Нил Шустерман - Возрождение Теневого клуба
Меня разбирало любопытство, что же толкнуло Алека на такую дерзость, поэтому я присел за их столик, и мы все трое приняли пицце-мучения вместе.
Беседа двигалась ни шатко ни валко до тех пор, пока моя бывшая подруга не решила её разнообразить. Она с милой улыбкой обратилась к Алеку:
— А ты знаешь, что у Джареда есть скрытый талант? Он умеет пить содовую через нос.
— Брось, Шерил, я не делал этого с пятого класса.
Надо сказать, когда-то это умение было предметом моей гордости; и хотя после исполнения трюка у меня чертовски ломило в башке (всегда было такое впечатление, будто мозги замерзают), оно того стоило ради восторга друзей и отвращения взрослых. В десять лет самое то.
— Вот на это я бы не прочь полюбоваться, — заметил Алек. — Спорим, сейчас ты этого проделать уже не сможешь?
Не знаю, что тут на меня накатило. Думаю, меня пока слишком легко взять на слабó. Я набрал побольше воздуха, сунул соломинку в левую ноздрю, зажал правую и принялся втягивать в себя содовую. Навык питья через нос — он как езда на велосипеде: раз научившись, никогда не разучишься. Я вдул весь стакан ровно за пятнадцать секунд.
Шерил смеялась и аплодировала, а я... н-да... чувствовал себя довольно глупо из-за того, что впал в детство.
— Классно! — восхитился Алек.
И в этот момент мне показалось, что что-то в нём неуловимо переменилось. Улыбка на лице парня осталась прежней, но внутри у него словно бы произошла какая-то подвижка, он как будто стал холоднее. Или, может, это было лишь отражением замёрзшего состояния моих мозгов.
— А я тоже так смогу, — заявил он.
Шерил рассмеялась.
— Не советую! Оставь это дело профессионалам.
— Нет, правда, — сказал Алек, и не успели мы опомниться, как он сунул собственную соломинку в правую ноздрю (тут я убедился, каким шутом выглядел пару минут назад) — и принялся втягивать в себя свой «Доктор Пеппер».
— Алек...
В эту секунду он поперхнулся и обдал нас и всё вокруг фонтаном брызг. Даже девчонкам за соседним столом досталось; парень, сидевший позади нас, привстал, готовый броситься на помощь и применить метод Геймлиха; а Солерно из-за своей стойки возопил: «Ты наблевать на моя пицца — ты больше получать ни кусочка!»
Алек быстро вернул себе если не достоинство, то хотя бы самообладание.
— Да не заморачивайся ты, — утешил я его. — Чтобы этот трюк получился как надо, требуются годы упорной работы.
Но он ответил с улыбкой, под которой чувствовалась глубоко скрытая жёсткость:
— Терпенье и труд всё перетрут.
Я взглянул на Шерил, та лишь пожала плечами, мол, ну и что тут такого; но я насторожился.
Прошло всего несколько дней — и я узнал всё, что мне требовалось об Алеке Смартце. Из живописующих его слухов, летающих по школе, можно было бы составить целую портретную галерею.
Картина маслом №1: Натюрморт с алгеброй.
Мистер Кроммеш, наш учитель математики, имел обыкновение устраивать такие контрольные, что они являлись нам в кошмарах. Теперь вы знаете, почему мы называли полугодовые тесты «Кроммешной Инквизицией». Алек был новенький, мог бы и пропустить их, однако он взялся за это дело и с блеском сдал все, установив при этом планку где-то на уровне орбиты вокруг Земли, так что оценки всех остальных слетели на пол-балла вниз.
Гравюра на меди №2: Портрет с саксофоном.
В первые же несколько недель, всё ещё на стадии приспособления к жизни в нашей школе, Алека заносит в класс мистера Мьюзикера во время из рук вон плохой репетиции нашего бэнда (что неудивительно, потому что все репетиции нашего бэнда всегда из рук вон плохи).
— Ты играешь на каком-нибудь инструменте, Алек? — спрашивает мистер Мьюзикер.
— На нескольких, — отвечает тот, заимствует у Челси Моррис её саксофон и выдаёт импровизацию, которая могла бы обеспечить ему многотысячный контракт со звукозаписывающими фирмами. Шум, с которым кровь отливает от лиц всех находящихся на репетиции звёзд школьного бэнда, слышен чуть ли не в коридоре.
Картина широкоформатная №3: Алек-Битмен.
Алек невзначай забредает на бейсбольную площадку... Э, стоп — к этому моменту я уже понял, что Алек никуда не «забредает невзначай». Все его случайные посещения того или иного места так же точно рассчитаны, как и ответы на «Кроммешной Инквизиции». Сегодня бейсбольная команда готовится к открытию нового сезона.
