Сюзанна Бэк - Возмездие
Она встряхнула головой вновь в изумлении от воспоминаний.
- Она уже тогда была крутой теткой. Вырубила почти половину зрителей, прежде чем кому-то повезло выбить у нее оружие. Но она не уступила ни дюйма. Они наскакивали на нее, толкали и били, а она просто смотрела на меня, словно бросая вызов, осмелюсь ли я просто лежать там, пока они избивали ее до полусмерти.
Она вновь перевела взгляд на потолок, проведя рукой по лицу.
- Господи, ее глаза. Я до сих пор помню, как они впивались в меня, не показывая ту боль, которую она испытывала. Она ни разу не моргнула. Ни разу. Даже когда одна из них пнула ее ногой в живот, и ее вывернуло на пол. И когда я услышала, как хрустнули ее ребра, что-то во мне вырвалось наружу. Что-то дикое. Темное. Злое. Что-то, что, как я думала, исчезло, когда я проснулась в больнице после перестрелки.
В ее глазах заблестели слезы, но там была и жестокая радость. И гордость. За Корину. За себя.
- Я сбросила этих идиоток с себя, и встала полуголая и бесконечно злая. Подошла к самой здоровой из них и так врезала ей, что чуть не сломала себе руку. А потом я молотила их руками и ногами, толкалась, лягалась, пока на ногах остался только один человек - Корина. Я подхватила ее, и мы убрались оттуда так быстро, как только могли, - она снова встряхнула головой, и темные пряди упали на лицо, частично скрыв его от меня. -
Это, конечно, не помогло. Нам обеим дали месяц в одиночках. Это был самый короткий месяц за все время, что я провела в тюрьме.
Откинув волосы с лица, она снова повернулась ко мне.
- Так что, как видишь, Ангел, Корина действительно спасла мою жизнь, в своем роде. Она дала мне основание бороться. Дала основание жить, - она крепко схватила меня за руку и прижала ее к груди, позволяя мне почувствовать страсть в сердце, которое мощно билось под моей ладонью. - И если нам придется немного поступиться уединением, чтобы она смогла прожить остаток жизни в любви и уюте, то это очень невысокая цена за то, что она вернула мою душу к жизни. Я навсегда у нее в долгу.
Затем она затихла, как игрушечный солдатик, у которого кончился завод. Она просто лежала и смотрела на меня, и ее глаза просили прислушаться к ее словам, понять сообщение, которое она пыталась донести до меня, и принять без осуждения путь, на который она вступила так давно.
И потому что я знала, ей нужно было быть сильной в этот момент, возможно, больше чем когда-либо, я придвинулась к ней, положив голову на ее плечо и обняв за талию, выказывая свою любовь и поддержку, но стараясь не давить на нее.
И когда одна ее рука легла мне на спину, а вторая нежно скользнула в волосы, я поняла, что Господь благословил меня способностью сделать что-то хорошее, пусть даже только один раз.
Я лихорадочно молилась, словно знала как, о том, чтобы эта способность не пропала.
*****
Я почти что заставила Корину потерять самообладание, когда увидев ее утром, так обняла, что у нее глаза из орбит полезли. В ее взгляде сквозило изумление, когда она отстранилась, но в ответ получила улыбку и еще одно объятие.
Пусть поломает голову над этим, подумала я, оставив Корину ошарашено таращиться мне в спину, и направившись на кухню в предвкушении кофе.
Айс уже давно ушла к тому времени, как мы уселись в гостиной поглощать завтрак, состоявший из яичницы, кофе и тостов, и, выпив по чашке чаю после завтрака, Корина рассказала мне окончание истории.
Похоже, чтобы отвести любые возможные подозрения, Андре решил свозить Корину в местечко немного южнее Канады.
Мехико, если быть точной.
По словам Корины, это были две веселых недельки на солнышке, сплошь полуобнаженные, загорелые тела на пляжах, она и женщины, Андре и мужчины... Затем, проделав все эти трюки, которые положены людям вроде Андре, чтобы проверить чист ли берег, они сели на другой самолет, перелетели через все Штаты и вскоре ступили на землю Канады. Корина пересекла границу легально, сделав запрос и получив разрешение - туристическую визу с возможностью получения статуса иммигранта в будущем.
Это меня удивило. Насколько я знала, Канада походила на любую другую страну, когда дело касалось законов об иммиграции. Если вы молоды, дееспособны, хотите работать и не имеете ничего такого в прошлом, что может указывать на вашу склонность закладывать бомбы в школьные автобусы или офисы, то вполне возможно, вам будут рады.
