Анатолий Приставкин - Судный день
Чтоб приятней и крепче был сон.
Этой воблы тебе я навешаю,
Если хочешь, так целый вагон!
– Ну помоги! – повторил умоляюще Костик. – Как друга… Прошу…
Толик замедлил шаг, остановился.
– Я тебе встречу устроил? – спросил сурово.
– Да.
– В подвале?
– Да.
– Ну и что?
Костик пробормотал, опустив голову:
– Она обещала…
– Да ну?
– Правда.
– А это – что? – Толик кивнул в сторону террасы, и, будто в ответ на его слова, там громко рассмеялись. Смех этот был, точно, Катин.
Костик сильней побледнел, поняв, на что намекает его дружок.
– Пойди, выпей за Катькино счастье. И замри на этом!
– Я не пью, – сказал Костик. – А она – сама?
– Цветет и зреет, – подтвердил Толик. – Ух, как им горько! Сундуков просто млеет из себя!
– Толик! – вскрикнул Костик и кулаки сжал. – Позови, ну?
– Не психуй, – попросил тот. – Психам сегодня выходной… Ты что от нее хочешь-то?
– Не знаю, – ответил он. Он, и правда, ничего теперь не знал, кроме одного, что ему надо ее увидеть. Надо, и все.
Толик в задумчивости покачал головой, никак не одобряя своего сумасбродного дружка. Но думал он в это время о своем.
– Слушай, – спросил. – Касса на вокзале сейчас работает?
Костик тупо молчал, что он мог понимать в кассах. В это время на террасе стали слышны голоса, и один из них, женский, громко спросил: «А Толик где? Вы не видели Толика?»
– Ох, Зинаида! – пробормотал Толик, оглядываясь в сторону дома. – Так и следит, следит… Вот что у баб во все времена развито, так вот этот локатор! – И он показал на нос. Он сложил руки рупором и крикнул в сторону веранды: – Иду! Сейчас иду!
Он с сожалением посмотрел в сторону калитки, вздохнул. Но вдруг его осенило.
– Слушай! Сходи-ка на вокзал, – попросил он Костика. – Это полезней, чем тут без пользы ошиваться… Сходи! А?
– Зачем? – спросил тот, явно никуда не желая уходить.
– Спросишь поезд на Москву… На двадцать три… Понял?
Костик, конечно, ничего не понял и промолчал. А Толик достал бумажник, а из него какой-то документ.
– Вот, – протянул. – Это литер и паспорт. Возьмешь билет на этот поезд… Стой… Деньги возьми…
– А позовешь? – с сомнением спрашивал Костик и топтался на месте. – Катю позовешь?
Толик вздохнул. Вынужденно пообещал.
– Делай, – произнес. – Посмотрим… Снова стал слышен голос Зины, и Толик поспешил в дом, бросив уже на ходу:
– Не потеряй! Возьмешь, и немедленно сюда! Я тут буду ждать! Да побыстрей!
Примерно через полчаса Костик снова объявился у дома с билетом, как обещал, зажатым в кулаке.
Касса работала, поезд не опаздывал, как ему объяснили, и билет по литеру он получил без всяких затруднений.
Костик никогда в жизни не покупал билета, и чувство при покупке он испытал странное, ему самому неведомое, будто не кто-нибудь, а это он, Костик, куда-то собирался уехать.
Однажды было, он ездил в Москву, но там их посылали делегацией несколько человек, подростков, и никаких ему билетов покупать не приходилось. Посадили на поезд, и все. Кажется, даже на этот же самый, поздневечерний, на котором теперь уезжал и Толик…
Если только он, а не его дружок Чемоданов. Но Толик еще днем грозился уехать. Запутался он на заводе, погорел… С Лялькой тоже запутался. И, судя по всему, с этой, которая тут на веранде…
Впрочем, Костик был уверен, что его ловкий дружок нигде не пропадет; он в любом городе, вынырнув, своим станет… Не о нем Костику сейчас надо печься, а о себе да о Кате, которая сидела в доме и не догадывалась, не знала, что он-то, как обещал, ждет… Билетами свиданку отрабатывает! Да Костик бы не только до вокзала, куда хошь, даже в милицию побежал бы по своей воле, лишь бы ему Катю позвали. Без нее, без того, чтобы ее немедля увидеть, жизни у него нет. И не будет. Он все равно окна в террасе высадит или что другое сделает, лишь бы Катю увидеть… Цех родной, и мама, и друзья все, всё ушло, всё отпало перед этим единственным, но съедающим его чувством, которого он никогда не испытывал и которое, может, он того и не знал, зовется коротким прекрасным словом – любовь.
Но не он один, оказывается, мучился в этот весенний вечер от своих неразделенных чувств…
У самой калитки, на подходе, Костик столкнулся с Ольгой Востряковой. Но какова была эта Ольга, если даже Костик ее не узнал!
Губы и брови накрашены, под шерстяным жакетом платье до пят в серебряных блестках, будто на маскараде, и туфли на высоких каблуках! Прям как актриса в каком-то американском кино, где она в баре цыганские песни поет… А на голове у Ольги фантастическая шляпка, да не шляпка, а целый сад-огород: немыслимой формы со всякими там фруктами по полям! Чудо-юдо, словом.
