Виктория Токарева - Можно и нельзя
В кино дела шли туго. Приглашали, делали пробы, а потом не отзванивали. Почему? По тем ролям, которые она сыграла, невозможно было определить: хорошая это актриса, или плохая, или посередине. На троечку. Возможно, попади она в хорошие руки, из нее можно было бы сделать символ времени. Все зависит от случая.
Маруся начала формировать случай. Случай — это хороший режиссер. Значит, нужны контакты, близкое общение. Гости, водка и еда. Кормить, поить, дружить домами. Но кто поедет в район лесопарка? Значит, надо приобрести квартиру в Центре.
Ковалеву пришлось войти в квартирные волны: обменное бюро, взятки, маклеры, кооперативы и, конечно же, деньги, деньги и еще раз деньги.
Советская медицина была бесплатной, пришлось заняться частной практикой. После работы ездил по вызовам. Рабочий день кончался не в четыре, как раньше, а в восемь и в десять. Ковалев входил в дом, ватный от усталости, а в доме — киношный народ. Приходилось сидеть с гостями, хотя единственное, чего хотелось, — это свалиться и заснуть.
Случай не заставил себя долго ждать. К их дому прибился знаменитый режиссер, страдающий язвой желудка. Он предложил Марусе роль — небольшую, но очень колоритную: городская сумасшедшая.
Марусе сделали грим: волосы во все стороны, в глазах безумие, но видно, что молода и хороша. В такой роли можно просверкнуть, поразить, запомниться, войти в сознание. После такой роли от нее уже не отмахнешься.
Маруся месяц ездила на студию, за ней присылали машину. Наконец съемки были закончены. Наступил монтажный период. Режиссер отсмотрел материал и увидел, что отснято много лишних метров. Надо было освобождаться от необязательного. Городская сумасшедшая пошла под ножницы, ее вырезали, хотя и с сожалением. О монтажных купюрах актерам не сообщают. Маруся ничего не знала.
Настал день премьеры. Маруся и Ковалев нарядились, пришли в Дом кино и сели на лучшие места. Зал был переполнен, только что не висели на люстрах.
Начался фильм. И кончился фильм. Маруся поднялась со своего места. Ее лицо горело как после пощечины. Ковалев боялся на нее смотреть.
К ним как ни в чем не бывало подошел режиссер. Спросил:
— Ну как?
— Очень интересно, — нейтрально ответила Маруся.
— В ресторане банкет. Поднимайтесь, — пригласил режиссер.
Он приглашал Ковалева как своего лечащего врача. По поводу Маруси у него не было никаких комплексов. Ему казалось: они дружат, вот и все. Какая компенсация за дружбу? Дружба — сама по себе ценность.
— Спасибо, — поблагодарила Маруся.
Режиссер отошел, вернее, отбежал. Отбежал навстречу своей славе, признанию и зависти.
— Неужели ты пойдешь? — удивился Ковалев.
— С ним нельзя рвать. Может быть, он пригласит меня в следующий раз, — проговорила Маруся с каменным лицом.
— А гордость у тебя есть?
— Кино — это опыт унижений. Если надо терпеть и унижаться, я буду терпеть и унижаться.
Они пошли на банкет, сидели до закрытия ресторана, потом все отправились к Ковалевым догуливать.
Ушли под утро, оставив после себя горы грязной посуды. Кто-то вывернул мусорное ведро на балконе. Пришлось руками возвращать мусор в ведро.
Режиссер напоследок решил сесть на собаку верхом.
— Не надо, — спокойно предупредила Маруся. — Будет «ам».
— Она меня не тронет, — успокоил режиссер.
— Я сделаю «ам», — четко сказала Маруся.
Сама она готова была терпеть и унижаться. Но свою собаку она защитит. За свою собаку она укусит.
Режиссер подчинился. Может быть, что-то почувствовал. А скорее всего — ничего не почувствовал. В этот вечер ему было позволено все.
Когда все ушли, Маруся легла лицом к стене и пролежала сутки. У нее началась депрессия.
Через год родился ребенок. Девочка. Назвали Мария, сокращенно Маруся. Пусть будут две.
Большая Маруся поняла простую вещь: чтобы терпеть и унижаться, надо иметь мощный противовес: семью, детей и благосостояние. Дети и деньги — вот что надо иметь, чтобы спокойно дождаться случая.
Девочка оказалась копией Ковалева. Маруся знала причину: во время зачатия она пребывала в депрессии и не участвовала в процессе. А Ковалев старался за двоих, поэтому девочка оказалась похожа на него одного.
Маленькая Маруся росла и радовала и на какое-то время оттеснила мысли о кино. Какое еще кино, когда головой на плече спит беспомощное существо, теплое, как кролик! Большая Маруся все время носила ребенка на руках, не могла расстаться. И когда на ночь укладывала в кровать, руки тосковали.
Ковалев был занят работой по горло и выше. Но ему так нравилось, он так жил. Больница его ширилась, строился еще один корпус. Молодые специалисты работали вокруг Ковалева, учились как у мастера, перенимали опыт. А некоторые догоняли, шли вровень. Ковалев не завидовал. Наоборот, гордился. Если кто-то рядом делал успехи, медицине от этого только лучше.
Однажды Ковалева пригласили к патриарху Всея Руси. Вроде бы ближе всех к Богу патриарх, а болезнь вполне земная и человеческая — сердце. Тяжело дышал патриарх, не хватало воздуха, и никто ничего не мог понять. А Ковалев определил с полувзгляда: воспаление сердечной сумки.
Все, что касается сердца, — так страшно… Все-таки мотор, который запускает всю машину. И когда отпускает боль, уходит страх — такое счастье.
Ковалев и патриарх подружились. Марусю он называл «матушка», подарил перстень с рубином.
Маруся пригласила известного фотографа Никиту. Никита сделал убойный снимок: патриарх в полном святейшем облачении, риза горит огнями, а рядом Маруся — маленькая головка на высокой шее, дивные плечи, овальный лоб, покорность во взоре. Смотришь, глаз не оторвать, и высокие чувства трогают душу. Высокие состояния.
Маруся повесила портрет в прихожей. Гости приходили и застывали. Даже неудобно было шутить.
Потом все-таки шутили, на ум приходили греховные анекдоты. Актеры как дети. А режиссеры как шлюхи-динамистки: поедят, выпьют, а на роль не приглашают.
Маруся открыла в себе новое увлечение: старина. Она ездила по старушкам, скупала мебель, картины. В одном месте — кресло, в другом — бисерную сумочку. Не поленилась — съездила в Хохлому. Привезла мешок за бесценок. Красота — невиданная и неслыханная, душа народа зашифрована в ярких росписях по лаку.
Никита сделал портрет «а-ля рюсс». Маруся среди расписных подносов и круглых блюд.
По приглашению патриарха отправилась в монастырь. Подарила кое-что монашкам. Монашки низко кланялись в пояс.
Маруся ходила среди них, скромно повязав платок, глядя по-монашески вниз. Это была талантливая актриса, играющая монашку. Кино ее не востребовало, приходилось самой выбирать себе роль. И самой играть.