Тимоти Финдли - Ложь
107. Мне все меньше и меньше по душе собственное подозрение, что коль скоро мир всегда исчезает за горизонтом, то исчезает и жизнь. И что мы — подобно кораблям с парусами и шлейфами дыма — переваливаем через этот рубеж и попросту исчезаем. Лучше б я не верила, что смерть не более чем такое же вот исчезновение. Пятидесятидевятилетнему человеку эта мысль почему-то кажется недостойной, хотя я всегда считала большой удачей, что не разделяю широко распространенный взгляд на смерть как наказание или по меньшей мере расплату. Мне бы очень хотелось примириться с этим на удивление простым научным фактом: мы умираем. В конечном итоге важно только одно — как мы умираем.
108. Решив, что душевное равновесие достаточно восстановилось и можно покинуть пляж, я встала и пошла вниз по дюне к дощатой дорожке. В прошлом два крепких коктейля никогда не составляли проблемы, поскольку в прошлом я никогда не выпивала их в течение одного дня и уж тем более в течение одного часа. Алкогольные напитки всегда были для меня лишь данью официальной традиции. Иной раз вино за ужином, иной раз херес после обеда, «манхэттен» вечерком. К джину я в жизни не прикасалась, а водку впервые попробовала сегодня. И не сомневалась, что с похмелья буду мучиться пресловутой головной болью, — но ничего такого не случилось. Правда, я беспокоилась из-за своих пилюль. Врачи постоянно твердят, что, приняв лекарство, ни в коем случае нельзя пить спиртное, и я всегда свято соблюдала это правило. Впрочем, никаких вредных воздействий вроде бы не наблюдалось, и я решила, что мне повезло.
Когда я вышла на дорожку, собираясь идти в гостиницу, тревог у меня хватало, причем посерьезней собственного здоровья. Что произошло с фотографиями Мег и как это выяснить? Простую кражу установить довольно легко. Надо спросить. Я всегда так считала. Но тут кража не простая; вор наверняка не хуже меня понимал, с чем все это связано. И тревожил меня не столько разговор с Мег, сколько разговор с Найджелом. У каждого из них были вполне веские причины утащить эти фотографии, хотя, что касается Найджела, я не могла толком сообразить, какие именно. С Мег все более-менее просто. Если она взяла снимки, то наверняка чтобы показать их Майклу. С другой стороны, она же могла прямо так и сказать, верно? Разве трудно было передать через Робина: «Я взяла на время свои фотографии». Но она этого не сделала. И записки не черкнула.
А Найджел? Какие серьезные причины могли быть у него?
Снимки никоим образом его не компрометировали. И если он сумел воспользоваться случаем и глянуть на них, когда принес конверт, то наверняка увидел, что беспокоиться ему совершенно не о чем. Вдобавок, если этот болван хоть немного разбирается в любительских фотографиях, он вполне мог сообразить, что ни одна коммерческая мастерская не станет печатать фото голых мужчин. Найджела могли интересовать только негативы. Хотя вряд ли ему известны такие тонкости.
Все-таки это Мег, решила я. Взяла показать Майклу. Вечером вернет, с объяснениями. Или я найду их, может прямо сейчас, в своей почтовой ячейке, у стойки портье.
С такими вот мыслями я зашагала через лужайку, как вдруг услыхала над головой шум самолета и увидела, как народ показывает на него пальцем.
Подняв глаза, я заметила моноплан, летевший на сравнительно небольшой высоте в сторону океана. За ним тянулся большой длинный транспарант, вроде тех, что рекламируют открытие благотворительных базаров и торговых гипермаркетов.
В эту минуту прочитать надпись было невозможно, и я вместе с остальными повернулась, глядя, как самолетик мчится над душевыми и над песком. Долетев до айсберга, он изменил курс и пошел параллельно пляжу.
Теперь надпись читалась совершенно отчетливо:
«БЕРГС» ПРЕВОСХОДЕН С КОКА-КОЛОЙ!
Я пошла дальше, мимо зевак, и не задерживалась, пока не очутилась в холле.
109. В холле было почти безлюдно. Только на одном из диванов сидела и ссорилась молодая пара — явно временные постояльцы. Ей в «Аврора-сэндс» совершенно не нравилось, и она хотела уехать. А он твердил, что надо остаться, поскольку в «Пайн-пойнт-инне» принимают только тех, кто заказал номер заранее, а до ближайшего жилья, как говорится, не прыгнешь, к тому же придется «снова каким-то образом объезжать дорожный кордон».
Эта фраза меня заинтриговала: выходит, народ сюда не пропускают, — но до поры до времени я отвлеклась от сей интриги, услышав возбужденные голоса в конторе за стойкой портье. Один из голосов определенно принадлежал Лоренсу. Другой, чуть менее возбужденный, — почти наверняка Куинну Уэллсу.
