Макс Нарышкин - Синдром Клинтона. Моральный ущерб
— Значит, вы утверждаете, что «Геленваген» отнял у вас трансвестит? — спросил лейтенант, разглядывая татуировку на руке потерпевшего. — Ниже вас ростом, атлетического сложения, однако все равно в два раза меньше вас в габаритах? Значит, вы говорите, что он был трезв и один?
— Да, да, сколько раз можно спрашивать одно и то же?! — держась за лоб, заорал бывший хозяин тачки.
На предплечье оглушенного Куртеевым мужчины был изображен пират с ножом в зубах. На лезвии ножа значились буквы: «ИРА». В общем-то, именно это и было причиной милицейского слабоумия. Перед лейтенантом стоял человек, который тюремной иерархией признан садистом по отношению к лицам, вставшим на путь исправления. И сама надпись: «Иду Резать Актив» — как бы убеждала милиционера в том, что отнять у этого человека машину может взвод СОБРа, весь штат «Идущих вместе», ну, на худой конец, банда озверелых трансвеститов, но никак не один трансвестит.
— Где вы с ним познакомились?
— Не понял.
— Где вы познакомились с этим трансвеститом?
— Ты че, епт?..
— То есть вы его не знаете? А как он выглядел?
Мужик оторвал руку от лба и стал показывать на себе.
— Ну, короче, зеленый пиджак такой… узкий. Отвороты — вот такие, — он дотронулся кончиками толстых, как сардельки, пальцев до своих плеч. Рукава короткие… ну, все в обтяжку, как они любят… Брючки клеш… Тоже в попу въелись. И вот здесь приблуда такая, — он изобразил на груди взрыв бутылки шампанского. — А! И тапки — зайцы!
— Не понял.
— Тапки, мать твою, — зайцы!
— Какие зайцы?
— Розовые! Плюшевые и ушастые! Типа как педик две ноги в мягкие игрушки сунул и пошел! Понятно, нет?
— В общем, да, — сказал лейтенант, сунул руку в окно «Форда» и вынул рацию: — Восьмой, тут у гражданина машину отмели по сто шестьдесят второй, преступник на север двинул по Ленинскому. «Геленваген» тройная Ольга три семерки. Приметы преступника?.. Ну, в общем… Женщина средних лет, ростом выше среднего, атлетически сложена, шикарный зеленый шелковый костюм с воротником апаш, брюки клеш, жабо… Словом, глаза бы не смотрели. И на ногах… босиком, в общем.
Глава 21
Невероятные по масштабам средства тратит Россия на получение второго высшего образования двумя людьми. Их возят по стране, показывают, как работают ГЭС, как делают гипсовые плиты для отделки домов, академики в секретных НИИ объясняют им, как складывать цифры, чтобы получались числа, фермеры реально учат, как кормить коров, акушеры демонстрируют им рождаемость, авиаторы наглядно обучают правилам приклейки носа самолета к фюзеляжу. Чтобы в условиях платного образования в России обучение двоих аспирантов не выглядело вызывающе, их назвали «проектами». Теперь все в порядке. И чтобы окончательно сгладить общественные противоречия между платниками и бесплатно стажирующимися по всей стране «проектами», высшими образовательными кругами (интересно, догадывается ли о существовании таких Фурсенко?) было постановлено таким образом, что это не двоих курсирующих по стране студентов учат, а это они, студенты, учат страну. Вот один из них приехал куда-то на Север (на втором плане олени пробежали) и спрашивает у кого-то, кого в жизни не покажут: «Объясните, где Новая Земля. Каждый гражданин должен знать, где находится Новая Земля». Кто-то отвечает, что, мол, недоглядели, проблемы финансирования, текучка кадров. «Так нельзя, — говорит „проект № 1“. — Нужно предотвращать текучку. Мы создадим беспрецедентно заманчивые условия работы для будущих Ломоносовых. Но где же Новая Земля? И почему в отчетах вы постоянно пишете: „От 15 до 150 килотонн“?» — «Да мы сами думали, что пятнадцать, а она как пиз…» — «Найти Новую Землю. Найти и компьютеризировать каждый учебный класс». Вот № 2 приехал в армию. Вот на какое-то озеро. Пусть не будет детских домов. Пусть не будет нищеты. Он ходит не как его коллега по стажировке и даже не как лидер, у него другая ориентация: он почему-то постоянно улыбается (видимо, понимает всю несерьезность своего такого обучения) и говорит вещи, которые говорит его сокурсник и которые, по мнению обоих, должны шокировать все сто сорок миллионов населения России: «К концу 2008 года рождаемость будет выше смертности», «Нанотехнологии — приоритетное направление в развитии национальной науки», «В этом году базовые пенсии подрастут на бла-бла процента», «Стабилизационный фонд страны к концу года составит бла-бла-бла триллионов долларов», «На здравоохранение в следующем году будет затрачено…». А в это время умирал народный артист СССР Кононов. У него не было 10 тысяч долларов для операции на сердце. В Орле следователь Северной прокуратуры, какой-то Витя Таразанов, велел отрезать голову у убиенного и отдать обезглавленное тело матери для захоронения. Голова ему зачем-то была нужна. Для экспертизы, наверное. Одуревшая от горя мать вместе со священником написала жалобу прокурору, и прокурор того же района, какой-то Саня Гринев, послал их подальше формулировками из УПК. Интересно, нашлись ли этим двоим недоделанным — Таразанову и Гриневу — места в Следственном комитете? В Нижегородской области три поганых мента: Бихтяев, Аршаткин и Шальнов — палками забили насмерть человека в отделении милиции. Последний не хотел сознаваться в краже поросенка. Кому-то из ментов за это безобразие беспристрастный суд выписал три года заключения. Ходорковскому за мошенничество дали восемь. В Новосибирске работнички Судебного департамента уволили беременную судью, указав в приказе: «В связи с временной нетрудоспособностью», — и до сих пор еще не сидят. Пятько прокручивает государственные деньги в компании с президентами, и, говорят, это никого не возбуждает. Где Вика, чем занимается и как она связана с этими проклятыми тремя миллионами евро? Как она хочет сдать властям сделку негодяев?
