Уильям Тревор - По четвергам
— Погрей старые косточки. Нэнси, — сказал бармен, ставя перед ней на картонную подставку на столик, за которым она сидела, вторую порцию водки с тоником. — А то ночь обещали морозную. — Да, очень холодно.
После «Тратториа Сан–Микеле» она к себе в квартиру заходить не стала — что‑то не тянуло. Вместо этого она пару часов бродила по улицам — ждала, пока откроется бар в холле отеля. Заглядывала в витрины магазинов, смотрела на молодых людей, на их раскрашенные волосы. Два парня, бритые наголо, в восточных одеяниях, пытались всучить ей какую‑то пластинку. Домой она решила не возвращаться, и вот почему: она надеялась, что с вечерней почтой может прийти приглашение на роль, и ей хотелось пожить с этой надеждой подольше. Если она не заглянет в почтовый ящик, а пойдет прямо в отель, то останется шанс — пускай один на миллион, но много шансов ведь никогда не бывает, — что роль достанется ей. Правда, если повезет, то скорее позвонят по телефону, чем пришлют письмо, но и письмо исключать не следует. Вообще, ничего исключать нельзя. Бывает по–всякому.
Теперь она жалела, что даже не попыталась ему это объяснить, пусть бы даже он ее и не понял. Она жалела, что не объяснила ему: главное — это чтобы оставалась надежда. Те же чувства она испытывала, когда Эдди отобрал у нее детей, хотя девочка и была не от него, и когда на суде заговорили о пренебрежении материнскими обязанностями. Тогда она тоже только и делала, что надеялась, ни за что не желала признавать себя побежденной; не желала идти на уступки во всём, что касалось детей. А Эдди женился на другой, на какой‑то женщине, которая, вероятно, сочла ее полным ничтожеством, раз она допустила, чтобы у нее отобрали собственных детей. Но она‑то в глубине души чувствовала — наступит день, когда дети ей обязательно напишут. Вот и сейчас она тоже не сомневалась: в один прекрасный день придет и то письмо, из театра.
Она глотнула водки с тоником. Не сомневалась она и в том, что рано или поздно мистер Р. Р. обязательно объявится, и с его появлением кончатся все ее невзгоды. С ним она забудет и про Симпсона, и про Эдди, и про Лори Хендерсона, забудет, что плохо обошлась с одним–единственным мужчиной, который желал ей добра. Забудет и про чечеточников, которые выпрашивали у нее последние деньги, и про официантов, к которым ее тянуло, потому что в их глазах таилась грусть, и про старую добрую «Тратториа Сан–Микеле», которая навсегда уйдет в прошлое. В мистера Р. Р. невозможно не верить — тогда уж лучше выйти из отеля и броситься в реку; потерять веру в Р. Р. — это то же самое, что потерять веру в себя.
«Я жива одним тобой, — промурлыкала она себе под нос, чувствуя, как из‑за водки с тоником настроение у нее заметно улучшилось. — Будь со мной, будь со мной, будь со мной». Войдя сегодня в половине шестого в отель, она заметила мужчину, стоящего у стойки администратора; вероятно, это был иностранный коммивояжер — теннисисты ведь зимой сюда не приезжают. На вид ему было лет пятьдесят, недурен собой, неплохо одет. Хорошо, что телевизор еще не включили. С того места, где она сидела, видна была лестница. Пройдет некоторое время, и коммивояжер обязательно спустится в холл. Он возьмет себе выпить, осмотрится, куда бы сесть, — и увидит ее.
