Илья Стогов - Отвертка
— Ты, наверное, хочешь одеться? Я сейчас выйду.
— Неловко просить тебя так напрягаться.
— Ты ведешь себя как в дешевом кино. Не стыдно?
— Как в дешевом кино? Посмотри на себя в зеркало. На выражении твоего лица нужно ставить гриф «Детям до 16…».
Я встал, обошел ее и поковылял на кухню варить кофе.
В раковине со времен какой-то из древних цивилизаций сохранилась пирамида грязной посуды. В нескольких стоящих на столе тарелках были набросаны окурки… горы окурков.
Странно — вечерами, глядя на неустроенность своего быта, я ощущаю приливы чистой как слеза вселенской тоски. Зачем мы в этом мире, спрашиваю я себя и не нахожу ответа.
С утра ничего подобного я не испытываю. Похмелье, ставшее традицией, не допускает абстрактных вопросов.
Дебби тоже пришла на кухню.
— Как ты живешь, Стогов? Нет, ну как ты живешь? Разве можно жить так, как ты живешь? Это же не дом, это помойка!
— Ты можешь пройти и портить мое прекрасное утреннее настроение сидя.
Она показала пальцем на один из моих лучших стульев:
— На что я, интересно, сяду? Вот на это? Оно сейчас развалится.
— А ты попробуй. Выглядишь ты вроде стройной. Не знаю, правда, сколько весит твое чувство юмора.
Дебби посмотрела на меня. Не знаю, что во мне не понравилось ей больше — опухшая физиономия или дрожащие руки. Она молча вымыла нам по чашке, блюдцу и ложке и налила горячего кофе.
— Пить-то хочешь?
— Хочу. Пива бы сейчас.
— Ты пьешь хоть что-нибудь, кроме пива?
— Как-то раз я пробовал кока-колу.
— Ты пьешь коку? Как ты можешь пить эту гадость?
— Ну почему сразу гадость?.. Нормальный напиток. А что пьешь ты?
— Я пью пепси. Не травить же себя кокой!
— Между ними есть разница?
Дебби посмотрела на меня с сочувствием. Мы молча допили первый кофейник, и Дебби намолола кофе для второго.
— Знаешь, доктора говорят, что лучше всего от похмелья помогает хороший секс. По утрам секс получается наиболее эффективным.
Я помычал в том смысле, что где это, интересно, она видела молодцов, которые в моем нынешнем состоянии были бы способны на эффективный секс?
— Легче всего свалить все на похмелье. Ты, между прочим, и вечером был тот еще любовничек…
— Я надеюсь, вчера ты не воспользовалась моим состоянием для того, чтобы…
— Воспользовалась.
— Ты хочешь сказать, что мы…
— Естественно.
— Врешь?
— Естественно.
Дебби засмеялась. Она-то чувствовала себя просто великолепно.
— Что тебя так веселит?
— Выражение твоего лица.
— Я ведь и разозлиться могу!
— Это не очень опасно.
За окном по-прежнему лил дождь.
— Это ты привезла меня вчера домой?
— Кто же еще?
— Спасибо.
Все еще смеясь, Дебби рассказала, что вчера совсем уже пьяного запихнула меня в такси и таксист с трудом отыскал нужную улицу в купчинских лабиринтах, а я всю дорогу орал, что отыщу убийцу и предам его суду Линча.
— А парни?
— Что «парни»?
— Куда делись парни?
— Поехали домой. Брайан, пока ловил такси, упал в лужу, весь перемазался. Ты не помнишь?
— Не-а.
Я решился закурить и прислушался к себе. Организм вроде бы не возражал против курения. Версия Осокина об убийце-левше была, конечно, полным бредом, однако на всякий случай я спросил:
— Знаешь, Дебби… Ты только не удивляйся… Скажи, а среди вас троих… тебя и парней… нет левши? Человека, который все делает не правой, а левой рукой.
— Есть.
Она произнесла это совершенно спокойно.
— Есть левша?
— Да. Это странно?
— Кто он? Мартин?
— Почему Мартин? Нет. Совсем не Мартин. Единственный левша в нашей группе — это Брайан.
11
Все вставало на свои места. Мне дали в руки ключ, и он с первого раза подошел к замку.
Осокин — молодец. Хоть и болеет неприличными болезнями, но — молодец.
Я вспомнил, как в пикете милиции на «Сенной» Брайан говорил капитану, что, когда погас свет, ему показалось, что я начал перемещаться. Похоже, что уже тогда он стремился бросить подозрение на как можно большее количество окружающих.
Я покосился на Дебби. Она молча прихлебывала кофе и смотрела за окно, где великий город, северная столица и северная же Венеция, тонул в потоках дождя.
