Последний снег - Джексон Стина

— Вы из тех безумцев, что охотятся на лис на скутере, так? — Голос его был хриплый, будто молчал до того целую вечность.

— Мы что, похожи на охотников? — пожал плечами Лиам.

— На зверье-то не охотитесь, а за деньгами — да, так ведь? Этим и живете — наркотой и быстрым баблом.

Лиам ощутил ногой вибрацию, брат нервно постукивает ногой по полу. Оба молчали.

— Вы ведь ко мне, старику, заезжаете с кофе и травкой не по доброте душевной. Денежку берете за труды.

— Благотворительностью не занимаемся, если ты об этом, — кивнул Габриэль. — «Спасибо» на хлеб не намажешь.

Юха визгливо расхохотался. Лиам поглядывал на нож. Достаточно протянуть руку — и нож его. Это успокаивало.

— В вас есть голод, — сказал Юха, неторопливо насыпал в кофейник кофе и повесил над огнем. — Мне это нравится. Когда-то я тоже был таким. И голодал достаточно, живот постоянно урчал. — Он растягивал слова, будто напевая. — В юности я знал вашего отца. В одной школе учились. Тот еще был характер. Семь пятниц на неделе. Никогда не знаешь, что сейчас выкинет. Но в трудную минуту всегда готов был прийти на помощь.

— Отец умер, — сказал Габриэль.

— Я в курсе. От рака не спрячешься. Как сдавит своими клещами, остается только сложить весла и попрощаться.

О дружбе с их отцом он и раньше говорил, когда только начал покупать у них травку, видно, чтоб их доверие завоевать. И на этот раз вспомнил, потому что ему что-то от них нужно.

Юха потер впалую грудь. Взгляд его был устремлен на огонь. Из кофейника запахло кофе. Лиам с Габриэлем переглянулись.

— У меня для вас есть работенка.

— Что за работа? — поинтересовался Габриэль. Улыбнувшись, Юха налил кофе в кружки и поставил на стол перед гостями.

— Садитесь, — предложил.

Только сейчас Лиам заметил огромный топор рядом с камином. Лезвие блестело в отсветах пламени. В животе засвербело. Духота и вонь от звериных шкур вызывали у него тошноту.

Переминаясь с ноги на ногу, Юха дул на горячий кофе. Сам он не сел.

— Тут неподалеку есть некопаная золотая шахта. Она только и ждет таких голодных парней, как вы.

Старая выцветшая кофта болталась на нем как мешок. Сквозь прорехи в штанах просвечивала бледная кожа. Весь он был какой-то заплесневелый. Внезапно Юха одним резким движением вытащил нож из крышки стола и начал чистить ногти. Лиам посмотрел на дверь. Всего-то три шага, и он будет на свежем воздухе.

— Нам нужны деньги, — сказал он. — Траву ты получил, и, как уже мой брат сказал, благотворительностью мы не занимаемся.

— У меня тоже когда-то был брат, — покивал Юха. — Мы были совсем как вы двое, все время вместе. Весь мир лежал у наших ног. Но потом он взял и умер, придурок, и я понял, что в этом мире нет места справедливости. Вся эта жизнь — только насмешка над человеком.

Он скривился, словно зуб заболел, и замолчал. В комнате было тихо, только поленья потрескивали в камине. Тишина давила. Что он там замышляет, этот Юха?

Габриэль пнул Лиама ногой под столом и, набравшись смелости, спросил:

— Так что ты там о шахте говорил? Где она?

Юха натужно улыбнулся.

— Слышали о Видаре Бьёрнлунде из Одес-марка?

— Кто не знает этого скупердяя.

— Он, может, и живет как оборванец, но денежки у него водятся, и еще какие. Все эти годы Видар копил бабло. Банкам не доверяет, и большую часть денег хранит в сейфе у себя в комнате. Здоровьем слаб стал, и ограбить его легче, чем отобрать конфетку у ребенка.

Габриэль уставился на него:

— Откуда тебе известно?

— Я с ним имел кое-какие дела много лет назад. Я тогда был еще молодым и глупым и не понимал, что он замутил. Видар обманом скупал землю у честных людей, чтобы продать лесопилкам. Он ради денег готов был на все. Сейчас-то с ним никто не хочет иметь никаких дел. Все, что у него есть, — это дочь, Лив. Бедняжке так и не довелось пожить своей жизнью. Она застряла с отцом в Одесмарке… У нее сын есть. Может, поэтому и живет там.