— Ты не хотел бы заняться бейсболом? — спрашивает тренер.
— Вообще-то не очень, — отвечает Алек и берёт биту, — но можно попробовать.
Короче, теперь в нашей команде новый шортстоп[3], и с лица тренера не сходит улыбка. А ведь за всё время, пока он тренирует нашу вечно проигрывающую команду, он ни разу не улыбнулся.
Когда Алека спрашивают, каким образом ему удалось достичь таких вершин, он лишь скромно отвечает:
— Да ничего особенного. Просто я хорош в любых видах спорта с мячом. — От такого заявления у любого тренера слюнки текут, а все качки с криком «караул!» разбегаются кто куда.
Когда кто-то вступает в школу с таким шумом и треском, как Алек, эмоции, естественно, зашкаливают, причём как в ту, так и в другую сторону.
— Не нравится он мне, — сказал Дрю Лэндерс, звезда команды пловцов, по-видимому, в ожидании того дня, когда Алек Смартц «невзначай забредёт» в бассейн.
— Я ему не доверяю, — буркнул Тайсон; и на этот раз его паранойя нашла отклик в сердцах многих.
— Говорят, он генетически видоизменённый киборг, — поделился Ральфи Шерман, который за всю свою жизнь ни слова правды не сказал. Самое страшное, что некоторые ребята ему поверили.
Однако у меня имелась собственная теория. В двух словах: Алек Смартц был попросту хорош во всём. Он не замыкался на каком-то одном виде спорта или любом другом занятии. Алек был одним из тех редких индивидов, чей талант подобен чемодану, который он мог пронести в любую дверь, будь то вход в музыкальную студию, математический класс, спортивный зал или даже в пиццерию, где он выдул через нос всю банку «Доктор Пеппера» через неделю после моей демонстрации этого трюка и побил при этом мой рекорд на четыре секунды.
Возможно, он упорно работал над собой — не знаю, не могу ничего сказать на этот счёт; да это и не важно, потому что он умел создавать видимость, будто все его достижения не стоят ему никаких усилий. Казалось, Алек любое дело выполнял играючи; весь же остальной мир в сравнении с ним выглядел весьма уныло.
Благодаря Алеку вся школа теперь созрела для поголовного членства в Теневом клубе.
Уроды вроде меня
Никто никогда не считает себя негодяем. Самые отъявленные мерзавцы в собственных глазах всегда выглядят героями. Я, например, по-прежнему думал о себе как о хорошем парне. В прошлом, когда я, бывало, косячил, люди обычно не меняли своё мнение обо мне. Они говорили: «Как бы там ни было, сердце у тебя на месте», — и подспудно я продолжал думать о себе так же. Даже когда мои мозги вдруг ушли в продолжительный отпуск, это было простительно, потому что сердце у меня на месте. Само собой, жертвы Теневого клуба судили иначе, но, как мне казалось, все остальные, те, кто знал меня близко, считали меня хорошим человеком. Иногда требуется крепкий удар по челюсти, чтобы у тебя наконец открылись глаза.
Драку начал Тайсон, не я. Хотя теперь ребятам стало гораздо сложнее вызвать в нём то буйство, в которое он так легко впадал раньше, задача эта всё же не сделалась невозможной; правда, чтобы вывести Тайсона из себя, забиякам, изводившим его прежде, теперь требовалось приложить куда больше усилий. Как сказал Тайсон: люди видят тебя таким, каким они хотят тебя видеть. И иногда у них получается превратить тебя в то, чтó они видят.
Это произошло перед ланчем, когда все наиболее раздражительны. Самый большой поганец в школе, Бретт Уотли, бросил в сторону Тайсона на одну язвительную ремарку больше, чем следовало бы. К тому моменту, когда я появился на месте происшествия, эта парочка уже вовсю каталась по коридору, осыпая друг друга ударами. Должен признать, я серьёзно подумывал о том, как бы повернуться и свалить отсюда, оставив драчунов разбираться самим... но, как я уже говорил, сердце у меня на месте. Видите ли, если бы Тайсон победил, его бы временно отстранили от занятий, а если бы проиграл — он снова начал бы рисовать огонь. Я не мог допустить ни того, ни другого, и поскольку поблизости не оказалось ни одного учителя, который бы разнял бойцов, я решил взять эту задачу на себя. Протолкавшись сквозь ряды зрителей, я влез между Тайсоном и Бреттом и схлопотал нехилый удар по рёбрам, прежде чем Тайсон сообразил, что бьёт не того, кого надо.
— Уймись, Тайсон! — заорал я во всю глотку, чтобы пробиться сквозь завесу его ярости.
— Но... но он обозвал меня...
Не дослушав его, я повернулся к Бретту:
— Бретт, если тебе так охота подраться, я к твоим услугам!