Шла она, Ольга, чуть покачиваясь, оттого что не привыкла ходить на каблуках, и было, наверное, больно ногам…
А Костик, хоть и смотрел в упор, потому что ждал свою Катю и все лица не только издалека, но и вблизи казались ему теперь Катиными, не узнал Ольгу, решил, что это пугало огородное какое-то вырядилось, чтобы пугать в темноте маленьких ребятишек.
А когда узнал, глаза вытаращил и даже в сторону отпрянул: еще бы, это ли не чудеса! Их непререкаемый комсорг, парень в юбке, которую никто в цехе за бабу не считал, один Толик чего-то там суетился, и то по линии не столько дать, сколько взять, расфуфырилась, как в театр, и тоже тут гуляет.
Увидела Костину растерянность, засмеялась победительно, наверное, считала сейчас себя неотразимой.
– Что? – спросила. – Не узнал?
Он кивнул оторопело, не сводя с нее глаз.
Поинтересовался сочувственно:
– Ляльк… Ты это что? Ты откуда?
– Красиво? – спросила она и кокетливо повернула голову. Но тут же посмотрела в глубину сада, за калитку. Наверное, ей хотелось, чтобы такой же ее увидели и остальные из тех, кто был там, на веранде.
Костик помолчал, не зная, что ей ответить на ее дурацкий вопрос.
Помявшись, ткнул пальцем в шляпку, спросил глуповато:
– А жратву зачем на голове носишь?
Ольга обиделась.
– Ну и видно, что лапоть деревенский! Не понимаешь в красоте! – И снова посмотрела вглубь, за калитку. – Ты бы захотел пригласить меня в кино?
– Куда? – удивился Костик.
– Ну, куда-нибудь… На танцы или в ресторан, например.
– Тебя? – переспросил ошарашенно Костик.
Ольге надоел этот бессмысленный разговор. И глупость Костика надоела. Хоть он и свой парень, и даже добрый. Но что он понимает в любви? Ради нее и не такое наденешь! Хоть ноги и правда болели, как после коньков.
– Я к примеру сказала, – успокоила Ольга. – Да ты и мал, чтобы кого-то куда-то приглашать. Я имела Толика в виду! Ты его не видел?
Костик не хотел врать. Но и правду он не мог сказать.
Ольга опередила его.
– Я знаю, он здесь… Он на свадьбе, у твоей этой… Которая с яблочками… Правда?
Костик вздрогнул от ее слов. Даже Толик не произносил этого невозможно тяжкого слова: свадьба. А Лялька раз – и бухнула. И чего ей вообще тут надо?
– Ляльк, – попросил Костик в отчаянии. – Ляльк… Уйди… А?
Но ей, наверное, нравилось так разговаривать с Костиком.
– Ты – ненормальный! – сказала она. – Тебя ведь за прогул судить будут!
– Ну и что?
– Вот до чего ты, Ведерников, опустился… Совсем себя потерял! Идешь на преступление из-за сопливой спекулянтки, которая тебя и знать не хочет!
Костик содрогнулся, как от пощечины. Сил не было терпеть эту вздорную Ляльку. Да еще каждую минуту мог выйти Толик, и тогда неминуем скандал. Он чувствовал по Ольге, что она настроена прямо на скандал.
– Ляльк, – попросил он, сдерживаясь как мог. – Будь товарищем, уйди! Мне нужно быть одному. Ну?
Но Лялька уже зацепилась за слово «товарищ».
– Вот! Вот! – засмеялась она истерично. – Для вас Лялька не баба, а свой парень! Товарищ! Именно… Один военпред на заводе мне так и сказал… Ты, сказал, не баба… А ты маленький мужчинка! Ты, говорит, Гаврошик! Когда ходишь по цеху в штанах… Ну а под штанами… Я хотела спросить, да не спросила. Под штанами я что же, не баба?
Тут из дома донесло музыку и смех. Оба они оглянулись, это случилось одновременно. Испытующе посмотрели друг на друга.
Ольга произнесла, но уже по-другому: горечь прозвучала в ее словах:
– Я, думаешь, зря тут болтаюсь… Я, как и ты, вокруг своего счастья хожу, которого нет… Я стояла тут, тебя не было, и слушала их музыку, на их свадьбе… Знаешь, о чем я думала? Господи, ну сделай так, чтобы мне повезло! Чтобы он сейчас вышел!!
«Она», – поправил про себя Костик.
– …И чтобы он понял, как я ему нужна! Ведь было же, было, когда он от меня ни на шаг не отходил… Даже в цехе… Я ему рисовать плакаты давала, и он целый день у меня, в комсомольской комнате, чертил… А сегодня он сам сказал: «Приходи…» Но я знала, что он-то не придет! Я знала!
Она шмыгнула носом и стала обыкновенной Лялькой, шебутной, но милой девкой из училища, которая почему-то еще и занималась в медкабинете и дежурила с коробочкой лекарств, и однажды, когда Костику было плохо, от слабости кровь носом пошла, она ему прикладывала сырой платок и утешала… Вот сейчас она была похожа на ту, простую и сердечную Ляльку. Куда-то весь гонор ее, поучительство, менторский тон пропали…
