Андрей Остроумов - Дуди Дуби Ду
Серебряная пуля
Будучи по природе своей большим лентяем, Арсений очень удивлялся тому факту, что он сумел сплотить вокруг себя группу людей. Мало того что они приносили ему доход, позволяющий день ото дня гасить ставший мизерным долг Самцу, — удивляло более всего то, что работники, зарабатывающие ему на жизнь, превратились в близких и дорогих сердцу друзей. Из умных американских книжек, которые рассказывали о входящем в моду понятии «менеджмент» и учили русских делать бизнес культурно, с улыбкой на лице и скорбью в душе, он вынес основную мысль: руководитель никогда не должен посвящать подчиненных в свои беды и радости, быть с ними на равных и, что самое опасное, распивать с ними вместе спиртные напитки. С одной стороны, американцы были правы… А с другой?
— Самое главное, — учил его на кухне дядя Гена в один из визитов Арсения к Веронике (надо было занести сестре недостающую в ее коллекции книжку "Ночной портье"), — чтобы человек был счастлив. Неважно, процесс ли зарабатывания денег делает его счастливым или коллекционирование граненых стаканов. Путь у каждого свой. Лишь бы не убивал никого. Поэтому не особо заморачивайся этими новомодными американскими мировоззрениями… Тем паче, что ты уже для себя все решил.
— Что решил, дядя Гена?
— Арсик, я не буду реагировать на твои тупые вопросы — ответы ты знаешь сам, — сказал дядя Гена и понес в комнату Вероники тарелку с ее любимым грибным супом.
Погребальная терапия пошла Веронике на пользу. На следующий день домашнего пребывания она сделала несложный гимнастический комплекс, колченого кривляясь перед зеркалом в новом, подаренном мужем к выписке, белье от "Roberto Cavalli", разукрасила яркой косметикой свою бледную физиономию, потрогала три маленьких шва на правом боку.
"Да, жалко, что шкуру подпортили, — проводя пальцем по маленьким свежим шрамам, подумала Вероника. — Ну, ничего, до золотой свадьбы заживет". В результате падения с дерева Вероника повредила печень. Ей еще повезло: крупных кровопотерь не было, Будякин вовремя успел доставить ее на операционный стол, благодаря чему удалось обойтись без серьезной полостной операции. Сделав три маленьких надреза в нужных местах, хирурги ввели в ее тело специальные стекловолоконные приборы и прижгли образовавшиеся на печени раны. Через час Вероника уже вышла из наркоза в отдельной палате, где и впала в депрессию, переосмысливая свои приведшие к травме поступки, и убедила себя в том, что ее несуразная короткая жизнь подошла к концу. "Какая дура!"
Взглянув на себя в зеркало, Вероника немного повеселела, потом приоделась и, слегка прихрамывая, вышла на улицу. Там она присела на скамеечку возле подъезда, и, подставив лицо под первые лучи мягкого весеннего солнца, принялась размышлять: что же такое важное она позабыла из разговора с алтайским магом? Ничего нового не припоминалось.
"Ладно, — решила Вероника, — значит, еще время не пришло. Чуть позже прояснится, когда мозги на место окончательно вернутся…"
— Ну, что, мужички мои, — обратилась однажды утром Вероника к домочадцам, — собирайтесь на дачу. Баньки душа желает, да Господа нашего вспомнить надо. Пасха грядет как-никак. А я вас завтра всех поцелую… Сегодня что-то неохота…
Быстро собрались, упаковали в корзинки разного вкусного пропитания, яиц десятка два, шелухи луковой для их пасхальной покраски, по дороге саженцев-однолеток прикупили, чтобы альпийскую горку с венчающим ее теперь обелиском украсить. Как приехали, все своими делами занялись: дядя Гена пошел топить баню, Андрюша пруд почистил, готовя его к заселению новых утят, Самец — тот все больше около Вероники отирался, ямки копал для цветов, землю унавоживал, выказывая фальшивую заинтересованность в цветоводстве и тут же забывая названия свежепосаженных растений.
Вечером тут как тут прибыл Артемов с небольшой компанией новых полезных в его делах собутыльников. Кто и когда успел ему позвонить, было неясно. Хоть и рано было еще разговляться, веселье развернулось в лучших традициях. За полночь, когда по телевизору уже транслировали всенощную службу, под которую пьяные гости вовсю чокались и лобызали друг друга в уста, Артемову позвонили со службы.
— Вас понял. Так точно. Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант… — сказал он. — По коням, — теперь уже обращаясь к своим собутыльникам, скомандовал полковник.
Компания, моментально протрезвев, собралась, погрузилась в ожидавшую на улице черную «Волгу» и растворилась в темноте — выполнять поставленные командованием задачи.
Слегка пошатываясь от лишнего выпитого во славу Христа, Вероника вышла подышать на балкон. "Все. Пора завязывать, — решила она, — а то так и сдохну с алкоголизмом в анамнезе". Она посмотрела на небо, в россыпи ярких звезд, и попросила воскресшего в этот день господнего Сына Единородного дать сил справиться со своими бедами. В этот миг Веронике показалось, что на улице за мемориалом кто-то прячется. Убедив себя, что там находится нечистая сила, пришедшая по ее душу, Вероника сбегала в комнату, взяла с собой любимое охотничье ружье, подпоясалась патронташем и, заняв удобную позицию, открыла по памятнику и тому, кто за ним находился, беглый огонь.
За памятником был Самец. Ему было лень идти до туалета, поэтому он решил справить малую нужду за черным изваянием, поблескивавшим в темноте пасхальной ночи сусальной датой рождения его дорогой супруги. После того как первый заряд нулевой дроби изувечил нелепую бронзовую верхушку, Самец, не успев толком довести дело до конца, залег за монумент и принялся взывать к милосердию жены:
— Вероника, твою мать! Это же я! Прекрати огонь! — завопил он не своим голосом.
— Кто ты? Я тебе сейчас рога отстрелю, дьявольское отродье! Андрюша, — позвала Вероника сына, — неси патроны на рогатых и копытных! Дробью его не возьмешь.
— Вероничка, что же ты творишь, родная! Это же я! — Самец сорвал с себя белую футболку и повесил ее на поводок от отстреленной бронзовой собаки.
— До хрена вас, чертей, что-то развелось в моей жизни, — процедила Вероника, меняя позицию.
— Мамочка, там же папа! — воскликнул подоспевший Андрюша.
Он обхватил Веронику за ногу, прижался к ней и протянул в маленькой ладошке пару начиненных пулями ружейных патронов, отливавших в темноте матовой восковой желтизной.
— Господи, как же я хочу, чтобы все это наконец завершилось! — пришла в себя Вероника. Она швырнула ружье с балкона, поцеловала сына в наполненные страхом и слезами глаза, прижала его к себе и дала волю чувствам: — Боже милостивый, помилуй меня, грешную… В этот миг она вспомнила про те зацепки, которые оставил ей алтаец: "Пока самой не надоест!"
— Вот оно, мое последнее пожелание. Вот оно! Мне надоело! Очень надоело! — сказала она Андрюше. — Теперь все у нас будет хорошо!
Утром на следующий день Самец ощутил промеж ног былую мужскую твердость, утраченную на долгие четыре месяца. Вероника принесла ему кофе в постель, обняла и долго, без слов, горячо дышала ему в шею своим теплым, мокрым носиком и, часто моргая, щекотала ухо мужа такими же влажными длинными ресницами.
В это же время утром в Москве, в хрущевке на Полежаевской, Будякин, вынув из ящика стола старый потертый блокнот с телефонами подруг, уверенно набирал первый попавшийся на глаза номер на букву А.
— Алло, Алла?..
Завещание
За Пасхой следовал еще один праздник — день рождения Арсения, приходившийся как раз на День Победы. По этому поводу было решено собраться на природе, у Вероники на даче. С долгами Арсений практически рассчитался (оставалась несущественная мелочь), и теперь, когда он уже был почти готов отойти от облицовочного бизнеса, очень хотелось собрать всех своих друзей, вспомнить былое, торжественно передать дела преемнику Конго и нацелить бригаду на дальнейшие трудовые подвиги.
Очень хорошо обогатиться помогла недавняя сделка. Один важный клиент, не скупясь и целиком положившись на вкус и опыт Арсения, профинансировал поездку в Польшу за материалами и оборудованием для своей квартиры. Именно этот вояж и принес так необходимые для закрытия долга последние барыши. Не сильно напрягаясь, друзья арендовали в Бресте большой бус, под завязку забили его в Варшаве, на улице Бартыцкой, всем необходимым, задержались на пару дней в гостях у бывших родственников, погуляли по кукольно-уютной столице Польши и благополучно доставили груз в Москву. Теперь Арсений со спокойной совестью мог заняться любимым, забытым на долгие три года медицинским делом.
А работнички, как на грех, опять попали в ситуацию, которую удалось разрулить самостоятельно, не беспокоя майора Рюмкина и полковника Артемова. Накануне в три часа ночи Арсения разбудил тревожный звонок. Коля Йогнутый интересовался, нет ли у шефа четырех патронов к маленькому автомату Калашникова, и если нет, то не подскажет ли он, где их можно срочно достать. Посчитав вопрос за глупую шутку, Арсений послал Колю куда подальше, оставив разбор вопроса до утра. Выяснилось, что прошлым вечером братья купили себе еще одну машину, теперь уже «Ниву», пригласили Колю ее оценить, обмыть и позавидовать. Пока Коля ехал, братья вспомнили, что он не пьет, раскрыли багажник, уселись в него, порезали закуску и начали отмечать покупку, не дожидаясь прибытия непьющего товарища. Накатив по первой, они позвонили Конго и Джулии, но те прийти отказались, сославшись на уважительные причины. Звонили Арсению — увы, он находился за пределами досягаемости сотовой связи. Рассудив, что им больше достанется, братья дружно выпили по второй, а потом и по третьей.
