Андрей Геласимов - Рахиль
– Где? Ну, покажи. Вот здесь, что ли? Да ерунда.
Потерла пальцем.
– Хочешь, пудрой присыпем?
На эту тему, лет десять назад всю контору повезли на стрельбы. Председатель на совещании сказал: «Что-то оперативники у нас давно не стреляли».
А половина офицеров уже с мамонами, как сундуки. На огневой удобно только в положении «сидя».
Как груднички в кроватке. И ножки раскинули, чтоб потверже сидеть.
Потому что если «лежа», то получаются качели. При беглом огне даже в слона не попадешь. Сильно раскачивает через пузо.
Шутка.
Но мне ничего. Два раза в неделю спортзал, и по выходным – бассейн. Даже в сорок переплывал его туда-сюда десять раз. И сейчас, если надо, переплыву. То есть в порядке. Без складок над брюками обошлись.
Потому, кстати, она и мелькает. Так бы мелькала где-нибудь в другом месте.
Я тогда взял пулемет. Молодежь стреляла из полуавтоматического, а я говорю: «Дайте-ка мне вон ту дуру». Чтобы знали, кто в доме хозяин.
И снял рубашку.
Не то что выпендриваться хотел. Типа Рэмбо весь из себя. Просто жарко было. Июль.
Когда приехал домой, жена сказала: «Откуда у тебя засосы?»
Я говорю: «Это не засосы, а синяки».
Она говорит: «Знаю я твои синяки».
Так и не поверила. А там на прикладе такая пимпочка, куда ершик вставляется для чистки ствола. Он там хранится. И у этой пимпочки крышка с пружиной. После первой же очереди приклад к плечу присосался. Как пиявка. Отдача сильная. Я его – чмок – оторвал, и по новой.
Молодежь смеется. Говорят: «Михалыч, тебя жена из дому прогонит». Но потом притихли.
От мишени одни клочья остались.
Я поднимаюсь и говорю: «Вот так, молодые люди. Родина может спать спокойно».
Но с женой все равно потом разошлись. После Горбачева в конторе это уже никого не волновало. До перестройки только следили за такими делами. Как в церкви. У них тоже батюшка должен быть женат. Надежнее.
И дополнительный контроль. Пеньковскому в Штатах за утечку по ракетному топливу памятник из чистого золота могли поставить. Но не поставили. Потому что жена чекиста только во-вторых жена. Ей известно, что надо делать, когда муж предатель.
Так что теперь у меня просто Наталья. Мелькает и ни о чем не думает. Ей важно не опоздать в ресторан.
– Ну, чего замолчал? Говорю тебе – давай пудрой присыпем.
В итоге я все равно собрался быстрее. Хоть на пальцах пересчитывай: раз – красное платье, два – синее, три – опять красное. Им нравится выбирать. Знают, как из одной проблемы сделать четыре. Потому что четвертая проблема – это я.
Платье – шшик – на пол, а я стою и смотрю. Второе – шшик – и мне уже начинает нравиться. Третье – шшик – и я думаю: «А, может, вообще никуда не пойдем?»
И говорю.
Но она смеется и просит застегнуть молнию.
Тоже ничего. Согласились. Спина под шелком на ощупь приятная. Замок по такой скользит как по маслу. Сначала вдоль попы, а потом – в ложбинку на талии. Ныряет как лодочка с крутой волны. Только шляпу придерживай.
То есть хорошая досталась. Не жалуемся. У одного еврея увел.
Ему все равно не в коня корм. Профессор.
– Все, я готова, – сказала она.
– Правда, что ли?
– Нет, пошутила. Принеси из кухни мои сигареты. Они где-то там.
Я протопал на кухню и оттуда кричу:
– На столе нет.
– А в шкафчике?
Я открыл шкафчик, посмотрел.
– Нету.
– А на подоконнике?
– Слушай, может, ты сама их поищешь? Чего мы через всю квартиру орем?
– Я в обуви.
– А я в чем?
И тут раздался звонок в дверь.
Вот что мне не нравится, так это звонки в такую минуту. Сто процентов. Можно даже не спрашивать. То есть ты тут собрался, напудрился, ищешь ее дурацкие сигареты, а они вдруг звонят. Нельзя, что ли, позвонить соседям? Те, скорее всего, никуда не идут.
– Открывать?
– Подожди, – крикнул я. – Вот они, твои сигареты! Я сейчас сам открою.
Подошел к двери и посмотрел в глазок.
– Ну что? Кто там? – шепчет она. – Чего ты застыл? Будешь открывать или нет?
– Сегодня какое число?
– Двенадцатое.
Я сел на подставку для обуви.
– Ты чего, Николай? Кто там?
– А ты не могла с утра мне напомнить, что сегодня двенадцатое число?
Она уставилась на меня, и глаза у нее стали круглые-круглые.
– Не поняла.
– Да иди ты.
И мы оба молчим. Через полминуты раздался второй звонок.
– Принеси табурет, – сказал я. – На вот, твои сигареты. Можешь курить сколько влезет.
– Подожди, мы ведь опаздываем! Ты же сам меня торопил.
– Уже не опаздываем. Неси табурет.
