Бенджамин Констэбл - Три жизни Томоми Ишикава
– Может быть, ты и права, – сказал он.
– Так оно выглядит.
– Тебе не кажется, что мы впервые разговариваем с тобой по-настоящему?
– Пожалуй.
И вот, как ни странно, за несколько минут до его смерти мы с отцом наладили какое-то подобие контакта. Вряд ли я могла требовать большего.
Я порылась в кухонном шкафу и нашла свечи. В нише за домом оказалось множество канистр с пропаном. Я притащила одну из них внутрь и открыла краник.
– Ты еще не спишь, папа?
– М-м-м…
Папина голова свесилась набок. Я зажгла свечи и поставила подальше от него, на стол, а потом поцеловала отца в лоб.
– До свидания, папа, я ухожу.
Я села в машину и уехала.
Откуда-то налетел ливень, но сквозь пелену дождя сияло солнце, играя в каждой капле. Отец стучал в дверь дома, боясь вымокнуть. Он был еще ребенком. Ему отвечал женский голос:
– Я не могу тебя впустить. За тобой пришла злая лиса. Ты обидел лис. Иди туда, где они живут, и проси прощения.
– Но я не знаю, где они живут! – крикнул мальчик.
– В такие дни бывает радуга, – сказала женщина. – Лисы живут под радугой.
И он побрел по лугу, полному цветов, и впереди, на небе, действительно появилась многоцветная дуга. Он чувствовал запах дождя, земли, цветов. Столько прекрасных ярких цветов.
Дом был еще виден. Я остановилась, вышла из машины и стала смотреть. Вдалеке, за волнами жара, маячило его отражение – а потом полыхнул огонь. Дыхание перехватило. По лицу потекли слезы. По пыльной пустыне прокатился низкий рокот, и на том месте, где стоял дом, взвился гриб взрыва. Я вытерла лицо о футболку и ощутила прилив энергии, подобный теплой волне. Рядом остановилась какая-то машина, окно опустилось. Грузная загорелая чета спросила, не знаю ли я, что случилось.
– Понятия не имею, – ответила я. – Я просто стояла тут, и вдруг бабахнуло.
Через секунду раздался второй взрыв, сильнее прежнего, и пара ахнула.
– Ян, дай-ка камеру.
Я пожелала им удачного дня и уехала, прежде чем они успели меня запечатлеть.
Глава 22
Незаконченные дела и прощание
Я знал, что Стритни непременно отзовется, но, когда я на следующее утро зашел проверить почту, письмо оказалось формальнее, чем обычно.
Кому: Бенджамин Констэбл
От кого: [email protected]
Тема: Впечатлен
Отправлено: 08-27-07 07.21 (GMT -6)
Уважаемый мистер Констэбл, кажется, вы опережаете инструкции, которые мисс Ишикава оставила для вас. Про книжку, лежавшую под деревом на площади Маккартни, вам даже не сказали. Мисс Ишикава, несомненно, была бы впечатлена навыками охотника за сокровищами, которые вы выказываете. Поздравляю, у вас отличная интуиция и уйма решимости.
При случае загляните в отель «Челси». Подсказка такова: низкие деревья где-то высоко.
Низкие, как брокколи.
Удачи.
Мистер Ч. Стритни– Он знал про наш разговор в японском ресторане.
– Да.
У Беатрис был такой вид, будто она кипела гневом, но сдерживалась.
– И он подписался «мистер Ч. Стритни». Я – единственный в мире человек, у которого хватило глупости подумать, будто это имя. Он про меня знает. Знает, что я делаю и когда; а теперь еще знает, о чем я думаю. Он знает все то, что знаешь только ты.
Беатрис несколько раз тяжело вздохнула.
– Кто-то по ее поручению подслушивает, что ты говоришь.
– По чьему поручению?
– Бабочки.
Я огляделся. Долго смотрел по сторонам, но никого не увидел.
– Бабочка мертва, – сказал я. – Но кто-то присылает мне от нее письма, и это ты, ну или ты кому-то помогаешь.
Беатрис прикусила губу.
– Клянусь, я тут ни при чем. Все не так, как тебе кажется.
– А как? По-моему, самое время объясниться.
– Не могу, Бен. – Она подалась вперед и пристально посмотрела на меня. Ее глаза были полны слез, но Беатрис крепилась. – Это не я. Я ничего такого не делаю. Но ты должен понять. Очнись, наконец.
– Что я должен понять?
Она сидела с таким видом, словно больше ничего не собиралась говорить. Я не исключал, что Беатрис сказала правду, и она действительно ничего не делала, но происходившее было как-то с ней связано, и она знала, что происходит. Я с обвинением взглянул на нее, и ей явно стало неловко. Я решил, что вернусь к этому вопросу позже, и перевел дух, ожидая, пока у Беатрис высохнут навернувшиеся на глаза слезы.