Все эти мысли проворачивались в голове Куртеева. Пропал человек — вызвали милицию. Приехала милиция, и один из ментов сказал: «Да загуляла, наверное, где-то». И уехал. Нет трупа — некого искать. Как говорил один из героев фильма «Замороженный»: «Я знаю, как искать маньяка. Как только он совершит новое убийство, мы будем знать, где он».
Помощи не будет. Он знал это наверняка. Из помощников — сумасшедший профессор и собственный мозг. Но последний дружок что-то стал уставать и давать сбои. Спроси его сейчас, кто украл счетчик купюр, он даже не шевельнется для начала решения задачи.
— Нам нужно где-то переодеться, — сказал Берг.
— Да что вы говорите. Я думал, что вам нечего переживать, вы шотландец.
— Вы напрасно конфликтуете со мной, Куртеев.
— Хотите снова выйти из машины? — ядовито сказал Тихон. — Что ж, я удерживать не стану.
— Мой бумажник унесли эти скоты. Вместе с паспортом и телефоном.
— Ну, я паспорт с собой не ношу, а в остальном все сходится. Как добудем новые штаны? Предлагаю грабеж.
— Боже, как обнищала интеллектом Россия…
— Почему?
— Молодой человек, вы задаете мне вопрос, над ответом на который я бьюсь вот уже десять лет… А потому давайте поговорим о вещах более понятных и объяснимых. Чтобы отнять два комплекта мужской одежды, нам нужно найти двух мужчин, находящихся рядом. А это невозможно даже в этом городе. До взлета Викиного самолета осталось два с половиной часа. То есть через час начнется регистрация, а до Шереметьева нам ехать около девяноста минут. — Берг старательно погладил голову, натирая, видимо, удачу. — Возьмем магазин на Арбате?
Идея пришла к Куртееву неожиданно. Так всегда приходят идеи рисковые, но не безнадежные.
— Куда это вы выворачиваете?
Этот вопрос остался без ответа. Тихон гнал машину к «Региону».
За год работы в компании Куртеев умудрился нажить себе всего одного врага. Даже не врага, а так, неприятеля. Менеджер отдела по работе с постоянными клиентами Гера Свистунов страдал от отсутствия принтера. Дело в том, что Гера был жаден до исступления. Он и машину-то выбирал себе семь месяцев, надоев до изумления за это время всем перекупщикам и перегонщикам. Он торговался за каждый доллар, скидывал цену за штрих на полировке, за поношенность протектора, за малый объем ящика для перчаток. Как может показаться, так и должен поступать менеджер, добывающий для компании сверхприбыль. Однако жадность Геры граничила с маниакальностью. Если бы он был клептоманом, то воровал бы табачные крошки из чужих карманов в раздевалке. А поэтому принтер он искал подержанный, то есть дешевый, но чтобы он был как новый и, желательно, в невскрытой упаковке. Естественно, на гарантии и чтобы гарантийного сроку истекло не более недели. Гера хотел лазерный. Самый дешевый и самый лучший. Наверное, он потратил бы еще несколько лет на розыск, поскольку предлагаемые аппараты в диапазоне цен от 150 (б/у 1 год) до 200 долларов (б/у 1 мес.) казались ему дорогими. А Гера не хотел, чтобы на нем кто-то зарабатывал. Гера не был лохом. Он был лучшим менеджером отдела по работе с постоянными клиентами. Лил ли за окном дождь, падали ли продажи, выигрывал ли «Локомотив», Гера входил в любой кабинет и вместе с рабочими вопросами заносил в помещение свою главную тему. Он говорил о ней, только о ней, и за это на второй месяц своих поисков получил вполне безобидное, но меткое прозвище Спринтер. И тут, на его счастье, в курилке, где Гера в очередной раз задолбывал всех своими рассказами о копировальной технике, совершенно случайно оказался его бывший одногруппник по университету Куртеев. Случайно, потому что отдел Свистунова находился в другом крыле офиса, а там есть своя курилка.
