Тьерри Коэн - Она так долго снилась мне...
Продолжение последует само — или не последует.
Однако атака мсье Гилеля несколько поколебала мою уверенность. Все эти дни от Лиор не пришло ни одного письма — и это подтверждало доводы мудрого старика. Я несколько раз перечитал свое последнее письмо, пытаясь поставить себя на место Лиор. И должен был признать, что теперь оно показалось мне чересчур прямолинейным. Она могла почувствовать себя обиженной, что так доверчиво открылась мне, а в ответ получила лишь письмо с извинениями, в котором объяснялось, что я не тот, за кого она меня принимает. И я решил опять написать ей. Не для того, чтобы предложить встретиться, а лишь затем, чтобы она не огорчалась и извинила меня.
От: Рафаэля Скали
Кому: Лиор Видаль
Тема: Мое письмо
Дорогая Лиор,
вы, наверное, удивитесь, когда обнаружите в почте мой имейл. Но я долго размышлял о нашей переписке и начал сомневаться в уместности своего письма.
Я не большой мастер сочинять, и мне всегда трудно понять, чего же ждут от меня люди. Я всегда стараюсь говорить то, что думаю, и иногда, а порой даже часто, я могу человека ранить. Может быть, читая мое прошлое письмо, вы тоже были обижены.
Я преследовал единственную цель: вывести вас из заблуждения по поводу моих достоинств, поскольку у меня их нет. Но наверняка я невольно оборвал ваш порыв или, что еще хуже, разрушил надежду на понимание. Если это так, мне искренне жаль. Если не так, мое письмо могло показаться вам глупым и претенциозным. По сути дела, кто я такой и по какому праву могу считать, что мои писания так уж важны и способны повлиять на чьи бы то ни было мысли или чувства? Но я знаю, что иногда можно придать большое значение книге, если она касается лично тебя, если она задевает сокровенные струны души и чутко отзывается на твою боль или на чувство, на котором основывается часть твоей жизни.
Если я правильно понял ваше письмо, мой первый роман произвел на вас именно такое впечатление. Я сперва ощутил удовлетворение, даже гордость. Потом я осознал, что этот роман больше мне не принадлежит, что он говорит только об одной части моей жизни и что сегодня я уже не достоин похвал, которые до сих пор ему адресуются. Именно это я и хотел вам объяснить.
Чувства, которые вы обнаружили в «Тиши ее молчания», подлинные и искренние, и они могут быть для вас сколь угодно важны. Но я сам отныне не чувствую того огня, который горел во мне, пока я писал эту книгу. Может быть, потому, что мне нечего больше сказать людям, а может, потому, что с тех пор я стал более серьезно относиться к писательству. Ну и, конечно, потому, что я изменился. Старый книготорговец, с которым мы оба знакомы, сказал мне в какой-то момент, что каждый из нас ищет свою книгу, которая пробудит нас к жизни, наполнит душу теплом, залечит наши раны, раскроет перед нами новые горизонты. Я считаю, что это прекрасная и благородная мысль. Словно люди и книги связаны между собой таинственной мистической связью, которую трудно обозначить или объяснить. Но я еще понял, что писательство — это большая ответственность. Может, поэтому меня и напугало ваше письмо. Оно поставило меня лицом к лицу с писательской ответственностью.
А я-то больше не писатель.
Если я обидел вас, простите.
Если все это вам неинтересно, забудьте меня. И забудьте это письмо.
С самыми дружескими чувствами, Рафаэль Скали ЛИОРЭто письмо пришло уже неделю назад, но я все это время и не открывала компьютер.
Когда я увидела на экране имя Рафаэля Скали, я как-то внутренне заметалась: мне только-только удалось загнать это воспоминание в дальний уголок мозга, и я надеялась вскоре вовсе избавиться от него.
Он извинялся за предыдущее письмо. Выражал опасение, что обидел меня, и объяснял, что никак не может справиться со своим чрезмерным правдолюбием. Я прочла письмо, затаив дыхание, а потом долго сидела, глядя в одну точку и пытаясь оценить, доставило ли оно мне удовольствие или, наоборот, оскорбило. В конце концов, приятно осознавать, что он вспоминает меня, что пытается как-то объясниться. Я была тронута. К тому же очевидно было, что он человек тонкий и чуткий.
Я захотела было ответить ему, чтобы объяснить, что и я не та, за которую он меня принимает. Но любые оправдания только усилили бы недопонимание. И я отказалась от этой мысли. В любом случае его письмо не требовало ответа. Оно всего лишь уточняло предыдущее. Только проясняло двусмысленную ситуацию.
