Белый кролик, красный волк - Поллок Том

Да, мне достаточно и этого.

— …Анабель очень восприимчивая натура, — продолжала мама. — Допускаю, что она отреагировала слишком бурно, но полагаю, человек с вашим опытом в педагогике должен понимать, как важно вовремя распределить роли.

— Роли? — Фэнчёрч была сбита с толку.

— Питер очень робкий мальчик, миссис Фэнчёрч. Это делает его объектом для битья, а средняя школа, если можно так выразиться, это зверинец. Чтобы ему здесь выжить, другие дети должны усвоить, что у него есть защитники.

Сидящая напротив Белла подмигнула мне и прошептала одними губами: «мелкий». Я показал ей средний палец, и она усмехнулась.

— Простите, миссис… доктор Блэнкман, — немного оправилась от шока Фэнчёрч, — но у меня есть обязательства перед родителями мальчика.

Мама оборвала ее:

— С ними я уже поговорила.

— Неужели?

— Да.

— Но… как…

— Мой бывший коллега работает с мистером Ригби. Он нас и познакомил. Ригби согласны предоставить воспитание моей дочери мне, если я предоставлю воспитание их сына им. Вытекает один-единственный вопрос: готовы ли вы пойти нам навстречу?

— Ну… что ж… я полагаю, если… если… — Фэнчёрч как будто не говорила, а тонула и пыталась ухватиться за соломинку ускользающего от нее разговора.

— Благодарю. Это все, миссис Фэнчёрч? Нейроны ждут моего возвращения.

— Нейроны? — переспросила совершенно сбитая с толку Фэнчёрч.

— Клетки мозга, — пояснила мама таким тоном, что становилось ясно: эти самые клетки казались ей интереснее и, вероятно, умнее собеседницы.

Через четыре секунды дверь распахнулась. Мама стояла в дверном проеме, черным каблуком стратегически пригвоздив билет Беллы к полу.

— Э-э-э, мам?

— В машине поговорим, Питер.

По пути домой никто не проронил ни слова. Любое слово могло стать искрой, которая распалит мамин фитиль. Я хмуро смотрел в окно, когда почувствовал, как что-то царапнуло мою ладонь и вжалось в нее. Это был билет на поезд. На нем синей шариковой ручкой было нацарапано несколько на первый взгляд случайных букв.

Я улыбнулся. Бел не умела расшифровывать цифровые коды так, как я, поэтому мы обменивались сообщениями, зашифрованными сдвигом Цезаря. Сдвиг Цезаря — это простейший шифр в мире, идеально подходивший римскому императору, у которого полным-полно секретов и слишком мало времени. Чтобы записать код, нужно просто выписать алфавит от первой до последней буквы, затем выбрать секретную фразу — ну, не знаю, допустим, «Твою мать, Брут» — и записать ее под первыми буквами алфавита, отбрасывая все повторяющиеся буквы. Затем по порядку дописать остальные буквы алфавита, чтобы получилось что-то вроде этого:

Остается записать свое сообщение, заменяя каждую букву буквой из нижнего ряда, и — вуаля — ваше послание надежно защищено от любопытных глаз учителей, родителей и мародерствующих вестготов.

К сожалению, чтобы прочесть зашифрованное таким образом послание, всего-то и нужно, что угадать кодовое слово, поэтому подобные шифры не надежнее моей психики. Я вчитался в буквы, прикинул в уме несколько комбинаций и проглотил смешок.

«Демон» — сказал я одними губами. Она улыбнулась в ответ. Эти общие секретики, как объятия, были способом сказать друг другу, что мы рядом.

Внезапно мама испустила нервный вздох и остановила машину на обочине. На леденящее душу мгновение мне показалось, что сейчас она выгонит нас из машины и навсегда запретит возвращаться домой.

Придется уехать и жить с отцом. Отец был самой страшной маминой угрозой, вроде монстра, живущего под кроватью.

Если, конечно, найдешь его.

Но она только вздохнула.

— Не делай так больше, Анабель.

