Василий Пропалов - Служба такая...
— Обратно, — категорическим тоном произнес Горбунов.
Водитель юркнул в кабину. Поддал газу. Машина поползла влево, сдала назад, рванулась вперед и, набирая скорость, понеслась…
Ефим Барабанов, которого допрашивал Горожанин, твердил: вещи Болотова. Он попросил помочь довезти до Юргамыша, посадить в поезд. Больше он, Барабанов, ничего не знает. Где Болотов взял вещи и какие — разговора не было.
Поединок между Александром Самсоновичем и Иваном Болотовым затянулся. И хотя Болотов настойчиво отрицал причастность к краже, Горбунов улыбался. Он убежден: остальные вещи найдет, докажет вину, преступление будет раскрыто. А пока с Болотовым трудно вести разговор: ловчит изо всех сил.
— Не разумнее ли говорить правду, Иван, а?
— Повторяю: хром и шелк нашел у кладбища в яме, когда ходил поправлять крест на отцовской могиле.
— Учтите, проверять будем.
— Хоть сейчас.
— Место, где лежали вещи, можете показать?
— Покажу.
— Они были в этих мешках?
— Нет.
Александр Самсонович опять улыбнулся. Такой ответ он и ожидал. Ведь мешки наверняка Болотова, и признать, что добро находилось в них, значит признать вину. Но оперативник не огорчается. Такой ответ его тоже вполне устраивает, поможет отыскать истину.
— Во что же вещи были сложены?
— Так лежали. На траве.
— В беспорядке или аккуратно уложены?
— В одну кучу свалены.
— Какие лежали сверху, какие внизу?
— То ли я помню?
Иван Болотов начал нервничать. Горбунов заметил, как у него дергается правое веко.
Вопросы, на первый взгляд, мелкие, продолжают сыпаться:
— И ничем не были прикрыты?
— Почему? Сверху ветками забросаны.
— Какими: сухими, сырыми?
— Сухими.
— Березовыми, тополиными?
— Кустарник, знать-то.
— Кто еще знает о находке?
— Никто. Я пока с ума не спятил, чтобы трезвонить всем. Ведь за присвоение находки в кодексе тоже статья есть.
— Ты смотри-ка! Закон не хуже прокурора выштудировал! — Александр Самсонович опять улыбнулся, понял: Болотов согласен нести ответственность за находку. Но шалишь! Дело не находкой пахнет.
— Мешки чьи?
— Мои. Из дому взял.
— Шелк и хром мы с понятыми осматривали при вас. Так?
— Ну.
— Если вещи заваливались сверху сухими ветками, на них должно остаться хотя бы немножко мусора? Должно. Но мы ничего не обнаружили. Почему?
— Откуда я знаю.
— То-то же. У вас и у Барабанова придется делать обыск. Может, отпадет нужда ехать на кладбище.
Александр Самсонович пристально смотрит на Болотова, надеясь уловить признаки растерянности.
— Зачем пугать? — равнодушно отзывается допрашиваемый.
— Разве так пугают? Я открыл наши ближайшие действия, и только.
— Делайте. Дергайте нервы невинным. Кого надо — не видите.
Такие упреки Горбунову приходилось слышать и раньше. Поэтому к сказанному он отнесся хладнокровно.
— Поглядим, какие показания даст еще шофер.
— Роман? Он заехал за нами — и только.
— Но ведь вы заранее с ним договаривались?
— Ну и что?
— Так. Ничего. Да и Барабанов, пожалуй, умнее, — неопределенно обронил оперативник. Так он делает всегда, когда кого-нибудь отправляет в КПЗ. Пусть больше думает. Раздумья всегда проясняют мысли, иногда подталкивают к чистосердечному раскаиванию. А это вдвойне полезно: обществу и провинившемуся…
Обыск у Болотова длился около двух часов. Искали всюду. Александр Самсонович трудился добросовестно: весь дом обыскан детально, обследованы амбар, скотный двор, огород. Местами Горбунов с размаху всаживал острый тонкий лом в рыхлую землю, надеясь обнаружить тайник. Но все старания оказались напрасными.
Понятые — щупленький старичок с жиденькой бородкой и пожилая полная женщина — с нескрываемым любопытством наблюдали за действиями оперативника, тихо переговариваясь. За ними неотступно следовала, вздыхая, мать Болотова, Анна Мефодьевна.
Потеряв все надежды на успех, огорченный, Александр Самсонович поставил лом к углу сенок. Задумался. Беспокойство наваливалось тяжелым грузом. Разве остальные вещи спрятаны у кого-нибудь из родственников? Но родни у Болотова много. У всех искать не станешь. Хотя у дяди можно, пожалуй, сделать обыск. Этот способен укрыть. Надо съездить на кладбище, проверить показания Болотова.
