Го Цзинмин - Знаешь, сколько опало во сне лепестков...
Пока я шла, я увидела Яо Шаньшань — нашу "мисс институт". Она сидела рядом с Гу Сяобэем, вся в украшениях, словно новогодняя елка. Гу Сяобэй почистил яблоко и отдал его Яо Шаньшань. Она сказала ему: "Разрежь на маленькие дольки, мне так кусать неудобно". Ни фига ж себе, она еще более капризна, чем я в свое время! Гу Сяобэй послушно, как и раньше со мной, разрезал яблоко на кусочки.
Тогда я и узнала, что Яо Шаньшань новая девушка Гу Сяобэя.
Я бросила взгляд на Вэньцзин, она мне многозначительно и сочувствующе улыбнулась. Я поняла, что хотели сказать ее глаза, которые и вправду умеют говорить: "Линьлань, на этот раз ты действительно в обломе".
Тех, кто ухаживал в нашем институте за Яо Шаньшань, набралось бы не то что поезд, а целая армия. В тот момент Яо Шаньшань представлялась мне в виде неприступной крепости, которую пытются взять штурмом эти несметные войска. Один боец пал, но на его место встает десять новых, весь институт из-за нее превратился в поле брани. Так что Гу Сяобэя вполне можно назвать счастливчиком — что ж, и полудохлому коту вдруг может мышиная королева попасться.
Я села рядом с Гу Сяобэем и сказала ему: "Ну что, малыш, тебя можно поздравить!"
Гу Сяобэй молча смотрел на меня серьезным взглядом с полчаса, так что мне это все напомнило моего папу, когда у него случались приступы лунатизма. Вдруг он протянул мне то самое яблоко. Яо Шаньшань сразу начала выказывать недовольство. Я сказала: "А ты смелый, открыто изменяешь при живой второй половине ячейки общества!"
Гу Сяобэй, будто и правда во сне, опять повернулся к Яо Шаньшань и отдал яблоко ей. Она с действительно недовольным видом взяла яблоко, и мне подумалось, что теперь между нами пробежала кошка, причём, похоже, что чёрная. Я ужасно не люблю попадать в неловкие ситуации. Но в этот раз я была совершенно не при чем, народ и партия свидетели, в этот раз Гу Сяобэй сам наделал дел.
Я покосилась на него, он сказал мне: "Я привык к тому, что ты мною понукала, рядом с тобой сразу чувствую себя рабом".
Я услышала громкий и звонкий хруст, с которым Яо Шаньшань вгрызалась в яблоко, видимо, ей представлялось, что яблоко это моя голова.
Когда пришло время еды, я села за стол и начала рыскать по нему своей куриной лапой, я дома томилась слишком долго, поэтому мне хотелось нахватать побольше разных вкусностей и яств. К тому же, если только нас с родителями не пригласят куда-нибудь, то я редко попадаю в такие места где простому человеку, что называется, придется продать всего себя до костей, чтобы откушать тарелочку рисовой похлёбки. Поэтому я набирала все подряд, особо не стесняясь. Я, в общем, никогда особо стеснительной и не была.
В комнате раздавались звуки чокающихся бокалов и бутылок, мы с Вэньцзин не успели оглянуться, как усосали по три бутылки пива. Но для нас это только червячка заморить. Наши с Вэньцзин отцы познакомились на одном приёме, и мы с Вэньцзин тоже. У нас с ней есть кое-что общее — на разных приёмах и обедах мы всегда сидели рядом с папашами, так что вместимость у нас совсем не женская. Вэньцзин всегда говорила: "Пиво разве алкоголь? Я пиво с детства как воду пью". Как-то раз ее папа затащил нас на очередной банкет, который он давал в честь своих партнеров по бизнесу, мы с Вэньцзин должны были на нем изображать двух его секретарш. Разумеется, мы не подвели надежд — споили весь стол. Ее отец был очень доволен и подарил каждой из нас по набору косметики. После этого мы сразу побежали в магазин посмотреть на ценник — количество нулей на нем привело нас в неописуемый восторг.
В просветах между беспрерывно поднимавшимися бокалами я увидела, как Гу Сяобэй ухаживал за Яо Шаньшань, помогая ей накладывать еду в тарелку. Я вдруг вспомнила, как я заставляла его вместо меня есть жирное мясо, тогда у меня это никаких особых чувств не вызывало, просто немного обидно было, что он все время ест и не толстеет.