Надо же, всего один маленький фактик — и вся эта история оказалась простой, как задачка для младших классов.
— Ты вообще ничего не помнишь из вчерашнего?
— Почему? Кое-что помню. Помню, как мы наперегонки пили…
— Ты, кстати, проиграл… Ты помнишь, что в час дня у нас встреча с парнями?
— Как это я проиграл? Я как раз выиграл! Только я, как джентльмен, не хочу тебе об этом напоминать. А где у нас встреча?
— И после этого у тебя хватает совести заикаться насчет выигрыша? Ты же сам вчера договаривался встретиться с ними в кафе на Литейном.
Я попытался вспомнить, какого черта мне понадобилось встречаться с ирландцами именно на Литейном. Вспомнить не получалось. Я молча пошел одеваться.
Кафе «На Литейном» было дешевой забегаловкой. Когда мы вошли, ирландцы уже сидели за столиком. Выглядели парни тоже неважно. Я заказал «Хванчкары» для Дебби и кружку пива для себя.
— Давно сидите?
— Минут десять.
— Ты, говорят, вчера упал? В лужу…
— Я?! Клевета! Я был тверд на ногах как скала!
— Черт бы вас побрал! Со всеми вашими конкурсами. Придумали тоже — пить наперегонки! Если я помру в этом сыром городе, что скажет мой редактор?
Дебби пожала плечами:
— Лично я чувствую себя абсолютно нормально.
— Может, выпьем граммов по пятьдесят водки?
— А что?! Давайте! Давайте выпьем!
— Хватит пить, ковбои. Все равно не умеете. Вы бы, guys, видели Стогова сегодня с утра.
— Я выглядел плохо?
— Ты никак не выглядел… Такое впечатление, будто тебя вообще не было в комнате.
Брайан равнодушно поинтересовался, переспали ли мы? Я заметил, что кружку он держит действительно левой рукой.
— Ага! Дождешься от этого алкоголика!
— А я люблю делать секс с утра. Очень помогает.
— Научи этому Стогова. А то он умрет, так и не изведав этого удовольствия.
— Какие планы на сегодня?
— Ты забыл? Мы же договаривались!
— О чем?
— Как о чем?! Как о чем?! Ты же сам сказал, что здесь, на Литейном, есть тату-салон, где собираются петербургские радикалы.
Я сделал вид, что о тату-салоне, разумеется, помнил… просто не думал, что им это так интересно.
— Это далеко? Такси ловить будем?
— Это рядом. Дойдем пешком.
— Там хорошие мастера?
— Не знаю. Никогда не видел их за работой.
— Думаю сделать себе татуировочку. Маленькую. Где-нибудь на спине. Через два дня уезжаем. Пусть останется хоть какая-то память.
Я подумал, что если мои подозрения подтвердятся, то никуда дальше Колпинской зоны Брайан не уедет.
Тату-салон, который я обещал показать ирландцам, назывался «Тарантул». Официально заведение именовалось «Салон красоты «Nola»», а «Тарантулу» в салоне принадлежала каморка в дальнем от входа конце зала.
Хозяева «Nola» хотели превратить заведение в универсальный центр красоты. Здесь заплетали африканские косички, делали точечный массаж, омолаживали кожу лица и даже могли вживить вам в ногти настоящий жемчуг. Не обойтись тут было и без мастеров-татуировщиков.
Тех пустили в помещение, и вразрез с общей политикой салона тату-мастера превратили свой «Тарантул» в место встречи сомнительных типов, увешанных сережками и пахнущих черт знает чем.
Мы открыли дверь «Тарантула». Первое, что я увидел, — угол, заставленный пивными бутылками. Мы огляделись. Раковина, кушетка, много зеркал. На стене висел порнопостер с начерченной на нем мишенью для дартса.
На низком столике лежали каталоги с узорами. Попросите — и их в темпе нанесут на ваше собственное тело.
Мастера сидели тут же. На жизнь они смотрели мутными глазами. Один из мастеров буркнул:
— Слушаю?
Очевидно, парень давно работал на данном поприще. Его руки, чуть прикрытые рукавами футболки, были изукрашены до самых ногтей. О мелочах вроде пары дюжин сережек, вдетых в брови и ноздри, упоминать не стану.
— Мой приятель хотел бы сделать себе татуировку. Маленькую. На память.
— Который приятель?
Судя по запаху, парень вчера занимался приблизительно тем же, чем занимались мы.
Брайан шагнул вперед:
— Я.
— На память так на память. Садись, выберем узор. Пожелания имеются?
Брайан с мастером зарылись в каталогах. Брайан пытался на пальцах объяснить, что именно он хотел бы увидеть на своей коже. Мастер сыпал названиями модных тату-стилей: трайбл, келтик, нью-скул…
— Что такое твой трайбл?
