лицо старика засияло от радости.
— Дядюшка Шафеи! Боже Всевышний! — воскликнул он.
Мужчины обнялись, привлекая внимание всех, кто находился поблизости. Двое мальчишек, дурачась, тоже стали обниматься и целовать друг друга. Не переставая трясти руку Шафеи, Гаввад сказал:
— Ваше отсутствие длилось двадцать лет, а то и больше. Быстро летит время! А как твоя жена?
— Хорошо, дядюшка Гаввад, — откликнулась Абда. — Да пошлет тебе Аллах здоровья! А это наш сын Рифаа. Ну–ка, поцелуй руку дяде Гавваду.
Рифаа охотно подошел к поэту, взял его руку и поцеловал, а тот похлопал юношу по плечу и, пробежав пальцами по его лицу, сказал:
— Поразительно, как он похож на деда!
Абда засияла от счастья, а Шафеи, смеясь, возразил:
— Если бы ты увидел, какой он тощий, ты не сказал бы этого!
— Нельзя быть похожим во всем. Габалауи неповторим. А чем занимается твой сын?
— Я обучил его плотничать. Но единственный ребенок в семье — всегда балованное дитя! Он мало времени проводит в моей мастерской, а все больше бродит где–нибудь в пустыне или в горах.
Поэт, улыбаясь, заметил:
— Да, мужчина остепеняется лишь после женитьбы. А где ты жил все это время, муаллим Шафеи?
— На Мукаттаме! Старик громко рассмеялся.
— Точно как Габаль! Только он вернулся оттуда укротителем змей, а ты плотником, как и уходил. Во всяком случае, теперь твой враг умер, хотя преемник его ничуть не лучше.
— Все они таковы! — вмешалась Абда. — А мы хотим лишь одного: мирной и спокойной жизни.
Жители квартала, прослышав о возвращении Шафеи, сбежались, бросив свои занятия, и радостно приветствовали его. Рифаа с любопытством озирался вокруг. Он убедился, что их встречают как родных, и на сердце у него полегчало, разлука с Мукаттамом уже не казалась столь тягостной.
Вдруг в окне дома, стоявшего первым в ряду домов квартала Габаль, он заметил девушку, которая с интересом разглядывала его. Но когда взгляды их встретились, она отвернулась, словно ей не было до него никакого дела. Один из мужчин, окруживших Шафеи, заметил эту немую сцену и сказал:
— Аиша, дочь Ханфаса. Бросивший на нее хоть один взгляд может дорого за это поплатиться.
Лицо Рифаа зарумянилось, а Абда сказала:
— Он у нас скромный юноша. Просто он впервые видит свою родную улицу.
В это время из дома, стоявшего первым в ряду, вышел мужчина, видом своим напоминавший быка. На нем была широкая, развевавшаяся при ходьбе галабея, а усатое лицо было испещрено шрамами. Послышался шепот:
— Ханфас! Ханфас!
Дядюшка Гаввад взял Шафеи за руку и повел его навстречу мужчине, говоря на ходу:
— Привет и уважение футувве квартала Габаль! Разреши представить тебе нашего брата муаллима Шафеи, плотника. Он вернулся на улицу после двадцатилетнего отсутствия.
Ханфас равнодушно взглянул на Шафеи, словно не замечая его протянутой руки. Потом с тем же равнодушным видом все же протянул свою руку, холодно бросив:
— Привет.
Рифаа смотрел на Ханфаса, едва сдерживая возмущение. Мать шепнула ему на ухо, чтобы он подошел поздороваться с футуввой. Рифаа против воли протянул тому руку, а Шафеи сказал:
— Мой сын Рифаа!
Ханфас смерил юношу недовольным и презрительным взглядом.
Презрение это, как поняли окружающие, было вызвано непривычным для нашей улицы деликатным обликом Рифаа. Небрежно пожав его руку, Ханфас обернулся к его отцу.
— Ты, наверное, пока отсутствовал, забыл все порядки на нашей улице?
Шафеи сразу понял, куда он метит, и сказал, пытаясь скрыть неловкость:
