Уилл Селф - Дориан: имитация
— Что? — Нетопырка, сидевшая за своим уродливым письменным столом, резко выпрямилась, однако строчить не перестала.
— Я говорю, человек-качалка выглядит чертовски довольным собой. Полагаю, ему просто вкатили хорошую дозу «Лаграктила» или чем там его потчуют, чтобы бедный прохвост не сбежал с корабля насовсем.
— С корабля? — переспросила Нетопырка. Она привыкла случайным образом выхватывать из речей мужа отдельные фрагменты: в конце концов, он и она состояли в браке уже больше десяти лет. — Что еще за корабль?
— Нет-нет, корабль — лишь метафора его разума, состояния души. Видно ведь, что он полностью и благоговейно подчиняет себя некоему чувству ответственности. Я думаю, у него та же мания, что у меня, — он тоже считает себя отсчитывающим секунды нашего бытия, подобием живого маятника. — Уоттон отхлебнул утреннего чая — едкого настоя из горстки китайских трав, который няня Клэр приготавливала для него последние полтора часа.
— Ответственности? — все с той же пытливостью переспросила Нетопырка. — Насчет человека-качалки не знаю, а я вот должна управиться с тем, что осталось от вчерашнего приема. Просто массу всего надо перемыть и почистить; прокатную посуду до сих пор не забрали, Консуэле всего не осилить. Ты что собираешься делать сегодня, Генри? — разговаривая с мужем с глазу на глаз она почти не заикалась.
— Вернуться в чертов госпиталь — вчера они мне трубки так и не вставили.
— А кто тебя повезет? Я не могу, няне Клэр придется пораньше забрать Фебу из школы и отвезти на балетные курсы — может быть, Бэзил?
— Не знаю; он же ушел вчера с Дорианом, верно? — вот тебе и все его красивые словеса о дружбе, помощи и…
Уоттона заставил прерваться настойчивый трезвон телефона. Звонил Дориан — поделиться впечатлениями о вчерашних увеселениях
* * *Алан Кемпбелл добрался до дома Дориана минут примерно за двадцать. После того, как в середине восьмидесятых его вычеркнули из реестра врачей, былой мастер изощрений покатился по имущественной лестнице вниз. А когда симптомы его стали слишком бросаться в глаза, лишая Кемпбелла возможности производить даже нелегальные аборты или инъекции витаминов, сдобренных толикой «Метедрина», ему осталось только снять меблированную конурку на Эрлз-Корт. В ней, окруженный несколькими картонными коробками, в коих дотлевали разного рода бумаги, Кемпбелл с грехом пополам влачил последние дни, слушая коммерческое радио и загнаиваясь в поту собственной порочности. De temps en temps он звонил в какое-нибудь шоу из разряда «Звоните-отвечаем» — просто для того, чтобы услышать в эфире собственный жалующийся на австралийском диалекте голос. Так что, когда самому ему звонили, прося учинить некую настоящую пакость, Кемпбелл вцеплялся в такую возможность обеими руками.
Они стояли, глядя на залитый кровью, но тем не менее привольно раскинувшийся в кресле Имса труп. Зачем ты это сделал? — прокаркал Кемпбелл, которого, при всем его немалом пристрастии к пролитию крови, все-таки замутило, когда он увидел столь щедрую порцию этого супа-пюре.
— А, не знаю, — Дориан пнул труп Бэза в бедро и тот крутнулся, словно марионетка, в своей раме из красноватого дерева и кожи. — Вопрос сводился лишь к когда, Алан, не к «зачем». Он был занудой — гребанным утомительным занудой. И уже много лет шантажировал меня, — Дориан тщательно подбирал слова, — кое-какими излишествами, которые я позволил себе в Нью-Йорке.
— Да что ты?
— Уверяю тебя, — Дориан легонько пристукнул кулаком по каше, в которую обратилось лицо Бэза, поднес кулак ко рту и слизал с костяшек красную жижу.
Кемпбелл поморщился. Черт знает, что за грязищу ты тут развел, Дориан, — сказал он.
— Не говори.
— Эти мониторы — та самая его работа?
— Да, верно.
— С ней все это никак не связано?
— Конечно, нет! — Дориан хохотнул. — Воровство произведений искусства дело обычное, но убивать из-за них? Не будь смешным.
— Как скажешь. Стало быть, ты от него хочешь избавиться, правильно?
— Такова общая идея.
— Это будет стоить денег.
— Естественно.
— Не думаю, что у тебя найдется все необходимое для такой работенки… пластиковые простыни или мешки, резиновые перчатки, крепкий шнур либо веревка, долбанная лопата — хорошая?
— А что ты собираешься сделать? — глаза Дориана вспыхнули. — Разрезать его на куски? Растворить в кислоте?
— Да нет, не сходи с ума, чтобы растворить труп, нужна глубокая ванна и бутыль сраной серной кислоты. А насчет расчленения — у меня на него не хватит сил, а ты только напортачишь. Нет, — он взглянул на Бэза и что-то вроде жалости скользнуло по его подловатой физиономии, — бедного ублюдка придется зарыть. Так что, если у тебя всего перечисленного нет, давай, добывай. А я пока раздену его.
О подходящем для захоронения месте Кемпбелл услышал у Уоттонов, во время обеда. Ему нравились подобные фокусы: вытягивать сведения из глупых, ничего не подозревающих людей, которые лезли к нему с разговорами, тем самым обращаясь в невольных соучастников преступления, которое только еще предстоит совершить. На этот раз добычей Кемпбелла стала Хлоя Ламберт, хоть он и не предполагал, что ее дурацкая брехня об уединенном домике на землях Уилширского поместья пригодится ему так скоро.
Они покатили в «Эм-джи» Дориана по автостраде М3, направляясь к Андоверу. Дориан спросил: А что если нас остановит наряд недоумков?
Но Кемпбелл лишь отмахнулся от него: Ага, как будто они тут за трупами охотятся, а не за пьяными в зюзю администраторами, которые катят домой, в пригородный пояс. Не превышай скорости, а если нас тормознут, веди себя спокойно — ты это умеешь.
Кемпбелл тоже это умел; он перекинул руку через оставшееся от человека покрытое полиэтиленовой корою бревно, затиснутое в пустое пространство за сидениями. Несколько часов назад на месте Кемпбелла сидел Бэз, ныне же Бэз обратился в багаж.
— Его никто не хватится? — точно так же, как в обычной болтовне Кемпбелла всегда проступали тона преступного сговора, он, вступая в таковой невсамделишно, обретал тон более чем небрежный.
— Не думаю.
— Я вот о чем: родные у него есть?
— Родные? — Дориан фыркнул. — Трудно себе представить, не правда ли? По-моему, был где-то брат, нелепый и незначащий, как «Ноттингем».
— Они поддерживали связь?
— Едва ли; Бэз почти уже двадцать лет то уезжал из страны, то возвращался. Он был педерастом, наркоманом — трудно вообразить его катающим на закорках племянников и племянниц, мм?
— Ладно, а как насчет Уоттона?
— Генри? О, насчет Генри не беспокойся; тут я сам обо всем позабочусь.
Когда магистраль А33 начала взбираться на эскарп равнины Солсбери, они свернули на проселок, уходивший вниз, в лесистую долину. Через несколько ярдов показались ведущие в лес ворота. Дориан проехал сквозь них и выключил головные фары. В свете лунного серпа маленькая машина катила, похрустывая, по старой листве и опавшим сучьям. Почему здесь? — спросил Дориан, и Кемпбелл ответил: Потому что места тут глухие, фермеров нет, так что нам не придется полагаться на молчание долбанных ягнят, егерь тоже отсутствует, стало быть, никто нам не помешает, а если останки Бэза когда-нибудь и найдут, нас с этими местами ничто не связывает. Кроме того, по моим сведениям, мы можем проехать по этой дороге, сделать дело и выехать в пяти милях отсюда на магистраль, так ни разу и не миновав ни одного человеческого жилища.
Они зарыли его глубоко — пришлось основательно попотеть. Все заняло часа три. Дориан, раздевшись до трусов, рыл могилу; когда заступ ударялся о корень слишком толстый, чтобы его удалось перебить, на помощь приходил Кемпбелл с ножовкой. Они похоронили Бэза в самой гуще леса, в зарослях рододендронов. Похоронили голым, с разбитой вдребезги челюстью, с сожженными паяльной лампой кончиками пальцев. Похоронили так, чтобы, если его когда-нибудь и найдут, он будет уже не он, а это. И когда убийца и его соучастник покончили с делом, Дориан отправился за стоявшей в мелколесье машиной, а Кемпбелл между тем разметал предусмотрительно запасенной березовой веткой листву и землю, устраняя следы.
Когда они выскочили на шоссе, уже светало. Кемпбелл морщился, рука его то и дело невольно прижималась к ребрам. Что-то не так? — спросил Дориан. Нет, ответил врач-расстрига, просто не очень хорошо себя чувствую.
В семь утра Дориан высадил Кемпбелла в Боскоме, пригороде Бормута, где жил старый друг злосчастного австралийца.
— Этот Питер, — рассказывал Кемпбелл, — годами выклянчивал у дантистов старый серебряный сплав.
— О чем ты, на хрен, толкуешь? — резко спросил Дориан.
— Ну знаешь, сплав из которого они делают пломбы. В общем, Питер разъезжал по стране и собирал то, что зубодеры соскабливают на свои стеклышки.