– Где находится отель «Челси»? – добродушно спросил я.
– «Челси»… – повторила она, шмыгнула носом и вытерла глаза салфеткой.
– Он что, хорошо известен?
– Ты никогда не слышал про отель «Челси»?
– Нет, извини.
– Удивительно.
– Почему?
– Он знаменит. Там останавливаются художники и музыканты. Если не ошибаюсь, его открыли в конце шестидесятых, и с тех пор он почти не изменился. Там жили многие знаменитости.
– Кто, например?
– Ну, Боб Дилан, Дженис Джоплин. Хендрикс, кажется. Там умер Сид Вишес.
– Покажешь, где это?
Беатрис вздохнула.
– Ладно.
– Ты так только говоришь, а на самом деле, по-моему, тебе совсем не хочется.
– Будет проще, если я пойду с тобой.
Я не стал спорить.
Беатрис перестала быть случайной знакомой, она сама это признала, хотя я понятия не имел, кто она такая. Я ничего не понимал, меня мучило беспокойство. Я не выказывал волнения, потому что Беатрис, казалось, переживала еще сильнее. Она молчала по пути к отелю «Челси» и не смотрела на названия улиц и номера домов. Она хорошо знала дорогу. Я мог бы и догадаться.
Стены вестибюля были увешаны цветными рисунками. На меня уничижительно уставилась лошадиная голова. Сверху свисала какая-та штука на веревке.
– В основном это все отдали в уплату за жилье художники, – пояснила Беатрис.
Мы миновали человека за столиком, который улыбнулся и поздоровался, свернули налево и стали ждать лифт.
– Куда мы идем? – спросил я.
– Ш-ш.
Когда мы вошли в лифт и дверь закрылась, Беатрис сказала:
– Нам надо на крышу.
Мы вышли на десятом этаже и поднялись по лестнице к двери, на которой было недвусмысленно написано, что дверь подключена к сигнализации и проход воспрещен.
– Сюда вообще-то нельзя, – объявила Беатрис, толкнув дверь.
– А сигнализация не сработает?
– Никакой сигнализации нет.
– Откуда ты знаешь?
– Я знакома с одним человеком, который иногда тут живет.
– Дежурный тебя знает?
– В лицо, по крайней мере.
– Почему ты злишься? – поинтересовался я.
– Такое ощущение, что мной манипулируют.
– Да. Но кто?
– Тот, кто направил тебя сюда.
– Бабочка?
– Ты, кажется, сказал, что она мертва?
В насмешке прозвучала горечь.
– Да.
– С чего она взяла, что ты сможешь выбраться на крышу без моей помощи?
– Я совершенно не способен сделать что-либо сам.
– Ты бы даже не узнал, что здесь в принципе можно выйти на крышу, если бы не я.
Крышу разделяли на сектора ступеньки, трубы, желоба, решетки. Еще там торчала водонапорная башня. Кое-где виднелись маленькие садики. Отсюда открывался совсем иной вид на Нью-Йорк. Я видел крыши более низких зданий и стоял на одном уровне с высокими шпилями водонапорных башен, которые вздымались со всех сторон. Небоскребы – коричневые, например в районе Манхэттенского моста, и серо-белые (в том числе Эмпайр-стейт-билдинг) – тянулись к небу над моей головой. Нью-Йорк отсюда казался намного больше и объемнее. Выше, грязнее, старше, новее…
– Нужно найти маленькое дерево.
– Тогда оглядись.
– Я не хочу залезать в те садики. Наверное, это запрещено.
– Сюда вообще запрещено выходить. Давай, ищи свое деревце. Оно рядом.
– Ты знаешь, где оно, – обвинительно заметил я.
– Да.
– Ну так покажи мне.
– Нет. Ты должен найти сам.
– Не хочу.
– М-м. Это бунт, – произнесла Беатрис с ехидной усмешкой.
– Где деревце?
– Не скажу.
– Тогда пойдем отсюда.
Она уставилась на меня.
– Что, правда?
– Ну да.
– И у кого теперь плохое настроение? Почему ты не хочешь его искать?
– Потому что ты знаешь, где оно. Я больше не хочу играть. Слишком много событий, о которых я не просил; совпадений, о которых старался не думать, чтобы игра не прервалась, ну или чтобы не расстраивать тебя. Но теперь играю уже не я – играют мной. Я стал игрушкой, а не товарищем по команде. Ты сказала, что злишься, потому что тобой манипулируют, но вопросы, которые я так и не задал, предназначены тебе. Я не знаю, что ты делаешь, а ты не рассказываешь. И еще кое-что. Это ты манипулируешь мной, и я понятия не имею зачем.