Эльза сидела и покрывала лаком ногти.
— Что с тобой? — спросила она, взглянув на меня.
— Да ничего.
— Да ладно.
— Нет, я просто…
— Устала, да, знаю. Ты отвечаешь мне так каждый раз, когда я подозреваю, что ты в депрессии. Как поживает Серена?
— Состояние стабильное.
— Я должна догадаться, что это скорее хорошие новости.
— От нее сейчас уже не может быть хороших новостей. Ладно, я спать, — сообщила я.
— Не раньше чем ты скажешь мне, что это ты такая кислая! — воскликнула она, пересев ко мне поближе.
Я заколебалась на мгновение.
— Я убедилась, что никогда не смогу отказаться от мысли, что когда-нибудь встречу мужчину всей моей жизни, — призналась я наконец.
— Ого! Потрясающе! — воскликнула она, всплеснув руками. — И кому мы обязаны таким преображением?
— Одному писателю.
— Писатель? А что за писатель?
— Я тебе о нем рассказывала, Рафаэль Скали. Мы обменялись несколькими письмами, и то, что он написал мне, меня взволновало.
— Погоди, я пропустила первые серии… — Она подалась вперед, вглядываясь в меня. — С каких пор ты переписываешься с этим типом?
Тогда я рассказала ей начало истории: свое письмо, его ответ, мои терзания и разочарования.
— Короче, все это позволило тебе понять, что ты все еще надеешься на встречу с прекрасным принцем.
— Ну да, а я думала, у меня уже иммунитет.
— Ох, гениально! Сбой в системе! Ну, значит, еще не все потеряно. Но скажу тебе по совести: надо тебе все-таки отказаться от этой мысли.
— Вот как? Но ты же всегда призывала меня верить в это!
— Нужно отказаться от мысли встретить мужчину всей своей жизни в том романтическом понимании, которое у нас было, когда мы были молоды, красивы и тупы как пробки. Мы обе изменились. Ты стала чуть менее молодой и красивой, я чуть менее тупой.
— То есть ты советуешь вестись на кого попало?
— Нет, просто перестань искать идеального мужчину. Все наши проблемы от этих романтических бредней, которые нам вбивают в головы с самого раннего детства. Прекрасных принцев не существует. Последнего отхватила Золушка.
— Значит, по-твоему, любовь — иллюзия?
— Да, по крайней мере, та, в которую мы верили, когда были девчонками. Другими словами, я больше не верю в предначертанную свыше встречу, за которой следует любовь до гроба. Я ставлю на внезапно нарисовавшегося кандидата и отношения с ограниченным сроком действия и возможностью продления…
— Твои выводы довольно неутешительны…
— Ладно, — она скорчила гримаску, — до последнего времени у меня все было сугубо временное…
— А у меня и вовсе ничего…
— Но ответь мне честно: ты что, действительно влюбилась в этого писателя?
— Нет. Его роман меня поразил, и не только содержанием и стилем, но и тем, что позволил мне убедиться, что есть мужчины, еще способные так говорить о женщинах.
— Одним словом, влюбилась.
— Нет! — вскричала я. — Разве можно влюбиться в человека, которого ты никогда не видела и ничего о нем не знаешь? Мне просто хотелось с ним познакомиться, узнать, это что за личность такая, что сумела перевернуть вверх тормашками все мои представления. А мне к тому же сказали, что он не хочет больше писать, что он больше в себя не верит… Ну, и мне захотелось его приободрить, помочь ему обрести веру в себя, в свой талант… и, кто знает, может, и уговорить снова взяться за перо.
— Врачевательница израненных душ… остаешься сестрой милосердия до конца, — пошутила она.
— Да ладно тебе! Я только и умею провожать на тот свет, а вылечить никого не могу.
ИОНАЯ ждал ответа, который бы позволил мне узнать, не ошибся ли я, не разочарована ли она моими предыдущими посланиями, хотя бы прочитала ли их, но ответа не было. Мсье Гилель охотно согласился, чтобы я поработал по вторникам с утра, и на следующей неделе я, снедаемый беспокойством, поджидал Лиор, но она не пришла ни в этот вторник, ни в следующий.
Я переходил от удивления к нетерпению, от надежды к глубочайшему отчаянию. Каждый рождающийся день нес в себе обещание, но к вечеру надежда угасала. Время делало свое дело: оптимизм иссякал, силы таяли. Я чувствовал себя полным идиотом. Вспоминал слова, что написал ей, и с каждым разом они казались все более выспренними и претенциозными.
