Али Смит - Случайно
— А где? — спросила Астрид.
— В магазине альтернативных, экологически чистых, натуральных и безопасных продуктов где-то на севере Англии, он называется «Хебден», — сказала Амбер.
Астрид кивнула.
— Ему нравится север. Вот почему у вас с Магнусом скандинавские имена, — сказала Амбер.
Астрид лишь пожала плечами, немного смущаясь, устроившись под теплой рукой Амбер.
— Все было не так, — сказала Амбер. — На самом деле у него был врожденный дар. А именно — он обладал талантом наведения чистоты. С очень раннего возраста он умел начищать предметы до блеска. Ему было приятно очищать вещи от грязи. Когда он подрос, то стал уборщиком — таким образом достигнув предела своих мечтаний. Сейчас он убирает разные дома по всей Англии, постоянно переезжая с места на место. Он почти ничего не зарабатывает. Ему нужна малость — сводить концы с концами. Но он настолько идеально делает свою работу, что от этого мир становится лучше. Он придает предметам и самой жизни сияние.
(Астрид Беренски.)
— Дети, не верьте ни единому слову из того, что говорила вам эта женщина, — сказала им мама сразу после, потом еще раз — как-то в машине, и еще несколько раз повторяла, уже в их опустевшем доме, который постепенно наполнялся новыми вещами.
— Мама права, — сказал Майкл. — Боюсь, так и есть. Эта женщина — аферистка, обманщица, лгунья. Она наследница докторов-шарлатанов, что ездили в фургонах и продавали страждущим фальшивые лекарства. Современная авантюристка.
Магнус кивал с разнесчастным видом.
Только Астрид видела красный цвет. Она видела Амбер верхом на лошади, в ковбойской шляпе и ярко — красном мундира шерифа. Объезжая свой участок, Амбер слегка кивнула Астрид, пустив лошадь медленным шагом.
Интересно, что любовь к красному цвету говорит о злобе, испытываемой человеком. Представьте, что вы видите все вещи в красной гамме, словно обрели инфракрасное зрение. Когда в сентябре снова началась школа, в первый же раз, когда на уроке английского Лорна Роуз, как всегда, посмотрела на нее своим фирменным уничтожающим взглядом, Астрид не стала делать вид, что не заметила, и молча злиться, а встала с места, что заставило старую мисс Химмел оторвать глаза от сборника поэзии (она читала стихотворение о последнем кролике в Великобритании, и люди ездили на специальную экскурсии, чтобы взглянуть ни него) и сказать, в чем дело, а ну-ка садись, но Астрид не послушалась, она прошла между рядами к парте, за которой сидела Лорна, встала перед ней и посмотрела ей прямо в глаза, а та засмеялась нервным смехом, у нее был совершенно обалдевший вид, а Астрид, стоя перед ней, сказала тихо, но отчетливо, так, чтобы только Лорна ее слышала: доиграешься. Мисс Химмел сказала, Астрид, немедленно сядь на место, а Астрид сказала, я просто сообщила Лорне нечто важное, на что мисс Химмел сказала, ты можешь сообщать Лорне что угодно в свободное время, а не отнимая время у меня и у всего класса, если, конечно, вы не собираетесь поделиться со всеми и объяснить нам, в чем дело. Тогда Астрид сказала, лично я не возражаю и готова все рассказать, но, может, Лорна хочет оставить это между нами, и мисс Химмел спросила: ну так что, Лорна? В чем дело? И та ответила, пусть это останется между нами, мисс Химмел, и мисс Химмел сказала, все, Астрид, последний раз говорю тебе — сядь на свое место. Астрид напоследок еще раз посмотрела Лорне в глаза. А затем вернулась за свою парту, и весь класс продолжил разбирать стихотворение, и с тех пор они ни разу не «доводили» ее, напротив, Лорна Роуз, Зельда и Ребекка из шкуры вон лезли, если так можно выразиться, чтобы завоевать ее симпатию, а Зельда звонила ей домой и жаловалась, что дедушка продолжает жить вместе с ними и ей тяжело, и как от одного его вида за столом ее начинает выворачивать, и как ей за это стыдно.
Вот что странно: когда Астрид вспоминает об этой сцене в классе, она видит ее в своем воображении в виде ролика, причем в страной цветовой гамме — яркой и размытой, так бывает, когда регулятор яркости вывернут на максимум.
А еще — и это ее совершенно убило — она совершенно не жалела о папиных письмах. На самом деле они ничего не доказывали. И неважно, что они пропали. Вообще-то она испытала облегчение от того, что не надо постоянно про них думать и ломать голову, что же случилось. Ее отец мог быть кем угодно и где угодно, как сказала Амбер.