Уполовинив кушанья, народ начал предлагать поиграть. Магический дом, правда или действие — короче, все игры были взяты из "Монополии" либо "Сада астероидов"[12], то есть выбирался человек, отвечающий определенным условиям, а другой человек распоряжался его судьбой. Играли все, это даже немного напоминало всеобщее помешательство. Один раз получилось так, что теми, кто распоряжался судьбой, оказались Ли Жасмин и Яо Шаньшань, мы с Вэньцзин сразу же поняли, что на этот раз точно получим по заслугам. И они не подвели наших ожиданий, похоже, они были действительно в ударе. Жасминчик, притворяясь самой невинностью, сказала: "Ну что, вместе будете или поодиночке?" Ее голос был чистым и четким, как будто она читала стих. Было ясно, что нам придется несладко. Вэньцзин в тот день пришла одна, но у нее есть парень — из элиты рекламной тусовки. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как нахмурив брови встать, вместе со мной встал сидевший напротив меня прыщавый паренек. Я покосилась на Гу Сяобэя, который, опустив голову, казалось, был полностью поглощен процессом еды. У меня в сердце раздался крик: "Гу Сяобэй, меня твоя девчонка сейчас до смерти заиграет!" Яо Шаньшань и вправду готова была играть по-серьезному, в тот вечер она действительно соответствовала своему образу крепости. Она сказала: "Поцелуй ее!"
У того паренька лицо покраснело до кончиков ушей, но было похоже, что скорее от возбуждения, чем от стыда. Зверинец, сидевший подле него, радостно заулюлюкал. Собравшись с силами, он пошел ко мне. Я подняла голову и, впившись в него взглядом, произнесла: "Если ты, мать твою, еще хоть на шаг подойдешь, тебе конец!" Похоже, у меня в глазах полыхал настоящий огонь, и мальчик очень мудро остановился. А Яо Шаньшань продолжала заводить себя и народ: "Если уж вышла играть, то играй до конца!" Я посмотрела на нее так, что было видно, что при этом у меня зубы скрипят от ненависти к ней. Когда я играть вышла, ты еще в "Макдональдсе" ела! Она сказала: "Ну, а если нет, то пей! Тот кто нарушает правила игры, должен пить!" Я, не произнося ни слова, подала пивной бокал. Я подумала про себя: "Как тебе угодно, красавица! Неужто ты решила меня бокалом пива споить?"
Однако оказалось, что ненависти у Яо Шаньшань будет поболее моего: когда она повернулась, в ее руках оказалась бутылка "Улянъе"[13], которую она запросто, как минералку, стала выливать в мой бокал. В душе я уже очень жалела о своих словах, мне даже расхотелось жить, но на лице у меня по-прежнему была улыбка довольного воришки. Мне подумалось: "Блин, если б сразу знала, надо было ему разрешить поцеловать меня, от меня же от этого не убудет, да и прыщи вроде как незаразны..."
Налив почти полбокала, Яо Шаньшань остановилась и посмотрела на меня весёлым взглядом, как будто провоцируя меня. Гу Сяобэй, наконец, повел себя по-человечески, взял мой бокал и, собираясь опрокинуть его, сказал: "Это уже слишком". Яо Шаньшань совсем не обрадовалась такому повороту событий: "Чего слишком? Правила не я придумывала!" Гу Сяобэй смотрел на нее, и в его глазах тоже стали появляться искорки гнева. Мне стало его жаль, я вырвала у него из рук бокал и выпила залпом все содержимое, при этом говоря про себя: "Ну, коза, ей-богу, тебе лучше теперь держаться от меня подальше!"
Когда я поставила бокал на место, я, похоже, уже была пьяна, потому что как иначе объяснить то, что глаза Гу Сяобэя мне показались сверкающими всеми цветами радуги, словно бриллианты.
Вечеринка подходила к концу, народ кучковался по интересам: кто-то пел караоке, кто-то танцевал, а кто-то сидел в углу, подперев подбородок и изображал великого мыслителя.
Я не знаю, во сколько закончился наш ужин, в любом случае, когда мы выходили, судя по звукам, у дядюшки Яня все только начиналось.
Не знаю, во сколько мы вышли, но ветер уже лишился тепла, которое ему давало солнце, и дневной зной уже рассеялся. От всей толпы остались только я, Вэньцзин, а также Гу Сяобэй и Байсун со своими пассиями.
Байсун предложил идти продолжать веселье.
Вэньцзин сразу же оживилась, у этой бестии с приходом вечера настроение сразу улучшается, глаза загораются так, что в них даже заглядывать страшно становится! Я же наоборот падала от усталости, и сказала, что моим старым косточкам пора домой на покой. Вэньцзин посмотрела на меня, как будто я ей пару-другую сотен юаней должна. Яо Шаньшань подбежала и, взяв меня за руку, сказала: "Линь Лань, не волнуйся, иди",— как будто заботясь обо мне. Уж не знаю, может я выпила слишком много или как, но у меня к горлу сразу подкатила тошнота, и я подумала про себя: "Я тебя первый раз вижу, к тому же сама только что глумилась надо мной, как могла, а теперь печешься обо мне, как будто, сто лет знакомы". Я не нашлась что сказать, я решила, что раз уж Яо Шаньшань сегодня решила побыть королевой, то не стоит ей мешать.
6
Две машины неслись по широкой дороге к новым злачным местам.
В машине у меня закружилась голова, и водитель начал застенчиво хихикать, он, видимо, подумал, что меня укачало. Я опустила стекло, чтобы вдохнуть свежего воздуха и сохранить революционную свежесть мыслей. Я посмотрела на сидевшую рядом Яо Шаньшань — она сидела, выпрямившись, словно жена иностранного премьер-министра на торжественном приёме.
