Юлия Юлина - Подиум судьбы
– Детка, прости, так надо. Мы будем вместе, я обещаю, все будет хорошо… – После этих слов Вадим ушел.
Как сквозь вату я услышала, что тяжело хлопнула входная дверь в подъезде.
Хотелось кашлять. Я не могла встать, что-то мокрое капало на пол. Это была моя кровь…
Где мой телефон? Где он? Я вытряхнула содержимое сумочки, едва дотянулась до телефона.
Было очень больно. Я плохо соображала, похоже, теряла сознание…
В глазах у меня становилось мутно. Я с трудом смогла выбрать из контактов телефона номер папы.
– Да, Алиса! – ответил отец.
– Папа, я умираю… – попыталась сказать я, но вместо звука был только жуткий хрип.
– Ты где? Что с тобой?
– В подъезде…
– Алло, не слышно, ты где?
– Дома… – попыталась собрать я последние силы и вложить их в звук.
* * *Вдруг стало очень тепло. Я поняла, что боль прошла, и было предвкушение, что должно случиться что-то очень хорошее. Не знаю, откуда я это взяла. Я собрала разбросанные из сумочки вещи и отряхнулась. Я не сразу заметила, что стало светло.
«Кто-то включил наконец свет в подъезде», – подумала я.
Внизу послышались шаги, и я увидела моего соседа – седовласого дедушку с военной выправкой.
– Как дела, соседушка? – поинтересовался Николай Петрович.
Он всегда был в добром расположении духа и совсем не напоминал обычных стариков. Часто люди становятся к старости сварливыми и недовольными жизнью. И это понятно – болезни, общая усталость, разные трудности… Николай Петрович производил другое впечатление: наоборот, иногда казалось, что он моложе меня. Всегда бодрый, всегда с шуткой или прибауткой наготове.
– Все хорошо, – ответила я, – а вы как поживаете?
– Да вот, никак одну дилемму решить не могу, ты мне поможешь? – спросил старичок.
– Чем смогу, помогу, – с готовностью подтвердила я.
– Тогда пойдем со мной.
– Куда? Прямо сейчас? – спросила я.
– Да. А у тебя что, дела? – поинтересовался Николай Петрович.
Я не смогла вспомнить, какие у меня были дела. Кажется, они были, но вот какие…
– Наверное, нет… – неуверенно ответила я.
– Вот и чудненько! – подмигнул мне старичок.
Мы пошли вниз по лестнице, вышли на улицу и не помню как оказались в красивом заснеженном парке. С неба падали большие пушистые снежинки, в свете луны они блестели, как бриллианты. Мы сели на лавочку. Было чувство умиротворения, и не хотелось говорить.
Но все-таки я спросила:
– Я умерла?
Старичок посмотрел мне в глаза:
– А ты как думаешь?
Я посмотрела вдаль. В парке было безлюдно и тихо…
Такое впечатление, будто я сейчас здесь совсем одна. Вспомнилось, как в детстве мама качала меня в кроватке и пела колыбельную… Я так любила ее голос и ласковые глаза! Мелодия той колыбельной зазвучала в голове.
Я вспомнила, как папа катал меня на плечах и учил ползать, потом – ходить… Чуть позже у нас появился Лешка, мой брат. Помню ту безумную любовь, которую ощутила, когда впервые его увидела. Я тогда подумала, что это будет мой самый лучший друг, первый и единственный…
Я вспомнила, как здорово мне было в детстве и как спокойно и весело мы играли с девчонками во дворе. Мы прыгали в классики и бегали до упаду. Мой первый велосипед. Мой первый танец. Мой первый поцелуй… Все-все, что было со мной за последние двадцать пять лет, в одно мгновение всплыло в памяти. Все это возникло как-то единовременно, как знание.
Я вспомнила школу, провинцию, свою первую учительницу, несносных мальчишек из класса и переезд в Москву. Наше первое Общество добрых дел. Кена и Сергея.
– Неужели это конец? – спросила я старичка, повернувшись к нему. – Неужели вот так все заканчивается? Тогда для чего это все было? В чем был смысл?
– А ты сама-то как думаешь? – еще раз задал он мне свой вопрос.
– Я не знаю… я что, как-то не так жила?
Старичок усмехнулся. Я продолжила:
– Или я сделала все, что могла, и больше не нужна в этом мире?
Николай Петрович опять усмехнулся.
– Может быть, я выполнила свою миссию? Но какую? Я ничего не понимаю… помогите мне, Николай Петрович.
– На твой вопрос нет ответа, дорогая моя. Ты сама делаешь свой выбор. Прямо сейчас ты можешь его сделать.
