Мартин Эмис - Информация
— Когда же вы собираетесь встретиться? — спросил Гвин. — Чтобы побеседовать о вашем покорном слуге. По крайней мере, это я могу вам устроить. В обмен на «молодую сексапильную поклонницу», которую Ричард для меня раздобыл. Ладно, Деми, — тебе наверх по лестнице.
Давай, мы ведь не хотим лишних сантиметров, правда, любимая?
Когда Деми ушла на свои занятия, Гвин потратил по крайней мере несколько минут на то, чтобы просветить Ричарда относительно хода его переговоров с европейскими издателями о публикации «Возвращенного Амелиора». По ходу дела он употребил несколько жаргонных синонимов, обозначающих «тысячу». Ричард подметил, что стоит только какому-нибудь романисту получить гонорар, обозначаемый цифрой с тремя нулями, как он тут же начинает употреблять слово «штука». Лично он никогда не стал бы этого делать. Даже если бы ему представилась такая возможность. Это была бы позорная капитуляция перед сиюминутным и суетным. Перед мирским и смертным. Неужели им всем так хотелось быть похожими на гангстеров или на толстосумов? Что бы тебе ни причиталось, ты получишь, но не тогда, когда тебе это нужно. Это как в азартных играх… В любом случае, в последнее время Ричард чувствовал себя нищим настолько, что даже стал выключать «дворники» каждый раз, когда проезжал под мостом.
— В общем, я ей сказал: «Возьми с португальцев пятнадцать, но не забудь вычесть десять на аудио». В конце концов, что такое тонна? — сказал Гвин, успокаивая себя. — Я сказал это, только чтобы Гэл отстала.
В последние минуты их ожидания придурь снова оживилась и, по всей видимости изголодавшись, переползла в другую часть мозга, заставляя Гвина властно хмуриться и бросать на невидимых оппонентов гневные взгляды… Наконец настала их очередь.
Последним черным шаром Ричард выиграл 3:2. Он никак не мог сосредоточиться.
— Есть и другие способы, — сказал Ричарду тот молодой человек. — Ботулизм в сэндвиче. Или можно подослать к нему женщину. Как антитело. Обработать его психологически. Запугать. Не обязательно использовать физическое насилие.
— И все же в физическом насилии что-то есть…
— В отличие от прочего это действует на всех. И это просто.
Ричард, вместе с Марко, полулежал на вытертой, но все еще достаточно элегантной кушетке. Щека мальчика лежала на гулко звучащей груди отца. Ричард читал сыну вслух «Книгу джунглей» Киплинга — читал с необыкновенным чувством… «Физическое насилие — это просто». Читая сыну вслух, Ричард, к своему изумлению, обнаруживал, что его восхищает простота. Не в художественной прозе, а вообще. То, что нравится всем, зачастую очень просто. Красота с научной точки зрения (и в данном случае красота служит точным индикатором истинности) часто бывает очень простой. Ричарду не хотелось слышать никаких бесцеремонных, бесчувственных замечаний о простоте.
— Стало быть, говоря гипотетически, — сказал Ричард, — если я захочу кого-нибудь проучить…
— Вы придете ко мне, — откликнулось дитя джунглей.
Ричард продолжал читать дальше: это был отрывок о неотвратимом приближении Шер-Хана и мудрых увещеваниях Акелы. Ричард читал дальше, пока не заметил, что неподвижность Марко уже не вызвана тем, что он поглощен чтением, — на своей рубашке Ричард увидел широкую дорожку слюны. Марко уснул. Кряхтя от напряжения, Ричард осторожно выбрался из-под сына. Склонившись над ним, он посмотрел на его лоснящееся от пота личико, приоткрытый ротик. У спящего Марко был вид как у потерявшейся маленькой собачки. Домашней собачки — привыкшей жить в доме. Немного погодя Ричард разбудил сына, и, просыпаясь, Марко еще что-то бормотал об орангутангах… Орангутанг означает «дикий человек». Маугли был мальчиком, которого воспитали дикие волки. И даже Марко, к отчаянию Ричарда, во сне погружался в мир, где обитали дикари.
Еще один день. Еще один день Марко пропускал школу. Закутав его так, что ребенок с трудом мог двигаться без посторонней помощи (был похож на дирижабль с рекламой), Ричард повел Марко в Собачий садик подышать свежим воздухом. Зеленый мир, осень, листопад. Тот дикарь, воспитанник доктора Барнардо, — это лесной человек в современной одежде. «Вы придете ко мне», — сказал он. Это была кульминация вечера. А потом Ричарду пришлось сидеть и выслушивать литературную критику: рассуждения Стива Кузенса об «Амелиоре».
