Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 9. За порогом весны
Место бережно огорожено. Сделан съезд, чтобы можно было заснять свистящую белую струйку.
Снимешь с забавным чувством: «под асфальтом лопнули трубы, и надо бы звать ремонтников».
Есть места, где теплые воды образуют самых разных цветов озера. Вода бирюзовая, а дно у озер красное, ярко-желтое, цвета медного купороса. Окрасили дно бактерии, живущие почти в кипятке…
На 10–15 минут выходят туристы из автомобиля, следуя предписаниям на дороге: «Лучшая точка для обозрения», «Тут можно сделать хорошие снимки», «Место для отдыха».
Задержаться в месте непредусмотренном не всегда можно — сзади сотня, а то и двести автомобилей. Мы ехали в день, когда, по сводке, в парке находилось пять тысяч автомашин. Медведей, которые нам попадались, мы снимали без особых помех. Но когда в парке одновременно собирается 25 000 автомобилей — ты будешь пленником на дороге. Правда, служба в парке безукоризненно четкая. Штат работников (более тысячи человек) дело знает отлично. «Одни отгоняют медведей от людей или людей от медведей». Другие дают информацию, сопровождают экскурсии, наблюдают порядок. Третьи убирают мусор, предупреждают дорожные пробки.
В двадцати пунктах (на карте они отмечены рисунком широкополой шляпы) расположены станции рейнджеров — особой охраны парка. Любой инцидент между человеком и зверем, между человеком и человеком, между природой и человеком — рейнджер тут как тут. Машина «скисла» — ее сейчас же отбуксируют в сторону. А ведь надо еще прорву людей накормить, обеспечить ночлегом, врачебной помощью, сувенирами, обеспечить автомобилями и бензином. Для этого в парке есть еще одна служба, и тоже немалая (3000 человек). Это уже мир коммерции. Парк отдан ему в концессию.
И, понятное дело, коммерция делает все, чтобы деньги туристов осели тут, в заводях парка.
В Йеллоустоне работают шесть ученых-биологов. Трое наблюдают млекопитающих, один ботаник и два ихтиолога — рыба в здешних водах обильна.
Два, иногда три дня тратит американец на осмотр парка, приезжая сюда нередко с дальнего юга. Конечно, он видит только «главную экспозицию» Йеллоустона. «Запасники», помеченные на картах пунктирами пешеходных троп, мало кого волнуют. Два дня — и биография человека становится полноценной: видел Йеллоустон!
Но есть люди, которых тянет с большой дороги. Одного мы встретили, когда сами, оставив машину в укромном местечке, спустились к ручью. Поравнявшись с нами, хайкер (так зовут пешеходов-туристов) приветливо поздоровался, скинул рюкзак, пригоршней плеснул воды на лицо:
— Жарко сегодня.
Штаны у парня были разодраны, из кармана торчал помятый картуз. От рыжей копны волос вился парок.
— Пешком?
— Восьмой день на ногах.
— Кое-что видели?
— Кое-что видел…
Лесными тайнами парень был переполнен.
— Медведей видели?
— Видел… Хотите, угощу рыбой?.. Сам поймал, руками. Варил в ключе (вопросительный взгляд в нашу сторону: верим или не верим?).
Четыре форельки, обернутые фольгой, в самом деле хранили сернистый запах природного кипятка…
Парень признался, что «шел, минуя законные тропы, и ставил палатку там, где хотел».
Он сказал, что это была настоящая жизнь. — Похож на наших, — переглянулись мы, когда пеший турист уже издали, через речку, помахал нам измятым картузиком. Это был нарушитель законов парка. Восемь дней он жил тут, как жили люди сто лет назад, впервые ступив в эти горы.
Он видел такое, чего увидеть с дороги нельзя. Остаться с природой наедине — радость очень большая. Но представим, что два с половиной миллиона туристов Йеллоустона, забыв о таблицах и указателях, вдруг ринулись прочь от дорог палить костры, «ловить руками форель», ставить палатки где захотелось. В тот же год парку, хотя он и очень большой, пришел бы конец. Но парк держится. С одной стороны, продуманная организация, а с другой — дисциплина американцев, привычка не вылезать из машины, а на машине — строго следовать указаниям.
Ступенчатые натеки солей.
Извержение гейзера собирает сотни людей. Площадка у Старого Верняка — самое популярное место.
Извержение закончилось. Скамьи опустели.
Несколько слов о животных. Без них любое место, самое живописное, лишено радости. Животных в Йеллоустоне много. Дуглас Хьюстон, с которым мы встретились для беседы, показал нам карту, покрытую разноцветными точками.