Юха повернулся и сплюнул в камин. Щеки у него порозовели.

— Только Видар знает код от сейфа. Он никому не доверяет, даже своим домашним. А домашние — дочь и внук — пляшут под его дудку. Пока он жив, им никакого житья не будет. Они вам не помешают, гарантирую. Так что их не трогайте. Ни дочь, ни внука. Все, что вам нужно, — напасть на старика и забрать бабло.

Лиам посмотрел на Габриэля. У того подрагивали ноздри, в глазах появился алчный блеск.

— А чего б тебе самому этим не заняться, если дело проще простого?

У Юхи на лице появилось мученическое выражение, сразу его состарившее.

— Я даже в поселок не могу выбраться, от людей тошнит. Какой из меня охотник за баблом? Лучше я дам шанс молодым и способным, вроде вас. Вижу, что могу на вас рассчитывать.

— У тебя деньги кончились, так?

— Нет, черт возьми. Все у меня в порядке. Одно достало, что у этого Видара до сих пор развязаны руки. Пора ему хороший урок преподнести.

Юха сделал вид, что проводит ножом по собственной шее. Выглядело это комично, но все равно по спине Лиама пробежал холодок. А по блеску в глазах Габриэля было видно, что он уже все решил. Габриэля не нужно долго уговаривать — достаточно поманить легкими деньгами. Но Лиам не такой. Перед глазами у него стояла Ваня. Он еще помнил мечты, связанные с ее появлением на свет. Мечты об обычной жизни, об уютном чистом доме, о чистой совести. Она лежала в кувезе после рождения, и из нее торчали пластиковые трубки, по которым текло лекарство. Ему нельзя было ее касаться — можно было только смотреть через стекло, как она борется за жизнь. Никогда он не забудет эти минуты.

— Что ты от нас хочешь? — спросил Лиам.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты же хочешь получить что-то в обмен на ту информацию, что нам выдал? И деньгами с тобой надо поделиться…

— Ничего мне от вас не нужно. Единственное, чего я хочу, чтобы Видара Бьёрнлунда поставили на место. Хочу увидеть, как он останется без состояния, нажитого на чужих слезах.

Лиам встал из-за стола. Юха смотрел на него, не выпуская ножа из рук.

— И ты точно уверен, что этот сейф существует?

— Так же уверен, как в том, что солнце встает по утрам и заходит по вечерам. Дайте я кое-что вам покажу.

Юха отошел в темноту и начал рыться в ящике, стоявшем на полу. От взбитой им пыли чесался нос. Наконец он фыркнул и выпрямился с какой-то желтой бумажкой в жирных пятнах в руках. Победным жестом разложил ее на столе.

— И что это за хрень?

— Раскрой глаза. Это карта.

Никакая не карта — небрежно сделанный набросок плана дома. Прихожая, кухня. Все двери и окна помечены. Черная стрелка указывала на спальню. И там, в одном из углов, — жирный черный крест.

Юха наклонился над столом и ткнул кончиком ножа в крест.

— Вот он, — сказал он. — Ваш золотой билет, парни.

Лив пила кофе, стоя у раковины, чтобы не садиться за стол с отцом. Видар смотрел в окно на пустынную проселочную дорогу. Он оделся для леса и даже сунул нож за пояс, хотя пальцы с ним больше не справлялись. Старик не смотрел телевизор, не читал книг, не решал кроссвордов, не ставил на скачках. Проводил свои дни за кофе, глядя в окно. С соседями не общался, но стремился быть в курсе того, чем они занимаются. Потому и смотрел в окно — а вдруг увидит, кто куда пойдет и, главное, с кем. Следил так же тщательно, как и за своей семьей. Ничто не ускользало от его зоркого взгляда. Бдительность превыше всего.

Лив ничего не сказала про бутылку в комнате Симона, все равно Видар рано или поздно узнает.

По дороге проехала машина. Видар вскочил, аж суставы хрустнули, и вытянул шею.

— Ты гляди-ка, а! Карл-Эрик опять разъезжает. И как это у него еще права не забрали, у этого козла?

— Да сядь ты, хватит пялиться.

— Он еще ни разу не садился за руль трезвым. Кончится тем, что кого-нибудь задавит!

Лив посмотрела на грязную дорогу и лужи талого снега, в которых отражалось солнце. Шум от машины Карла-Эрика стих. Ей было прекрасно известно, что ненависть отца к соседям вызвана одиночеством. Он не знал, как сблизиться с людьми. Мысль о сближении наполняла его ядом.