Ирина Левитес - Зал потерянных шагов
Но Оксана — однокурсница сына и Оксана — потенциальная невестка — это далеко не одно и то же. «Как говорят в Одессе, — иронично подумала Женя, — это две большие разницы».
Она осознала слабо проклюнувшиеся ростки неприязни по отношению к этой малолетней нахалке, осмелившейся посягнуть на святое — выстраданного, выношенного, вынянченного сына, доставшегося большой ценой. И теперь ее, Женю, главную женщину в Мишкиной жизни, можно задвинуть на второй план, подальше с глаз, как прячут в кладовку старый ненужный хлам?
Но тут же она усмехнулась своим мыслям, припомнив собирательный образ классической свекрови из анекдота: «Кого бы ты мне ни привел, она мне уже не нравится!».
Свекровью-ведьмой Женя становиться не планировала, поскольку не в ее характере было злословить, придираться по пустякам и искать поводы для ругани. Особенно потому, что, настрадавшись в свое время от пренебрежительно-язвительной недоброжелательности матери Павла, она дала себе слово никогда не превратиться в такую же мегеру и не отравлять сыну жизнь.
Но одно дело — давать клятвенные обещания в теории и совсем другое — выполнять их на практике. И потом, извините, если бы Мишка не притащил девчонку контрабандой, втайне от родителей, а представил ее, как принято у нормальных людей, у Жени была бы возможность привыкнуть и принять Оксанку всем сердцем.
Подумав, что для таких благих начинаний нужно время, Женя постаралась прогнать непонятно откуда взявшееся раздражение против девчонки.
Внешне Оксана была ничего. Женя была вынуждена признать — очень даже ничего. Кого-то она неуловимо напоминала: любопытные остренькие глазки-бусинки, легкие золотые бровки, длинный носик, светло-рыжие волосы, собранные в пушистый хвост, и лукавая улыбка, словно ей вот-вот надоест изображать из себя хорошую девочку, и она пошлет подальше Женю, вздумавшую лезть не в свои дела.
Внезапно Женя поняла, что Оксана похожа на лисичку. «Лисичка-сестричка, — подумала Женя и ехидно продолжила: — сначала к зайчику в избушку просунула лапку, потом хвостик, а там уже обманутый зайчик пошел по белу свету…» Жене опять пришлось себя одергивать и возвращаться к основной цели разговора.
Наконец, продравшись сквозь дебри спасительных тем погоды и учебы, Женя отважилась приступить к главному, предварительно услав Мишку в магазин «купить чего-нибудь к чаю».
— Оксана, прости мою бестактность, но… — Женя помедлила, подыскивая слова, — но я бы не хотела, чтобы вы с Мишкой сломали свою судьбу. Вы только на втором курсе, жизни еще не видели. Ну куда вам ребенок? Ты согласна?
Оксана молча пожала плечами, что можно было расценивать как угодно: согласие, пренебрежение или протест против вторжения в ее личную жизнь — на выбор. Кому как угодно. Женя выбрала согласие и продолжила:
— Боюсь, что тебе не совсем удобно быть со мной откровенной. А с мамой ты не советовалась?
— Да вы что? С моей мамой? Она сразу начнет рыдать и за сердце хвататься.
— Подожди. Мишка сказал: твои родители знают, что ты у нас ночевала.
— Вот еще! Я им записку оставила, что буду у подружки. Если бы они про Мишу узнали — такое бы началось! Они никак не могут понять, что теперь все по-другому. Это раньше нужно было сначала замуж выйти. А до свадьбы ни-ни. Но я на них не обижаюсь. Они у меня уже пожилые.
— Так ты поздний ребенок? — с интересом спросила Женя.
— Ага. Папа-мама уже давно пенсионеры. Только работают. Говорят — вот прикончу институт, встану на ноги, тогда они спокойно вздохнут.
— Вот видишь, — Женя воодушевилась подтверждением ее аргументов. — Тем более твоим родителям сюрпризы ни к чему.
— Никаких сюрпризов не будет! — решительно объявила Оксана. — Я пока не собираюсь с пеленками возиться. В наше время нормальные люди сначала обеспечивают себя, а годам к тридцати вешают на себя этот хомут.
— Но дети обычно не спрашивают разрешения появиться на свет, — улыбнулась Женя.
— Это в ваше время так было, Евгения Алексеевна, — покровительственно произнесла Оксана, великодушно прощая Жене ее невежество. — А в наше время существуют методы контрацепции.
— Я в курсе, — улыбнувшись, ответила Женя. — Но эти методы иногда подводят.
— Ага, бывает! Тогда придется сделать аборт. Подумаешь! Все делают — и ничего. Мелочи жизни.