— Я же…

— Я знаю, что «ты же». Не надо. Это слишком большой риск. На этот раз нам повезло, но не у каждого туполобого задиры в этой школе будет отец, которого я смогу припугнуть потерей работы.

— Я поняла, мама.

— И вот еще что, Бел.

— Да, мама?

Уголки маминых губ дернулись вверх.

— На будущее, хотя я категорически запрещаю себя так вести, оставь дождевых червей в покое. Эти милейшие создания не заслуживают такого обращения. Бери кока-колу — так выйдет еще больнее.

— Да, мама, — ответила Бел со всей серьезностью.

Мама кивнула и снова выехала на дорогу.

Я откинулся на спинку сиденья, испытывая облегчение и восторг. Дождь хлестал в окно, и я провожал взглядом мокрые, облепленные листвой улицы. Когда я вырасту, я хочу быть как мама.

СЕЙЧАС

[email protected]: Ничего не понимаю. Солонка?

KurtGö[email protected]: Ага.

[email protected]: Это *керамическая*, что ли?

KurtGö[email protected]: Она самая.

[email protected]: И ты ее *жевал*?!

KurtGö[email protected]: Щас, погоди… Выглядит жутковато, так что надеюсь, ты уже позавтракала.

Я наклоняю веб-камеру, чтобы запечатлеть у себя во рту кадр из фильма ужасов восьмидесятых годов.

[email protected]: Блиииин, Пит, это ж по крайней мере 7 по ЛЛОШКИПу.

KurtGö[email protected]: Не, всего лишь 4.

[email protected]: *4*?!?!?!?!?!?!?!?!?!?!??!?!

KurtGö[email protected]: Отсыпь и мне восклицательных знаков, Ингрид.

[email protected]: 4? ЛШ 4. И как, черт возьми, у тебя получилось 4?

KurtGö[email protected]: Удаленность, продолжительность, степень повреждений. Мама помогла мне выкарабкаться, и все закончилось менее чем за 20 минут. Я подставил в формулу — вышла паршивая четверка.

[email protected]: *Вздох* Вот вечно ты так, Питти. Красивая картинка, а по сути — пшик.

Я веселею и набираю:

KurtGö[email protected]: Ты сейчас назвала меня красивой картинкой, Ингрид?

[email protected]: Только когда дело касается ллошков, Пит.

Я хмыкаю. Ингрид понимает меня лучше всех на свете, если не считать Бел. Мы сдружились, потому что любили одни и те же вещи: «Звездные войны», подтрунивать над участниками реалити-шоу, полуночничать и штудировать медицинские энциклопедии в интернете, изучая восприимчивость человеческого тела к жаре, холоду, жажде и скорости, чтобы понимать максимально точно, что и как мы в состоянии пережить — особая категория порно для людей с повышенной тревожностью.

Ингрид — единственная из моих знакомых, кто (а) так же хорошо шарит в математике и (б) такой же дерганый, как и я, поэтому нам просто суждено было рано или поздно изобрести способ перевести наши страхи в числовой эквивалент.

Так возник ЛЛОШКИП.

Линейная логарифмическая шкала качественного измерения психозов (ЛЛОШКИП) рассчитывается следующим образом:

ЛШ (ллошок) = log10 (Т) + log10 (D) — log10 (Р)

Где Т — длительность эпизода, D — случайные повреждения и увечья, выраженные в денежном или сентиментальном эквиваленте, а Р — удаленность от людей, способных оказать помощь.

Мы поклялись друг другу, что, если ЛЛОШКИП когда-нибудь начнут официально применять в научной среде, мы ни за что не позволим сменить название. Моя фамилия Блэнкман, а у Ингрид — Иммар-Гронберг, так что мы могли бы добавить к нашей формуле приставку «БИГ», но сошлись на том, что ЛЛОШКИП идеален сам по себе. Когда ваш персональный сорт безумия размажет вас по полу наковальней, ЛЛОШКИП измерит, насколько сложно вам будет привести себя обратно в чувство. За основу мы взяли шкалу Рихтера: сильные толчки, повторные толчки, степень разрушения. Я вспоминаю кухонный погром: панические атаки как мои персональные землетрясения.