Корина, однако, была пожилой женщиной с пошатнувшимся здоровьем, в ее возрасте затраты на медицинские услуги быстро покрыли бы весьма солидный бюджет, не говоря уж о тюремном досье, которое заставило бы любого сотрудника иммиграционной службы, заслуживающего свое место, сесть и присвистнуть, прежде чем он лично бы проводил ее до первого самолета на юг.
Когда я выразила свое неверие, она ответила мне озорной улыбкой и достала документ, который содержал сведения о ее финансовом положении во всей его многозначной красе.
Кофе, который я собиралась глотнуть, забрызгал полкомнаты.
- Семь миллионов долларов?
- Ага, с мелочью, - ответила она, лучась самодовольством и наслаждаясь каждой минутой.
- Семь миллионов долларов?
Поцокав языком, она потянулась ко мне и положила руку на мой лоб, так как вы бы проверяли температуру у больного ребенка.
- Бедняжка, - ее глаза лучились фальшивым сочувствием, - ты не заболеваешь? Может, стоит обратиться к врачу?
Взвыв, я оттолкнула ее руку, а семизначная сумма все крутилась в голове, словно вертушка с диском, который заело из-за случайной царапины.
- Расслабься, Ангел, я ведь не распиваю чаи с Рокфеллерами, знаешь ли, - затем она ухмыльнулась. - Кроме того, ты должна радоваться. Все это станет твоим, когда я наконец покину это бренное тело.
Я взглянула на нее:
- Я не могу принять этого, Корина.
Ее улыбка стала жесткой:
- Почему нет, Ангел? Боишься запачкать свои ручки грязными деньгами? - ее зубы блеснули. - Кровавые деньги недостаточно хороши для тебя?
- Это слишком, Корина, - процедила я, вставая, - я не заслужила такого отношения.
После долгой напряженной паузы она отступила, улыбка сползла с ее лица.
- Ты права. Не заслужила. Я прошу прощения.
В ее глазах и тоне появились просительные нотки:
- Почему бы тебе не сесть, Ангел? Прости пожилой женщине ее глупость? - она остановилась на мгновение, затем прошептала. - Пожалуйста.
Секундой позже, когда мой гнев унялся, но не исчез окончательно, я села, положив ладони на стол. Я ожидающе на нее посмотрела, приподняв бровь - выражение, которое только недавно начало мне по-настоящему удаваться.
Она достала из сумочки еще один документ, бережно разгладив бумагу, и пододвинула его ко мне. Я уставилась на него, поводя пальцем по указанной в нем сумме. Рядом с этим числом предыдущий счет казался просто карманной мелочью. Поверх первого лег еще один документ, и я быстро проглядела его, потом еще раз более тщательно, пока его содержимое не уложилось у меня в голове.
Документ представлял собой детальное описание распределения колоссальной суммы, указанной в предыдущем документе. Половину направили на создание фонда помощи семьям, чьи близкие погибли в жестоком преступлении. Четверть, и я улыбнулась, когда читала это, пошла в фонд помощи подросткам, живущим на улицах. Деньги должны были помочь им с едой, одеждой, крышей над головой и обучением. А оставшаяся четверть представляла собой фонд под названием "Падшие ангелы", который обеспечивал бесплатное предоставление услуг адвоката для женщин, которых, как меня, обвинили в попытке и/или совершении убийства их мужей в результате домашнего насилия.
Я посмотрела на нее расширившимися от изумления глазами:
- Что?...
- Это деньги, которые я получила, убив своих мужей. Каждый цент.
- Но ты сказала...
- Я знаю, что я сказала, Ангел, - перебила она, отметая мои аргументы небрежным взмахом руки. - Но все меняется. И иногда, если повезет, и люди тоже, - она слегка улыбнулась, любяще, чуть смущенно и бесконечно ласково. - В любом случае, когда сидишь парализованная в инвалидном кресле, появляется куча времени на размышления. И хотя все угрызения совести, которые у меня были из-за убийства мужей, давным-давно рассыпались в прах, мысль жить сидя наверху кучи денег как-то перестала меня греть, - фыркнув, она покачала головой. - Никогда не старей, Ангел. Старость делает людей слабыми во всех отношениях.
Хотя дверь была открыта, и целая толпа народа умоляла меня войти, я мудро воздержалась от любых комментариев к ее высказыванию. Блеск ее глаз послужил мне похвалой, хотя я была уверена, что она придумала, по меньшей мере, сотню едких и язвительных ответов.
Недовольно поджав губы, она схватила документ, из-за которого начался весь этот разговор, и поднесла его к свету.
