Денис Гуцко - Мужчины не плачут
Пришел с большим желто-красным букетом роз. Портфель выразительно позвякивал.
— Бог мой, — удивилась Лилечка нелепому букету. — Это что за язык цветов, Карагозов? Переведи, не томи.
Заставив прежде принять у него цветы и поставить их в вазу, Егор усадил Лилечку на диван и рассказал, что уже больше месяца живет один, у своего интерна. От пловчихи ушел. Как отрезало. Все осознал. Во всем виноват. Был сволочью.
— И остаешься, — поправила его Лилечка.
— И остаюсь, — покорно согласился Егор. — А этот букет… красное — любовь, желтое — измены. Не сочетается, правда?
И, подойдя к вазе, Егор принялся вытаскивать оттуда желтые розы. Вынув все до одной, выбросил в холл.
— Егор! Нет слов! — всплеснула руками Лилечка. — Я отвечу тебе позже, ага? Мне нужно подготовиться. У вас, кстати, клумбы перед больницей не убрали?
Но было ясно, что Егор намеренно валял дурака. Решил потешить сентиментальной клоунадой. Для него это нечто. Как если бы знаменитый тореро в зените славы решился выскочить на арену в рыжем парике. Егор обычно возвращался без лишних слов. Подкупал подарками детей… “Ма, ну пусть папа сегодня переночует. Поможет мне самолет дособирать, нам еще долго…”. Мог привезти новый холодильник и пробраться в дом вместе с грузчиками. Или его привозили друзья с загипсованными ногами: нырял со скалы, там мелко оказалось.
— И зачем ты мне рассказываешь о своей личной жизни, Карагозов? Хочешь дружить — зарегистрируйся в “Одноклассниках”.
— Лиля, я не решаюсь просить прощения… Но я… В общем, другой человек… Как выяснилось.
— Так! — скомандовала Лилечка. — На выход!
Она почти его выпроводила. Стоя в дверях, Егор вспомнил:
— А Тима-то из-за нас подрался.
— Что?
— Да кто-то ляпнул, что у него родители шизанутые.
— Кто?
— Да какой-то пентюх во дворе. То ли Вова, то ли Валя.
И Лилечка его вернула. Усадила на кухне, принялась расспрашивать. Егор сначала рассказал ей о драке, о которой успел допытаться у Тимы. Потом намекнул, что видел Тишкину пассию. Незаметно на стол из портфеля перекочевала бутылка абсента, сироп.
Поговорили о мальчишках.
— Я в церковь ходил, — произнес вдруг Егор сипло, голосом смертельно раненного. — Насчет венчания.
Лилечка снова принялась его выпроваживать, потянула из кухни. Но, оказавшись в холле, посреди желтых роз, Егор сгреб Лилечку в охапку и утащил в спальню. Она расцарапала ему горло, но всерьез не сопротивлялась.
Кое-что навсегда. Есть в его неприкаянной брутальности чары, от которых Лилечка так и не нашла отворота.
Наутро все-таки прогнала.
К пловчихе Егор действительно не вернулся. От интерна съехал, снял квартиру в соседнем подъезде и, напичкав ее веб-камерами, соединил в сеть с домашним компьютером: аскетизм онлайн, никаких баб, покаянно жду прощения. Лилечка реалити-шоу “Егор-2” игнорировала, а мальчишки приняли с восторгом. Весь вечер только и слышно:
— Папа футбол смотрит. Папа на кухне. Папа мыться пошел.
На работе легче не стало. Больные лежали уже в коридорах, ремонт во второй кардиологии затягивался. Затягивалось и расследование по делу Павлика. Павлик путался в показаниях и на следственном эксперименте, когда его попросили продемонстрировать, как он шел на дело, умудрился ошибиться дверью. Марина добилась свидания, а по возвращении устроила жуткий разнос медсестрам: ляжки наружу, халаты не стираны. “Просил за Катей присмотреть, — поделилась она с Лилечкой наедине. — Лучше б удавить попросил, ей-богу. Рука б не дрогнула”.
Первые робкие догадки мелькнули в начале апреля. “А вдруг?” — затаив дыхание, думала Лилечка и, как могла, старалась отвлечься от преждевременной радости. Отдежурила лишнюю смену. Сходила с мальчишками в кино. И вот уже пьяное счастье журчит по венам: беременна.
— Мама, мамочка! Я беременна!
Остальным не говорила, хотела оттянуть. Возраст, мало ли что. Но Марина догадалась сама: курить бросила, на лице такое выражение — будто голосам внимает.
— Лилька, ну ты ваще! Авантюристка.
Заметив живот, Егор вернулся без спроса, самозахватом — так же, как подарил ей третьего. Забавлял ее хозяйственными подвигами: надраивал полы, закупал продукты. Даже попытался готовить, но у Саши на отцовскую стряпню не хватало характера, и Егор из кухни отступил.
— Карагозов, ты так резко одомашнился, я за тебя боюсь. Хотя бы в боулинг со своими сходил. Или… не знаю… в бассейн.
Узнав о том, что мама родит ему брата или сестричку, Тима совершенно растерялся. Понимал, что должен теперь вести себя как-то особенно, но не мог придумать — как. Полы и посуда были уже заняты. Для начала, к радости Егора, принялся подтягиваться на турнике. Родители реагировали в том же ключе, что и Марина: “Авантюристка!”, — но более развернуто. Один лишь Саша держался как ни в чем не бывало. Так же звонил на работу, льнул к Лилечке по вечерам, просил о чем-нибудь с ним поговорить, посмотреть вместе мультик. Подарил рисунок: папа, мама, он с братом — и огромный, как подъемный кран, аист опускает в их вытянутые руки белый сверток с жирной красной “тройкой” поперек.
Третий, показало узи, тоже мальчик.
Лилечка уединяется с ним в ванной. Растворяет морскую соль, капает на плошку со свечой ароматического масла. Персика. Или лаванды. И укладывается, внимательно наблюдая за погружением живота — будто живот может уплыть от нее или нырнуть слишком резво. Пускает тонкую струю воды, чтобы монотонным ее шумом отгородиться от звуков, долетающих из-за двери, и бережно гладит пальцами восхитительный розовый купол, сгоняя с него стайки вертлявых пузырьков. Лилечка разговаривает с ним о многом. О том, какие обои встретят его дома. Какую она купит ему кровать. О том, что будет зима. Ранняя, переменчивая. С ветром и мокрым снегом. Неприятно, зато проскочишь сразу, даже не запомнишь. Будешь наблюдать из теплой лоджии, сидя у мамы на руках, как рвется с цепи декабрьская непогода. Весной будет сквер, уложенный квадратными плитами, в стыки которых протиснулись коготки травы. Много детей вокруг, шумных, с игрушками наперевес. Потом будет лето. Зелень, жара, облака. Потом настанет осень.
У каждого из тех, что остались за дверью ванной, есть несколько вариантов имени для малыша. Лилечка просила каждое утро за завтраком называть ей по одному. Кто-нибудь из них произносит имя, Лилечка отхлебывает чай и прислушивается, как оно звучит. Выбирает.
Пальцы располнели, и подаренное Андреем колечко сидит как влитое. В прошлый четверг он прислал ей длинное нервное письмо, в котором объяснял, почему не может бросить жену, хотя любит Лилечку безумно, как никого никогда не любил. Лилечка пока не решила, что ему ответить.