– Как это? – не поняла я.
– Когда-то давно, когда ты еще не родилась, ты сделала свой выбор, выбрала свою жизнь. Мы все выбираем ту жизнь, которую будем проживать. Мы выбираем наших друзей, мы выбираем родителей, врагов и учителей, внешний вид, состояние здоровья… мы выбираем все до мелочей. Понимаешь?
– И я выбрала умереть так рано? – спросила я.
– Не все так просто… ты оставила себе выбор на будущее. Знаешь, мы всегда, почти всегда тщательно выбираем себе все: с момента рождения и до самой смерти. Мы делаем это каждый раз, когда решаем прийти в материальный мир. Мы досконально продумываем свои задачи и хорошенько готовимся к путешествию.
– То есть вы хотите сказать, что нож в горло от рук Вадима – это я сама себе такое выбрала?
– Безусловно. В материальном мире мы не выбираем, мы живем так, как продумали до этого. Или выбираем, но только из тех вариантов, которые опять же продумали и выбрали до рождения. Наша судьба, если можно так назвать наш выбор, она ведь не просто плоская линия жизни. Мы выбираем себе жизнь, а значит, в нашем распоряжении – целый набор вариантов! И что именно делать с этим набором, ты должна решить сама! Именно ты, и никто другой!
Представь себе огромное множество пересекающихся линий, кривых, прямых… любых. Везде, где есть точки пересечений этих линий, есть возможность перейти с одной линии на другую. Именно поэтому в материальном мире у нас есть иллюзия, что мы можем что-то менять. На самом деле мы лишь можем переходить с одной линии на другую, делая выбор из ограниченного числа заранее установленных вариантов.
Но так, как сделала ты, никто не делает. До этого никто не делал!
– И что я такого сделала?
– Ты решила оставить себе свободу выбора в материальном мире.
– Что это значит?
– Сейчас ты можешь закончить свой материальный путь – или продолжить его. Ты дала себе возможность принять это решение, будучи в полной памяти о своей нынешней жизни.
– И зачем я это сделала? – спросила я.
– Ты всегда была экспериментатором! – засмеялся Николай Петрович.
– Не поняла, я сделала это просто так, из любопытства?
– Я точно не знаю, что тобой двигало – может быть, любопытство, а может быть, какой-то более глубокий умысел. Об этом знаешь только ты. Я всего лишь проводник.
– И что же мне теперь делать? – Я была растеряна.
– Просто сделай свой выбор. Только сделай его осознанно, не спеши с решением. У тебя есть не очень много времени, но оно есть. Загляни вглубь себя, постарайся понять, что есть для тебя твоя жизнь и этот выбор.
– А что случится, если я выберу остаться? – поинтересовалась я. – Вы знаете, что будет со мной дальше?
– Этого я тебе сказать не могу. Возможно, именно поэтому ты и решила перенести этот выбор в это время и место.
– А что будет, если я решу умереть?
– И этого я тебе сказать не имею права.
– Как же я должна делать выбор, если мне неизвестно, к чему приведет мой выбор?! – в отчаянии спросила я.
– Загляни в себя…
Я еще какое-то время смотрела на падающие снежинки и размышляла… Хотя размышлением это сложно назвать. Не было мыслей, и не было каких-то логических «а если это, тогда то». В голове царила тишина и спокойствие. Я понятия не имела, что мне следует выбрать!
И самое странное, не было чувства, что я что-то теряю и надо срочно все вернуть. Даже наоборот, чем дольше я сидела на лавочке, тем отстраненнее я чувствовала себя по отношению к самой же себе. Как будто все то, что происходило со мной до этого, все эти годы, все те события, прокручивали передо мной так, как обычно делают в кино, как фильм. Он идет фоном… и он продолжает идти, а я здесь, на этой лавочке.
И я вижу одновременно сразу много возможных сюжетов этого фильма, он как будто идет одновременно, нет прошлого и будущего. Я могу узнать о времени события лишь только по своему внешнему виду, по обстановке вокруг себя.
Вот я в школьной форме, значит, детство. Вот я в Париже, это не так давно. Здесь я что-то пишу, похоже на мою старую детскую комнату. А тут я еду в машине скорой помощи, мое тело без сознания, рядом сидит папа, он очень бледный, вокруг много врачей, на лице кислородная маска.
Но все это меня не очень трогает. Я – уже не совсем я…
Я обернулась к старичку, но его не оказалось рядом. Посмотрела по сторонам – никого.
Если я вижу кадры из прошлого и настоящего почти одновременно, то почему я не вижу кадров будущего?