Ежедневно после сообщения рейнджеров точки на карте перемещаются. Ученые видят, в каких местах чаще всего встречали медведей, где держатся лоси, бизоны, олени. Несколько синих точек — под особо тщательным наблюдением. Это пумы (горные львы). Их теперь не стреляют. Санитарная служба по выбраковке слабых животных оставлена хищникам.
Кроме пум, в парке живут койоты. И недавно забрел сюда волк. Его путь отмечает на карте красная точка — одна среди россыпи черных, коричневых, голубых.
В парке много бобров, кроликов, 15 000 оленей, лоси и четыре сотни бизонов (Йеллоустон был последним прибежищем истребленных повсюду зверей). Главным героем, можно сказать, эмблемой наравне с гейзером, Йеллоустону служит медведь. Их два вида в парке: черный медведь — барибал и бурый — гризли. Гризли держатся скрытно (собираясь, впрочем, большими группами ночью на свалках). А черные вполне сроднились с потоком автомобилей и белым днем попрошайничают. Охота в парке запрещена.
Браконьерство карается строго: 500 долларов штраф, конфискация снасти, автомобиля, ружья. (К этому могут добавить еще и полгода тюрьмы.) Однако перед зимой половина примерно оленей парка спускается с гор в долины.
Вот тут, на границе заповедника, их ожидают полчища вооруженных людей. Стрельба, как пишут, такая, что человеку без красной шапочки или куртки появляться опасно — могут принять за оленя. Нередко под пули попадают коровы.
Вся Америка знает случай, когда остроумный фермер, опасаясь охотников, вывел краской на боках у буренок: корова…
В парке животным ничто не грозит. Их беспокоят только фотографы. И наша машина, оснащенная полдюжиной камер, исключением не являлась. Снимали бизонов, причем подходили к ним метров на двадцать. Снимали уток, канадских гусей. Снимали оленей. К одному великану с рогами, огромными, как лесная коряга, мы крались с большой осторожностью. А он подпустил вплотную и даже головы не поднял от травы.
Медведи же выходили прямо к автомобилю. Первого попрошайку мы встретили утром. Медведица с медвежонком держала возле себя десятка четыре автомобилей. Из каждого окошка выглядывал объектив. Но медведица хорошо отличала эти блестящие штучки от чего-либо съедобного и терпеливо ждала. Она сидела на сугробе снега в позе спокойного ожидания. Когда появлялась какая-нибудь надежда, медведица поднималась. Медвежонок ковылял следом.
Но кормить зверей теперь запрещают, и мать с очень худым медвежонком возвращалась на исходный сугроб. Наконец чья-то душа не вынесла — из окошка показалась рука с апельсином.
О, медведица поняла сразу, что время терять нельзя. Прыжок. Брошенный апельсин схвачен едва ли не на лету. И все. Съемка окончена.
С апельсином в зубах, подбрасывая задние ноги, медведица кинулась в лес. А за ней — медвежонок.
Потом в течение дня такие сцены мы видели не единожды. Но к вечеру повстречался настоящий артист, на которого мы ухлопали уйму пленки. Здоровенный медведище! На задних лапах он шел к машине, убеждался в отсутствии дани и резко шел к следующей. Шоферы спешили задраить окна, дамы в машинах визжали. А медведь был спокоен. Там, где окошко не успели закрыть, он стремился просунуть в автомобиль голову или лапу. Заглянул он и к нам, на сиденье сзади попытался лапой достать бумажный комок. В отличие от медведицы, ожидавшей подачки сидя, этот предпочитал двигаться сбоку дороги параллельно идущим машинам. Автомобили шли медленно, и он ковылял вперевалку. Быстрее пошли — и мишка выжимал нужную скорость. Образовался затор — медведь принимался делать досмотр. Он хорошо помнил, где уже побывал, и, если не было новых машин, начинал заниматься делами, какие приняты у медведя в лесу: нюхал землю, скреб лапой по стволам сосен или чесался. Это занятие вызывало в машинах хохот. Для чесания выбиралась невысокая сосенка. Под здоровенной тушей она, конечно, сгибалась. Но у мишки был отработан прием: стоя на задних лапах, передние он поднимал кверху, хватал сзади сосенку за макушку и, прижимая ее к спине, начинал приседать… Несколько наиболее рьяных фотографов снимали медведя, выскочив из машины. Но дверцу надо было держать открытой — иногда медведи все же напоминают: лес — это их территория. Особых трагедий, правда, не происходит, но примерно около сотни раз за сезон медведи награждают людей оплеухами или даже изрядно треплют. (За сто лет существования парка шесть конфликтов кончились смертью людей.)