— Очень даже чего. Могут быть осложнения. Ведь это настоящая операция. Я думаю, лучше не рисковать своим здоровьем. И, между прочим, аборт — это убийство.
— Так он ведь еще не живой! — возмутилась Оксана глупой сентиментальности Жени. — Когда аборт делают, там ребенка еще нет. Одни молекулы!
Оксана опять пожала плечами. Она никак не могла понять, к чему эти душеспасительные беседы? Или Мишкина мамаша всерьез считает, что Оксана должна заточить себя дома, как в келье, изредка прогуливаясь с Мишей по вечерам, взявшись за руки, как в первом классе, и ровно в девять возвращаться домой?
Но, с другой стороны, тетя Женя, как Оксана про себя называла Мишкину мать, нормальная тетка. Не занудная. Не лезет с нравоучениями, а, кажется, просто хочет помочь. Подстраховаться в случае чего. В принципе Оксана ничего не имела против. С подружками на эту тему уже тысячу раз было говорено-переговорено, но от ровесниц толку немного.
— Знаешь, что я хочу тебе предложить? — продолжила Женя. — У меня приятельница есть, она хороший врач-гинеколог. Давай к ней на прием сходим? Ты не бойся, я с тобой в кабинет входить не буду, так что можешь меня не стесняться. А она нам что-нибудь путное присоветует. Ладно?
— Ладно, — тут же согласилась Оксана, словно ждала подобного предложения.
— Вот и хорошо, — постановила Женя. — Я ей позвоню, договорюсь.
И тема разговора была исчерпана.
Вернулся из магазина Мишка, а Женя засобиралась на работу, в цех, отложив мечты о безмятежном отдыхе до лучших времен. И так, можно сказать, отдохнула на всю катушку. Расслабилась по полной программе. Получила головную боль похлеще забот о производстве. Уж лучше окунуться в ударный труд, чтобы выкроить время для похода к врачу. Но все же активные действия лучше пассивного бездействия в ожидании неприятностей в виде никому не нужного младенца. Женя всегда предпочитала развивать бурную деятельность по ликвидации возможных проблем, и хотя результат не всегда был удовлетворительным, сидеть сложа руки она не умела.
Стемнело. Свет фар выхватывал из мглы несколько метров асфальта перед капотом. Иногда Женя переключала дальний свет, дающий возможность видеть больший участок дороги, но встречные машины тревожно подмигивали, вынуждая вновь вернуться к ближнему освещению. Казалось, Женя увязла вне времени и пространства.
Она думала о том, что у современных юнцов все просто. Они не скованы условностями, предрассудками и не видят ничего предосудительного в своем легкомыслии. А может, это правильно? Во времена молодости Жени и Павла всевозможные запреты и ограничения нисколько не способствовали целомудрию и воздержанию, а приводили лишь к тщательной конспирации. И не одна судьба, принесенная на алтарь общественной нравственности, была изломана.
Как странно… Женя мысленно произнесла: «во времена нашей молодости». А сейчас у них с Павлом старость, что ли? Им всего по сорок два года. И молодость продолжается…
6
Хорошо тут, в уютной колыбельке. Можно поплавать. Жаль, что места маловато. Не разгонишься. Но это не беда: стенки моего шарика, заполненного теплой водой, мягкие и упругие. Даже если сильно стукнуться — не больно.
Плавать я люблю. Раньше даже думала, что я — рыбка. У меня был хвостик и почти что жабры. А потом они куда-то делись. Не помню, куда. Это давно было.
Хвостик жалко. Зато теперь могу шевелить сразу руками и ногами. Если захочу, конечно. Гораздо приятнее свернуться калачиком и плавно покачиваться в ласковых волнах.
Из живота растет гибкая трубка. Зачем она нужна? А, знаю! Это для того, чтобы я не сбежала. Не заплыла далеко.
Ладно, пока не буду. Все равно нет ни одной щелочки, даже самой малюсенькой.
Но меня ведь отсюда выпустят когда-нибудь?
ТАМ, наверное, здорово?
Женя влюбилась в Павла с первого взгляда. Первый взгляд был брошен через стеклянную дверь аудитории, в которой высокий тонкий черноволосый мальчик, стоя вполоборота к Жене, что-то горячо доказывал пожилому профессору. Мальчик был так увлечен диалогом, призванным решить насущные проблемы в виде зачета, что не заметил постороннюю наблюдательницу. А она его хорошо разглядела: хорошенький, словно пастушок из тетушкиного серванта, застывший в галантном поклоне у ног фарфоровой пастушки.
Правда, смешной взлохмаченный профессор за пастушку сойти не мог, да и сама Женя на роль утонченной прелестницы не годилась, поскольку не была склонна к сентиментальности и напрасным романтическим мечтам.
