Кристофер Голден - Лесная дорога
Мама готовит печенье и разрешает ей размешать тесто, а потом облизать ложку.
Папа поет ей глупые песенки, чтобы поднять утром с постели и отправить в школу.
Майкл заморгал. Его зрение на мгновение прояснилось, и он с трудом начал различать жуткое лицо женщины. Ее рука была по-прежнему поднята, пальцы засунуты ему в лоб, но с ней творилось что-то неладное. Омерзительное лицо искривилось еще больше, исказилось от боли и стало заметно усыхать, становясь почти бесплотным. Вокруг глаз появились темные впадины, а само тело словно опало, превратившись в мешок костей.
Рот существа был разинут; из него раздавалось шипение, как будто из лопнувшей шины выходил воздух. Майкл нисколько не сомневался, что эта безобразная тварь внутри пустая. Что бы она и другие ни взяли у Джиллиан, им это было нужно для заполнения собственной пустоты.
Джилли. Ее воспоминания перетекли из этого существа в Майкла, но, очевидно, это произошло помимо воли существа. Так или иначе…
Потом все повторилось. Все поплыло у него перед глазами, и стало темно. Его чувства подчинились памяти. Но теперь это были не воспоминания Джиллиан, а какие-то расплывчатые видения из древних времен. Сознание Майкла заполнял потускневший мир, возраст которого можно было ощутить; даже запах воздуха стал другим.
На голубых водах Тунисского залива играют солнечные блики. В это утро все жрецы Карт-Хадашта собираются у Бирсы. Она идет во главе процессии. Ей, этой девственнице, дан высокий титул. В этот день ей будет оказана особая честь.
Слезы обжигают ей щеки. Вся земля выиграет, от этой жертвы. Особая честь.
На ее губах замирают невысказанные слова, а сердце разрывается от нерастраченной любви.
– Тише, - грубо прикрикивает на нее один из жрецов. - Не срами себя. Ты должна войти в храм Молоха с улыбкой, чтобы он тебя принял. Если ты ему не подойдешь, пострадает весь Карт-Хадашт.
Место действия меняется. Вокруг земляной площади возвышаются каменные колонны. В воздухе разлит запах моря. Тревожными голосами перекликаются птицы и улетают прочь от этого места, инстинктивно избегая его, чуя темную силу, исходящую от камней и земли. Если бы не каменные стены и тяжелая деревянная дверь перед ней, она бы видела голубую воду. Но ей нельзя больше смотреть на море.
Она больше никогда не почувствует тепло вод залива.
Никогда не ощутит эту радость.
И никогда не засмеется. Но она знает, что есть еще время поплакать. И она плачет, не обращая внимания на слова жреца.
Вокруг слышится возбужденный шепот. Тут и жрецы, и тысячи других людей, пришедших проводить ее, почтить Молоха ее кровью и возблагодарить бога-короля за то, что она - не их сестра или дочь и не любой из них.
Распахиваются двери. Внутри зияет темнота. Каменные ступени ведут вниз, под землю, под город. Молох живет в сердце Карт-Хадашта. Бог-король - сама сущность города.
Она делает один шаг, спотыкается и падает на колени. Ее покидают последние силы, и слез уже не сдержать. Она сильно прикусила нижнюю губу. Но подбородку стекает кровь, но она чувствует лишь тепло.
«Глупая девчонка. Ты позоришь не только себя, но и свою семью. Тебе надлежит выполнить свой долг. Ведь Молох выбрал тебя».
Но эти слова ничего для нее не значат, за исключением слов о семье. Ее судьба предрешена. Она и не думает бежать. Но если жрецам придется силой втолкнуть ее в эти двери, повалить на каменные ступени, такого позора ее отец просто не переживет.
Она встает с помощью жрецов, которые ее поддерживают.
Дверь уже совсем близко. Наброшенная на девушку туника шуршит на бронзовых от загара плечах. Босые ступни шелестят по камням, которыми вымощена земля. Ощущая соль собственных слез, привкус своей крови, она переступает через порог и без колебания начинает спускаться по ступеням. Раз уж она войдет в храм Молоха, надежды не останется. Она никогда отсюда не выйдет.
Только когда за ней закрываются двери - снаружи доносятся приглушенные приветственные крики толпы, - замечает она далеко внизу мерцающий свет. Она все спускается и спускается, шаг за шагом, пока ноги совсем не ослабевают, и она опасается упасть, еле волоча ноги остаток пути.
Наконец она доходит до самого низа. Зал Молоха. На каменных стенах мерцают факелы. Этот зал, сердце города, очень просторен, и из него в темноту ведут несколько тоннелей. Она затаила дыхание, по очереди всматриваясь в каждый из них и гадая, из которого появится бог-король.