Встал и пошел к себе в комнату. Мне на это смотреть неохота. Видели все уже.
– Открой ему! Пусть заходит.
Сел в комнате, отдыхаю. Газету взял. Думаю: «Свежая. Посмотрим, что тут у нас».
– Зашел? – кричу так, что голубь с подоконника чуть не свалился.
– Да.
– Хорошо.
А в газете непонятно про что пишут. Кто только читает всю эту чушь?
– Сел он там?
– Сел.
– Ну и пускай сидит.
Голубь смотрит на меня через окно, а я на него. Так и сидим. Я ему кулак показал. Он отвернулся.
А в прихожей полная тишина.
Я думаю: «Чего это они там притихли?»
Кузнецов посмотрел на меня и говорит:
– Подстригся, Николай Михалыч? Раньше волосы вроде длиннее носил. Или лысеешь?
Наталья стоит в углу. На ней пальто застегнуто на все пуговицы. Смотрит на него, потом на меня и говорит:
– А почему ты так непонятно выглядываешь? Ты можешь сюда весь войти и объяснить мне, в чем дело? Кто это?.. Вы кто такой?
Кузнецов говорит:
– А вам Николай Михайлович обо мне ничего не рассказывал? Сегодня же двенадцатое число.
Наталья как закричит:
– Да слышала я уже про это двенадцатое! Вы можете толком мне хоть что-нибудь сказать? Мы идем в ресторан или нет, Коля?
Кузнецов на «Колю» насторожился, и я убрал голову из двери.
Через секунду в прихожей его голос:
– А я подумал – вы дочка. Просто, думаю, до этого с мамой жила. Поэтому я вас раньше не видел. Так и подумал, когда вы дверь мне открыли.
Я кричу:
– Ты сидишь там – вот и сиди! Догадки свои при себе можешь оставить!
И мы все опять замолчали.
Наконец Наталья не выдержала и говорит:
– Ну, я не знаю! Это какой-то идиотизм. Со мной такого еще никогда в жизни не было. Хоть кто-нибудь понимает, что происходит? Я лично – нет! И в этом пальто я уже вся вспотела!
А в газете – ну, вообще, ничего. Шаром покати. Хоть бы про футбол что-нибудь. Или про Пугачеву.
Вдруг за окном как шарахнет. Наталья в прихожей ойкнула.
– Опять стреляют?!!
И мне через дверь кричит:
– Коля! Что это? Снова путч? Стреляют – слышишь? А ты ничего не говорил!
– Это дети, – сказал Кузнецов. – У них карантин. Все школы из-за гриппа закрыты. Поэтому они взрывают китайские петарды у вас во дворе. И вообще по всему городу. Я пока шел от метро, два раза бабахнуло. Очень страшно. Неожиданно потому что.
– Идиоты! – сказала Наталья.
– У нас дома уже все переболели, – добавил Кузнецов. – Две девочки и один мальчик. Еще до карантина.
– Твои дела семейные никого здесь не интересуют! – крикнул я из-за двери. – Сиди и помалкивай!
А потом думаю: «Чего это Наталья там с ним стоит? Шибздик, конечно, но кто его знает».
Приоткрыл дверь и говорю:
– Иди-ка сюда.
Она посмотрела на меня и скрестила на груди руки. Волосы на висках слиплись от пота.
– Может, хватит оттуда выглядывать?
Я ей повторяю:
– Иди сюда.
Не очень таким громким голосом.
Но ей уже начихать. Даже на негромкий голос. Хотя обычно пугается.
– Сам иди. Я собралась в ресторан – я раздеваться не буду!
Я говорю:
– На-та-лья.
Она отвечает:
– Че-го-о?
В те же три слога.
Я думаю: «Ну, теперь понесло. Не успокоится, пока не прижмешь как следует. Думает – если жопа красивая, то перед ней все будут хвостом вертеть. Наивная, как президент СССР Михаил Горбачев. Ничего, жизнь научит».
Но не при этом шибздике. Сейчас уйдет, тогда побеседуем.
Я дверь прикрыл, но сам от нее не отхожу. Даже если тихо будут говорить, все равно услышу.
Но они говорят нормально.
– Зажигалочки не найдется? – Натальин голос.
– Вот, пожалуйста.
Чирк-чирк.
– Спасибо. Вас не угостить сигаретой?
– У меня есть.
– Тогда курите. Чего мы будем здесь просто так время терять?
Я думаю: «Ловко придумали. Заняли мою прихожую и курят как у себя дома».
Кузнецов говорит:
– Если вы собирались куда-то идти, вы идите. Я один могу тут посидеть. Потом уйду и дверь за собой просто захлопну. Я знаю, как она закрывается.
– Ага, размечтался! – кричу я через свою дверь. – Может, тебе еще денег дать? Шутка.
– Нет, денег не надо. То есть надо, но у тебя я не возьму.
– Гордый?
– Да нет, не особенно. Просто твои деньги мне не нужны.
Я говорю:
– Гордый… А знаешь что?
Он говорит:
– Что?
Я говорю:
– Гордость фраера сгубила.
Он говорит:
– Я знаю. Только мне непонятно – кто такой «фраер».
