Мария Воронова - Клиника одиночества
– Наконец-то я знаю, где вас искать, – шепнул Стас умиротворенно.
Он целовал ее невесомыми, осторожными поцелуями, так кошка трогает лапкой заинтересовавший ее предмет. Люба положила руки ему на плечи и несмело прижалась щекой к щеке. Сколько они простояли так – вечность, минуту? Она не знала. Мир кружился и летел в тартарары, родные стены прихожей обрушивались и исчезали, вместо них перед Любиными глазами возникали райские сады. В голове шумело, а ноги подкашивались так, что пришлось прислониться к шифоньеру.
– Послушайте, – сказала она слабо, – послушайте...
– Люба...
Вдруг он опустился перед ней на колени и прижался лицом к ее животу. Возле его рта кофточка сразу стала теплой и влажной.
Люба застонала и закрыла глаза. Стас осторожно приподнял кофточку и провел кончиком языка по ее животу. Это было очень приятно, хотя и немножко стыдно. Люба попыталась отпрянуть, но сильные руки удержали ее. Тогда она опустилась на колени рядом со Стасом и поцеловала его в губы.
Все это время Люба надеялась, что тот восторг, который она испытала в беседке, был связан не со Стасом, а с романтической аурой летнего вечера. О, эти коварные летние вечера! В загадочных серых сумерках разливается тепло земли, и звуки разносятся так далеко, что, кажется, можно докричаться до соседней планеты. Остро пахнет сиренью, и призрачный диск луны смотрит на землю своими пустыми глазами. В такие вечера душу посещает светлая, щемящая тоска, но ее скоро сменяет надежда на любовь и счастье...
Он отстранился и посмотрел в ее глаза. Уносимые вихрем страсти, беспомощные перед нахлынувшей вдруг острой любовью, они ободряюще улыбнулись друг другу.
А потом Люба закрыла глаза и растаяла в объятиях, такого раньше с ней никогда не случалось.
Поцелуи Стаса становились все откровеннее. Стоять дальше на коленках в прихожей рядом со шкафчиком для обуви было нелепо. Люба поднялась и повела Стаса в спальню, еле сохраняя равновесие на ватных ногах.
– Я так мечтал о тебе! – прошептал он. – Я просто не верю, что мы вместе.
Неловко, одной рукой, он справился с застежкой ее брюк, а Люба гладила его худые, еще юношеские плечи, не решаясь помочь ему освободиться от одежды.
– Я на секунду, – вдруг шепнула она и выскочила в ванную.
Зеркало отразило чужую женщину с разгоряченным лицом, Люба не сразу себя узнала. Она включила холодную воду и умыла лицо. «Господи, что же я делаю? – подумалось ей тоскливо. – Зачем?»
Если бы она была молодой неискушенной девушкой, можно было бы поддаться этому натиску страсти, но в ее жизни бывали такие бурные ночи, когда кажется, что ты сливаешься со своим партнером в единое целое и навсегда. Когда страстные поцелуи и искусные ласки убеждают тебя, что с тобой мужчина, предназначенный тебе от начала времен, ты обрела его наконец после долгих мытарств и блужданий и теперь вы будете вместе навек... Но за сумасшедшей ночью наступает серое утро, лучи солнца заглядывают в окно, и вся страсть исчезает, как нечистая сила с криком петуха.
Заспанное лицо, зевание, несколько ободряющих слов и скучных комплиментов, кофе с бутербродами или с чем-то другим, но таким же не домашним, не семейным, когда вы едите, стараясь не смотреть друг на друга. Он не хочет видеть в твоих глазах отчаянной надежды, а ты в его – такой же отчаянной скуки и желания поскорее уйти, пока ты не начала просить его остаться навсегда. Покончив с формальностями, он уйдет, обронив «Я тебе позвоню!», и ты перестанешь выпускать из рук телефон, прекрасно зная, что он никогда не позвонит, и все же надеясь на чудо.
«Так будет и сейчас. – Эта мысль заморозила ее сердце. – Пусть не обманывает тебя ни блеск его глаз, ни слова, ни ласковые руки. Сейчас он хочет тебя, может быть, ему даже кажется, что он готов на многие жертвы ради тебя, но когда он тебя получит, то поймет – игра не стоит свеч».
У него своя жизнь, молодая и красивая жена, зачем ему что-то менять? Но почему бы и не переспать с красивой опытной женщиной, если она этого хочет? И жена как раз в отъезде.
«Люба, нужно смотреть правде в глаза: время, когда ты могла выйти замуж за пылкого влюбленного юношу, давно прошло. Все твои поезда давно ушли, и догонять их глупо – ты выдохнешься, сломаешь ноги, растеряешь по пути все, что у тебя есть, но все равно не догонишь! Напиток молодости и любви, который ты хочешь сейчас выпить, завтра утром обернется страшным ядом.
Для юношей – девушки, а для тебя, Люба, – Максимов».
Она еще раз умыла лицо ледяной водой. За все надо платить – либо трудом и добровольным отказом от удовольствий, либо унижением. Это непреложный закон жизни. Пусть ей будет плохо сейчас, пусть она проплачет всю ночь напролет, пусть будет мучиться всю жизнь, что Стас потерян для нее навсегда, но у нее будет утешение – она не сделала ничего стыдного и плохого и сохранила свое достоинство. А иначе... Стас все равно не останется с ней, но к боли утраты добавится еще сознание того, что она оказалась обыкновенной шалавой. И Стас, утолив свой голод, тоже будет помнить о ней как о шалаве. О старой шалаве, ядовито уточнила Люба.
– Тебя так долго не было... – В ожидании Стас вышел на балкон покурить, и у Любы немножко отлегло от сердца. Она боялась, что он разобрал постель и ждет ее в полной боевой готовности.
– Прости, Стас, – сказала она, глядя в пол, – я не могу.
– Люба... – Он протянул к ней руки, но Люба отступила.
– Извини, что завела тебя...
– Я сам завелся. Я вообще не могу спокойно думать о тебе, а когда вижу, просто схожу с ума. Такие дела, Люба.
Оттого что он не стал ее уговаривать, Люба совсем растерялась.
– Прости, – тупо повторила она.
Он улыбнулся:
– Я понял. Ничего, я подожду.
– Чего?
– Когда ты будешь готова. Это ты меня прости за бурный натиск. – Он взял ее за руки и крепко сжал. – Я все время думал о тебе и почему-то решил, что ты тоже обо мне думаешь.
– Так и было.
Люба ждала настойчивых уговоров, может быть, даже упреков, только не безоговорочной капитуляции.
– Зато я знаю теперь, где ты живешь, а то совсем извелся.
Стас безмятежно улыбался ей. «Хочет растянуть удовольствие, – мрачно подумала Люба. – Тоже не новичок в любовных делах, понимает: чем быстрее ты съедаешь торт, тем быстрее он кончается. Ах, как хочется поиграть с ним в ухаживания, но конец-то все равно один – секс и расставание после секса. Только мне будет гораздо больнее, потому что все время флирта я буду надеяться, что он перерастет во что-то серьезное. А надежда – это как резинка от трусов: чем больше ты ее растягиваешь, тем сильнее она потом бьет тебя по заднице.
– Стас, нам лучше не встречаться больше, – решительно произнесла она.