Кэти стояла за стойкой с таким видом, словно ничего не видит и не слышит.
Я кашлянула — и улыбнулась.
Она вышла из оцепенения и воззрилась на меня, будто сразу и не поняла, кто перед нею.
— Да, мисс Ван-Хорн?
— Отсюда я плохо вижу свою ячейку, — слукавила я. — Там случайно нет почты?
Кэти обернулась посмотреть.
— Нет, мэм.
Снова повернуться ко мне она не успела, из приоткрытой двери конторы донеслись оглушительные крики. Кричал Лоренс, и я не стану повторять его слова. Если исключить невоспроизводимые эпитеты, суть сводилась к следующему: Куинну Уэллсу надо срочно проверить головку, раз ему невдомек, что творится что-то странное. И так далее.
— Извините, мисс Ван-Хорн. — Кэти шагнула к двери и плотно ее закрыла.
Спорщики на диване замерли, не сводя глаз со стойки портье, словно она, того гляди, взорвется. Я подарила им благосклонную улыбку, думая о том, какие ужасные впечатления останутся у них от нашей чудесной старинной гостиницы.
Дверь, только что закрытая, распахнулась, выпустив в холл Эллен Уэллс и Джуди, Кэтину сменщицу.
Джуди плакала, а Эллен обнимала ее за плечи. Ситуация внушала гнетущую тревогу. Какое отношение Лоренс имеет к этой плачущей девочке? Почему он кричал, да еще в таких ужасных выражениях, на Куинна Уэллса, который, что ни говори, владеет этой самой гостиницей? И почему Эллен, проходя с Джуди мимо стойки, так странно взглянула на меня, а потом увела девочку через парадный подъезд к Дортуару?
Ответы услужливо явились почти сию же минуту.
Лоренс Поли вышел из конторы Куинна Уэллса — с видом человека, которого только что уволили. Бледный, весь дрожит, и на лице однозначно написано: о чем бы ни шел спор, он проиграл.
Он выбрался из-за стойки портье, прошагал через холл к парадной двери, и тут только стало ясно, что он заметил меня.
— Ты мне нужна, Ванесса, — сказал он. — Жду тебя на улице.
Когда Лоренс ушел, я собралась с мыслями ровно настолько, чтобы снова повернуться к Кэти и задать абсолютно ненужный вопрос:
— Ты случайно не знаешь, нужно ли заранее созваниваться, если хочешь пойти в «Пайн-пойнт-инн» потанцевать?
Кэти пока не успела толком собраться с мыслями.
— Я… не знаю… я…
У нее за спиной возник Куинн Уэллс.
— Нет, мисс Ван-Хорн, не нужно. Но, пожалуй, лучше быть там часиков около восьми.
Я поблагодарила. Куинн — вполне порядочный молодой человек. Без сомнения, потеря семейной гостиницы весьма тяготит его совесть. По-моему, он действовал открыто и разумно, не делая тайны из причин продажи, хотя цифр, конечно, не называл. Не скрывал и того, что знает: очень многим из нас трудно простить ему этот поступок. Как-никак нашей истории было в «Аврора-сэндс» ничуть не меньше, чем его. А то и больше. Но Куинн никогда не закрывал глаза на наше недовольство, не делал вид, будто оно неоправданно. Не делал вид, будто не желал продажи. С его плеч свалится огромная обуза. Во-первых, он избавится от вечного страха перед пожаром. Годами ему приходилось выкраивать средства на меры безопасности, при том что они постоянно и все быстрее требовали модернизации. С гордостью могу заявить: я не из тех, кто, с одной стороны, твердит, что, случись пожар, «гостиница вспыхнет как трут», а с другой стороны, жалуется, что Куинн Уэллс «испортил прелестный старинный потолок, утыкав его разбрызгивателями». Эти же люди громче всех возмущаются у стойки портье, что Куинн поднял расценки, хотя сделал он это потому только, что обеспечил меры безопасности, которые спасут им жизнь. Наверняка он порой думает, что иные из нас не заслуживают ничего, кроме презрения.
Потому-то мне скорее жаль Куинна — мало того, что в этот последний сезон на него свалилась смерть Колдера, так еще и пришлось, вот только что, воевать с буйным постояльцем в лице Лоренса Поли.
Я, конечно, умирала от любопытства. Из-за чего тут разгорелся сыр-бор и почему Джуди плакала?
Намекая, что не прочь выслушать сию историю, я ждала и для виду копалась в своей сумке, но, увы, услышала только:
— Кэти, зайди, пожалуйста, на минутку в контору.
Я подняла глаза и увидела, как девушка следом за Куинном прошла в контору и закрыла за собой дверь. Закрывающаяся дверь — как мягкая, однако же наглая пощечина.
