Захар Прилепин - «Лимонка» в тюрьму (сборник)
С этого момента стало ясно, что моё освобождение – вопрос времени, причём времени небольшого. Поэтому решение суда на освобождение под залог 60 т. р. для меня сенсацией не стало.
От представителя прокуратуры через адвоката ко мне поступило деловое предложение: я признаю хранение, они отказываются от сбыта. Василий Михалыч, адвокат, человек интеллигентный, постарался объяснить отказ от предложения без мата. То есть для них теперь проблема не в том, чтобы признать меня виновным, а в том, чтобы обосновать моё содержание под стражей.
Конечно, нельзя недооценивать врага, но, по-моему, всесилие и компетентность органов сильно преувеличены. После моего ареста мусора ещё дважды пытались подбросить наркотики: юристу НБП Мурманской области и в помещение для собраний активистов отделения. Оба раза безуспешно.
Моя разработка началась не позднее лета 2005 г., но назвать работу ФСБ успешной и в этом случае нельзя – я на воле, а они в очередной раз публично, с невозмутимым видом, сели в лужу.
Я не призываю никого расслабляться. Не только мы учимся на своих и чужих ошибках. Вспоминаю, как 10.02, за сутки до обыска, нашел в квартире патроны. На следующий день, глядя на расстроенные мусорские рожи, дико радовался своему везению, несмотря на боль в рёбрах. А спустя чуть более месяца, сидя в ИВС, проклинал себя за то, что эти патроны выкинул – по статье 222 наказание в два раза меньшее, чем по 228-й. Вполне возможно, через месяц я буду мечтать о десятке строгого режима и с нежной тоской вспоминать обвинения в сбыте наркотиков в крупном размере аж четыре раза офицеру ФСБ. Надо быть готовым ко всему!
Отелло
Скорчившись за неудобным скобарём в свете тусклой лампы, я вывожу на форматном листе въевшиеся за последний год слова: «… поскольку отсутствуют основания для продления срока содержания под стражей, предусмотренные статьёй 97 УПК РФ».
– А знаешь что, Руслан… – обращается ко мне сидящий на шконке мужик средних лет, ничуть не похожий на знаменитого мавра, своего тёзку.
– Отстань, – раздражённо отвечаю ему, и он послушно замолкает.
Ещё бы, ведь ходатайство в суд о смене меры пресечения я пишу именно ему. Дело практически безнадёжное, ибо суд при решении этого вопроса интересует лишь мнение следствия и прокуратуры. Суду плевать на человека, я познал это на себе и тех, с кем довелось сидеть за этот год. Сколько таких форматных листов испачкано мною – не сосчитать. Однако надежда умирает последней. А лишать человека надежды, особенно такого, я считаю неприемлемым. Даже мне, попавшему за решётку относительно молодым (по меркам тюрьмы – старым), пришлось довольно долго адаптироваться к новой для себя реальности. Каково же ему, разменявшему пятый десяток лет и прозванному здесь Отелло, открывать для себя тюремный мир?! Удивление и непонимание стоят в его глазах почётным караулом.
« …в соответствии со ст. 99 УПК РФ прошу при принятии решения учесть состояние моего здоровья». Его правая рука в гипсе – открытый перелом в нескольких местах. Его спина и правая нога не гнутся. После многочасового допроса, не выдержав физического и психологического давления, он выпрыгнул с четвёртого этажа Первомайского РОВД. Упал на джип одного из бивших его оперов, чем причинил последнему ущерб на 30 тыс. рублей. Помимо ущерба ему вменяют попытку побега.
Я не поверил бы в эту историю, если б сам не имел «красную полосу» в личной карточке за попытку выехать в Москву, имея на руках разрешение на эту поездку.
– Пошли в побег, «полосатики»! – весело кричит нам мальчишка-галёрный, когда выводят нас с этажа на прогулку.
В прогулочном дворике Отелло с тоской и завистью смотрит, прислонившись к стене, как я прыгаю-разминаюсь, подтягиваюсь на решке, сдирая иногда кожу с ладоней.
– Работай корпусом, удар идёт от корпуса! – поправляет он меня, учит. На воле он был тренером по боксу, и я рад этому обстоятельству.
« …доводы органов следствия о том, что я могу продолжить заниматься преступной деятельностью, необоснованны». Все свои доводы органы следствия пишут под одну копирку. Чтобы «продолжить заниматься преступной деятельностью», Отелло придётся как минимум ещё раз жениться.
– Сначала эсэмэска в её телефоне, а потом фотография в бумажнике. – Его глаза заволакивает туман, скулы напрягаются. – Я поговорить хотел. Она кричать начала, рванула к выходу. Я остановить пытался, загородил дверь. Она угрожать стала, потом бить, а у меня реакция профессиональная. Ну, в общем, ты понимаешь…
– Я-то понимаю. А судья-баба не поймёт, – киваю ему сочувственно.
…Врачей и ментов он вызвал сам, но двух хорошо поставленных ударов хватило: его жена скончалась в больнице спустя сутки. Сейчас его обвинение звучит как «нанесение побоев со смертельным исходом». Это ст. 111 ч. 4, но следствие намерено перебить её на ст. 105 – «умышленное убийство». Отелло надеется на ст. 107 – «убийство в состоянии аффекта». Всё решит психиатрическая экспертиза в Питере, куда он поедет после суда по мере пресечения.
« …прошу суд принять во внимание наличие у меня на иждивении малолетнего ребёнка». Его двенадцатилетний сын, ставший свидетелем убийства своей мамы, сейчас находится в детдоме. Следак, который периодически вызывает его на допрос, собирается провести очную ставку между отцом и сыном. У государства очень своеобразные взгляды на воспитание детей…
– А что на это сказал твой адвокат?
– Последний раз я его видел при заключении договора. Взял аванс и пропал куда-то.
Я знаю, куда пропал его адвокат: он сейчас разводит на бабло очередного неудачника, который, возможно, сидит в соседней хате. Очень, знаете ли, распространённая адвокатская практика.
Где ж тот Шекспир, что нарисует эту драму?
« Учитывая изложенное и руководствуясь…» – старательно вывожу последние строки и закуриваю сигарету. Заметив это, он снова обращается ко мне:
– А знаешь что, Руслан!
Повернувшись к нему, впервые за месяц знакомства вижу улыбку на его губах.
– Я ведь тоже немножко политический!
Немой вопрос на моём лице и театрально выдержанная пауза – всё в рамках жанра.
– Она работала в Первомайском РОВД!
– Кем?!
– Инспектором по делам несовершеннолетних!
– Так это ж наш клиент!
И мы весело ржём на удивление всей хаты.
ЗАНАВЕС.
Сергей Соловей
День первый
Мой голод! В просветах дымных
Лазурный бред.
О, как грызёшь ты кишки мне,
Спасения нет!
Вас привезли в тюрьму. От нескольких часов до нескольких суток вас могут продержать в карантине. Если в течение этого времени вас не обеспечат сигаретами и чаем, значит, вам сильно не повезло: тюрьма, в которую вы попали, режимная («красная»). В любом случае не тратьте времени на анекдоты и мечты об освобождении, а расспросите обитателей карантина о данной тюрьме и жизни в тюрьме вообще. Учтите, что не каждый расскажет вам правду, как бы убедительно ни звучали его слова.