— Охлопайтесь, Александр Самсонович, — донеслось сзади. — Руки помойте.
Горбунов оглянулся. Анна Мефодьевна держала в одной руке ведро с водой, в другой — ковш.
— Пожалуй, можно, — согласился оперативник, рассматривая руки и мундир, испачканные пылью. Пока он ладонями охлопывал одежду, пригоршнями ловил из ковша студеную воду, обтирал руки белоснежным полотенцем, понятые терпеливо ждали. Вскоре был написан протокол обыска. Подписав его, понятые ушли. Горбунов остался, чтобы допросить Анну Мефодьевну.
Возвратившись в райотдел и узнав, что в доме Ефима Барабанова ничего не нашли, Александр Самсонович заволновался еще больше. Он сидел неподвижно и думал: «А если напрасно посадили в КПЗ Болотова и Барабанова? Но тогда надо согласиться с Болотовым, признать находку. Нет, нужно доказать кражу. Необходим следственный эксперимент».
Утром участники эксперимента на машине выехали на кладбище. Над холмиками могил, над памятниками висела тишина, которую осмеливались нарушать лишь крохотные птицы, порхая в зеленой листве деревьев. Болотов уверенно привел всех к старой яме, обросшей молодой травкой. Вокруг валялся сухой кустарник. По предложению Александра Самсоновича Болотов вытряхнул товар из мешков в яму, закидал сухим кустарником, который вскоре убрал. Хром и шелк уложил в мешки, закинул в кузов. Машина тронулась в обратный путь.
В кабинете Горбунова товар выложили на газеты, разостланные на пол. Осмотрели. К хрому и шелку, а также к мешкам прилипли остинки старой сухой травы, шелуха кустарника. Александр Самсонович все действия участников эксперимента и полученные результаты занес в протокол, зачитал.
— У кого какие есть замечания? — спросил он, закончив чтение.
— Все правильно.
— Тогда подпишите, — Горбунов подал первому понятому старую ручку.
Последним, сам прочитав написанное, нехотя расписался Болотов. Он, конечно, понимал, что это значит. И все-таки решил не менять прежних показаний.
Оставшись один на один с Болотовым, оперативник помолчал, не отводя глаз от хмурого лица Ивана, затем спросил:
— Что теперь скажем?
— Я уже говорил…
— Но результаты эксперимента опровергают вас… К тому же мы нарушили время и условия эксперимента. — Лицо Горбунова посветлело. — Днем никто не станет прятать краденое на кладбище. Согласны?
— Я откуда знаю?
— Далее. Если верить вам, вещи лежали в яме не час и не два. Положили их ночью, когда воздух сырой, а нашли вы вечером. Попробуйте продержите их столько времени под ветками! Сколько прильнет всякой чертовщины! Однако ничего этого мы не обнаружили ни на товаре, ни на мешках при первом осмотре. — Оперативник прищурил улыбчивые глаза. — Вот так-то! А вы говорите…
— Но я не воровал.
— Кто украл?
— Не знаю.
Болотов надолго замолчал, покусывая нижнюю губу. Молчал и Александр Самсонович, задумчиво потирая подбородок кулаком. Наконец вышел из-за стола, остановился перед Иваном, спросил:
— Так будем говорить?
— Я не воровал.
— Зря тянете время. Рано или поздно говорить придется.
Болотов продолжал молчать. Горбунов натянул на голову фуражку, одернул гимнастерку, бросил:
— Все. Идем обратно в КПЗ.
Болотов медленно поднялся, заложил руки за узкую сутулую спину, направился к выходу. За ним шагал оперативник…
Вечером в кабинет вошел щуплый старик с тоненькой бородкой. Бесшумно прикрыв дверь, он подошел к столу, снял заскорузлую фуражку и поздоровался. Горбунов узнал его еще на пороге. Это был тот самый старик, который в числе понятых участвовал в обыске у Болотовых.
— Садитесь, Роман Платонович, — любезно пригласил хозяин кабинета, подставляя стул. — Как здоровье?
— День хожу, два — лежу. Я ведь, Сано, изробленный, — жаловался старик. — Разве мы так работали, как теперича?
— Верю, Роман Платонович, — поддакнул Горбунов.
— У нас в руках все горело. — Роман Платонович потряс сухими кулаками над столом, будто в них все еще кипела богатырская сила. — Мы, бывало…
— Верно, верно, Роман Платонович, — охотно соглашался оперативник. — Вы ко мне по делу?
— Нешто без дела.
— Я слушаю вас.
— Не слушать, а робить надо, — отрубил старик.
— Как? — не понял Горбунов.
— Обыск-то худо проделали.
— Как? Вы же там были, видели.
— Худо, говорю.
Александр Самсонович, не веря собственным ушам, глядел на старика немигающими глазами.