Марко взял отца за руку. На еще не потемневшем небе уже взошла луна, она напоминала маску — плоскую на лбу и заостряющуюся к подбородку, или щит, поднятый, чтобы отразить вражеские стрелы. Пока они с Марко шли, Ричард вспомнил, как тогда, сидя в «Канал Крепри», после очередного коктейля, он потянулся к корзинке с начос и понял, что уже очень поздно, потому что начос увязли в своем соусе, как палочка, которую надолго оставили в банке с краской. А молодой человек продолжал:
— Это враки, это все туфта. Там все мило и светло. Там? Боже, я знаю джунгли. Я сам оттуда, приятель. Я знаю джунгли очень давно.
Кем был Стив Кузенс? Воспитанником какой-нибудь нью-эйдж-общины? Или он сбежал из колонии для несовершеннолетних? Это так и осталось невыясненным. Зато выяснилось, что Стив Кузенс читал «Айверонского дикаря» доктора Гаспара Итара (Ричард тоже его читал), читал и перечитывал, и вычитал то, чего там вовсе не было. Он представлял себя в некотором роде современным воплощением смуглого немого оборванца — два века спустя. Ричард вздохнул. Он вздохнул тогда и вздохнул сейчас, держа Марко за руку. Несмотря на свое смятение и сомнения, Ричард вполне мог себе представить, что можно невзлюбить книгу настолько, чтобы захотелось любым способом избавиться от этого дерьма: разорвать или сжечь ее, или даже набить морду автору. Ничего странного — в мире, где романистам необходимы телохранители, тайные убежища и отдельные вагоны в поездах.
— Когда почувствуете, что созрели, — сказал молодой человек на прощание, — дайте мне знать.
— Смотри! — сказал Марко.
Похоже, тишины и покоя сельской идиллии в городе больше не найти. Наступил момент, когда Лондон, казалось, демонстративно выставил себя на всеобщее обозрение. Ричард с сыном проходили мимо туалетов, и снова одна из дорожек была перегорожена оранжевой лентой. Лента игриво трепалась на ветру. Марко потянулся к ней, она казалась такой веселой — эта ленточка, огораживающая место преступления! На страже стояли двое полицейских. Пробираясь сквозь толпу мамаш и прислушиваясь к их нескладному хору, Ричард услышал, что на этот раз речь идет о маленькой девочке. Летом это был мальчик, и лента была натянута поперек другой дорожки. Свернув к западным воротам, отец с сыном прошли мимо скамейки, облепленной подростками, гоготавшими над какой-то похабщиной, доносившейся из переносного приемника. Это была не просто страстная лирика, это была откровенная аудиопорнография: дуэт мужского и женского голосов — рычаще-стонуще плотских. Не переставая гоготать, один бледный юнец умудрялся при этом дразнить свою собаку и хрустеть чипсами. Поздравляю: вот она, культурная жизнь, которой можно наслаждаться во всей ее полноте. Неподалеку стояла молодая парочка в черном, застыв в объятиях друг друга, как танцоры на зеленом ковре. У Ричарда подогнулись колени, когда он проходил мимо них: это были Дарко и Белладонна. У них был такой отрешенный вид, что Ричард невольно подумал о сибирских прокаженных, а потом вдруг, ни с того ни с сего, он подумал об ужасных непредсказуемых последствиях…
— Смотри! — сказал Марко, когда они присели на скамейку у ворот.
На востоке высоко в бледно-голубом небе два самолета набирали высоту, стремясь к одной вершине. Они были словно две иглы, за которыми тянутся одинаковые пряди белого дыма. Самолеты разошлись, не задев друг друга. Вскоре (небо органически не приемлет прямые линии и быстро разрушает их четкость) две белые черты образовали накренившийся крест: он наклонялся назад, уплывая все дальше за горизонт. Что-то закончилось — там, по ту сторону.
— Территория, — сказал Терри. — Все сводится к одному. Каждый парень хочет быть первым. Каждый индеец хочет быть вождем. Все сводится к этому: быть хозяином территории.
— М-да, приятель, — сказал Стив Кузенс и повернулся к своему второму гостю — Ричарду.
— Лично я хочу, — сказал Ричард, подчеркивая «я», поскольку Скуззи вел одновременно два разговора. (Возможно, он мог бы вести и больше — столько, сколько потребуется, как гроссмейстер, дающий сеанс одновременной игры.) — Я хочу бесплатный образец. Ну… может быть, не совсем бесплатный. Я думаю, мы сможем договориться.
— Так вы хотите, чтобы он получил оплеуху?
— …Ну-у, — сказал Ричард. — Пожалуй, не оплеуху. Скорее…
— Ладно, просто мы называем это оплеухой. Но это больше чем оплеуха. — Потом Стив повернулся к Терри: — Слушай, у меня есть своя территория. И она не ограничивается какой-нибудь долбаной улицей.