«Боишься или представляешь?»
Как странно думать об Амбер, как о человеке из прошлого.
Но это так.
Но это не значит, что прошлое умерло, думает Астрид, рассматривая фотографию, на которой Майкл обнимает Магнуса за плечо и оба смеются, и мама так мило улыбается, и они с Астрид обнимают друг дружку за талию.
Все кончено. Время вышло. Я серьезно.
(Машина Амбер еще на дорожке, она заводит мотор. Мама стоит в дверях, загораживая проход. Слышно, как шины шуршат по щебню, вот машина выезжает по подъездной дорожке на дорогу, и вскоре шум машины стихает вдали. Мама отходит от двери и удаляется в дом. На месте, где еще минуту назад стояла машина Амбер, — пусто.)
На табло новых электронных часов 7:31, с точностью до тысячной доли секунды.
Восход сегодня ал. «Багровая ночь — прощай работа. Багровое утро — пастуху забота». Бордовое ночное небо предвещает солнечный день. Но бордовый восход означает дождь и бурю — таковы старинные народные приметы для предсказания погоды. Еще одна вещь всегда поражала Астрид: пастухи издавна занимались тем, что присматривали за овцами, лежа все лето под деревьями, наигрывая на свирели, глядя на овец, пасущихся вокруг — и выбирая, каких из отары зарезать, каких оставить, а в школе они пели «Господь, наш пастырь» и читали притчи о том, как Бог охраняет малых детей и ягнят — но не всех, а только верующих в Него, ведь вообще-то люди постоянно едят баранину, а ягненок превращается в барана за три-четыре месяца и отправляется на бойню.
«Напугай овечку». Они едут в джипе, Майкл с мамой сидят впереди, они в хорошем настроении, дурачатся и смеются.
В полях по соседству с их норфолкским домом паслись сотни овец. Наверное, все молоденькие, привезенные сюда после этой истории с ящуром.
Вспоминая о жизни в глуши, Астрид порой вспоминает самые нелепые подробности — например, фонарь, одиноко стоящий на краю поля у дороги, ведущей от их дома к деревне, чуть не по пояс заросший высокой травой. С какого перепугу память хранит странные вещи вроде этого несчастного фонаря?
Нет, Астрид не понимает.
Согласно публикациям в прессе, доказано и является официальным фактом, что на планете становится темнее, что в большинстве регионов Земли теперь на десять процентов, чем всего лет тридцать назад, а в некоторых — на целых тридцать. Возможно, все дело в промышленном загрязнении. Точно никто не знает. Это все равно что прокрутить назад все восходы, как на ее записях, прокрутить как один непрерывный, медленный фильм о затемнении, тьма будет захватывать дневной свет столь микроскопическими долями, что поначалу этого просто никто не заметит.
Словно театральный занавес долго-долго опускается на сцену.
С одной лишь разницей — это не конец. Как может наступить конец всего? Нет, это только начало. Начало всех вещей, начало века, века двадцать первого — безусловно, века Астрид, и вот она, поглядите — несется, как ветер, навстречу веку с миссией выкорчевывать все гнусное и глупое, это Астрид Смарт, астероид с условным названием «Смарт» несется к Земле, все ближе, ближе до самого момента столкновения, и в какой бы точке мира ни находилась сейчас ее мать, может быть, она тоже проснулась и смотрит из окна своего номера, так же, как Астрид из окна своей комнаты, и видит, как с неба что-то стремительно падает, дождь — не дождь. Вот выглянет она из номера и, возможно, увидит мир за долю секунды до того, как прямо перед ней в землю врежется глыба 10 км в диаметре и с дверей снесет все ручки, а из номера вынесет всю мебель и вообще все вещи, уничтожит все дома во всей округе, ведь глыба может рухнуть где угодно, и последствия скажутся повсюду, а не только в Америке или в Англии, и в это мгновение ее мать наконец осенит, что она занимается полной ерундой, что все это время она должна была видеть, должна была находиться здесь, а не где-то там, в другом месте.
Почему нет слова «страдляне» — ведь есть же «земляне», ведь именно так, наверное, стали бы называть пришельцы с другой планеты, попав к нам, случайно пострадавших жителей Земли.
Веди меня к своему вождю, страдлянин.
Небо багровое, собирается буря, и все эти смешные бурундучки снова рискуют превратиться в огненные бомбочки. Ну ладно: Биг-Бен пока на месте и по — прежнему показывает точное время, и Парламент на месте, и «Тейт Модерн», и «Глаз»,[61] и в реке все та же сероватая вода, и над ней огромное багровое предрассветное небо, да и надо всем Лондоном тоже, и багрянец уже во все окно Астрид…