И в этот момент она слышит за собой тяжелую поступь, чувствует на шее влажный жар его дыхания.
Она оборачивается и цепенеет под взглядом Молоха, бога-короля Ваала-Мелкарта. В его сутулой фигуре ощущается громадная сила; под темной шерстью, мерцающей в свете факелов, угадываются бугры мышц. Спереди свисает внушительный фаллос. В земляной пол ударяют копыта. Голова слишком велика для туловища, слишком тяжела, и, хотя на всех изображениях бог показан в виде человека с головой быка, девушка понимает сейчас, что это идеализация. Лицо у него вытянутое и искореженное, похожее на рыло. Длинные изогнутые острые рога. Само собой напрашивается сравнение.
Но бог - не животное. Он омерзительное существо, монстр.
Он - Молох.
В его глазах - ни малейшего проблеска благожелательности, ни намека на интеллект. Только дикий голод.
Бог-король наклоняет массивную голову и стонет от предвкушения, протягивая к ней руку. От страха она не могла и пошевелиться, но сейчас наконец пытается убежать. Она даже предпочла бы мрак одного из этих тоннелей под городом его прикосновению.
Молох хватает ее и поворачивает к себе лицом. От этого объятия хрустят ее кости. Он снова наклоняет голову и с размаху протыкает ее рогом. Она не чувствует боли - только какое-то неудобство. Только ужасный холод. Она смотрит на то место под левой грудью, где в ее тело воткнулся рог, пробив ткань и плоть, и понимает, что он не причинил ей вреда. Рог внутри ее тела, но никакой раны нет, как нет и боли, только…
Девушка вздрагивает. Ее сотрясает дрожь.
Слезы вновь текут у нее из глаз.
Бог-король, не открывая рта, начинает высасывать из нее жизненную силу через то место, где в нее вошел рог. Высасывает силу и надежду, словно чудовище, пьющее кровь. Ей хочется позвать мать, хочется, чтобы эта добрая женщина снова приласкала ее, как это бывало в детстве.
Вскоре этот порыв проходит, так как девушка не может вспомнить чувство успокоения и надежности.
Теперь в душе и разуме ее осталась лишь печаль.
Молох снова стонет от удовольствия, наслаждаясь трапезой. У девушки все плывет перед глазами, она перестает сопротивляться, обмякнув в его руках и свесив голову набок.
Она видит, как они появляются из мрака зияющих тоннелей. Женщины в бесформенных плащах, с жидкими клоками волос на головах, с удлиненными искаженными лицами - почти столь же омерзительные, как сам Молох.
И они алчут.
– Н-н-нет!
Майкл сначала лишь замычал сквозь зубы, но потом сорвался на крик. Его пальцы шарили по мокрым листьям, наткнувшись наконец на тот же камень, о который он ушиб колено чуть раньше.
Они по-прежнему крепко держали его, но та, что стояла перед ним, теперь почти превратилась в призрак - пустая, высохшая оболочка. Тем не менее ее пальцы оставались в его плоти. С диким воплем он поднялся, развернулся и взмахнул рукой, посылая камень в лицо уродливого существа, чьи пальцы были погружены в его левое плечо.
Камень разорвал на части лицо существа. Из зияющей раны заструился серебристый туман, наподобие завитка из ртути. Туман с шипением вытекал из раны, и его начал подхватывать ветер, гуляющий между деревьями. Потом дымка медленно закружилась в воздухе размытыми пятнами, как кровь в океане.
«Кровь, - подумал Майкл. - Они могут истекать кровью. Их можно ранить».
На это размышление ушла доля секунды, а потом он со всей силы двинул локтем в грудь другой твари, держащей его. Та, что стояла перед ним, убрала пальцы с его лба, и Майкл метнул в нее камнем. Камень раскроил существу лицо с треском, как будто лопнула скорлупа. Поднялось облачко пыли.
Существо упало.
Остальные приостановились.
Майкл повернулся и бросился вниз с холма, не обращая внимания на свисающие мокрые ветви, почти не чувствуя, как они хлещут его. Поднырнув под толстый сук, ухватился за него и качнулся вперед. Подошвы заскользили по мокрым листьям, и Майкл съехал вниз. Ему было видно, что чуть ниже деревья редеют и уклон становится меньше - туда доходил свет пасмурного дня. Сердце колотилось в безумной надежде, как никогда в жизни.
Взмахнув руками, он попытался сохранить равновесие, но не смог. Судорожно хватался за низко растущие ветви, но продолжал скользить, наталкиваясь задом на камни и корни, думая лишь о том, как бы не перекувырнуться через голову. Ему представилось, как его голова ударяется о ствол дерева и раскалывается наподобие зрелого плода. Словно что-то под черепом прогнило.
