Руслан Белов - Кот в сапогах, модифицированный
На улицу все равно надо было идти — рыба у моего благодетеля давно кончилась, и мы пошли вон.
4. Проведение в шкуре?
Сейчас, когда все позади, и я живу на небесах, а горе и несчастье далеко внизу, на грешной земле, и кажутся несуществующими или случайными, мне часто вспоминаются эти дни. Почему я пошел на поводу у кота, пусть в сапогах, пусть необычного?
Не знаю… Может быть, он был прислан Провидением, пожелавшим воздать мне по заслугам? И я чувствовал не кошачьи настроения, мысли, желания, а настроения, мысли и желания Провидения?
Вряд ли. Я материалист и поверить в это не могу. Все же, наверное, я последовал за котом, потому что все люди, которым я когда-то верил и за которыми шел, заманив меня в тупик, скрывались с моими ваучерами, надеждами, сертификатами, любовью, акциями, верой, квартирами и просто фамильным серебром. И еще, наверное, я последовал за котом в сапогах, потому что человеку, чтобы оставаться человеком, надо куда-то идти, куда-то двигаться. Надо идти, чтобы не врасти в землю на могильную сажень. И я шел, смеясь над собой, шел, приняв соответствующий ситуации псевдоним, И этот псевдоним — маркиз Смирнов-Карабас — в конечном счете, и привел меня к небесному блаженству.
5 .Десятки не хватило.
Из подъезда Эдгар выбрался первым. Оглядев меня строгим взглядом, кот так величаво пошел по тротуару, что мне ничего не оставалось делать, как пристроиться сзади верным оруженосцем. Проходя мимо гастронома с рыбным отделом, он, весь пропитанный осознанием важности осуществляющегося действия, и носом не повел. У винного же магазина обернулся и строго посмотрел в глаза.
— Да нет, я не и не думал, — стал я оправдываться, чувствуя себя морально сломленным.
— Ну и молодец, — одобрительно колыхнулись его зрачки.
Он остановился у зоомагазина, и я, потеряв к нему всяческое уважение, подумал:
— Сейчас на все полтораста консервов купит. А на остальные сухарей с запахом рыбы. А я-то, дурак, варежку разинул.
Я ошибался. В магазине он подошел к прилавку с кошачьей парфюмерией, поднялся на задние лапы и смотрел на тот или иной товар, пока я не заказывал его продавцу.
Чего он только не накупил! И мыла душистого, и таблеток для шерсти, и одеколона, а на последние деньги приобрел аховый ошейник — сам бы такой носил. При расчете не хватило десятки, но кассир, ошеломленный поведением кота, мне ее простил. Эдгара к тому времени в магазине уже не было: быстрым шагом он ушел, как я понял, домой, чтобы быстрее употребить свои покупки в дело.
Дома я их вынул и разложил на столе. Разложив, скептически спросил:
— А что мы будем есть? Это?
— Да, это, — ответил взгляд кота, и мне пришлось засучить рукава.
Через сорок пять минут Эдгара, постриженного, вымытого и обработанного кошачьими снадобьями, было не узнать. Он дивно пах, лоснился, усы его казались продолжением характера. Кот выглядел как вельможа, знающий цену и себе, и мне, и как-то раз, когда он, в раздумье прохаживавшийся по квартире, пришел на кухню, я суетливо, как прилежный школьник, почтил его вставанием.
К вечеру он попросился на улицу. Я проводил его до подъезда и вернулся домой.
6. Венера в стельку.
Без Эдгара квартира казалась безжизненной, и мне захотелось увидеть в ней Теодору, услышать ее голосок, ощутить ее чувственные софилореновские губки. Телефонный номер был уже почти набран, когда во мне заговорило благородство — ведь я заключил сделку, пусть с котом, не Богом или страховым агентом, но ведь благородство, тем оно и благородство, потому что безотносительно.
Решив оставаться джентльменом, как можно дольше, я положил трубку, и задумался, что бы такое съесть (еда и женщина в чем-то родственны, и потому в какой-то степени взаимозаменяемы — это знает каждый мужчина). Обследование холодильника, шкафчиков и прочих сусеков, явило на кухонный стол следующие съедобности:
1) Полпучка пожелтевшей петрушки.
2) Зверобой (не настойка, приправа, настойка у меня бы минуты не сохранилась). Его было немного — Эдгар иногда соглашался заморить червячка и зверобоем).
3) Три картофелины, сморщившиеся и проросшие.
4) Морковка, вполне товарная на вид.
5) Головка чеснока.
6) Горсточка перловки.
7) Горсточка трухи сушеных шампиньонов.
8) Сливовое варенье на дне банки (было три литра из маминых запасов, — кот в два счета вылизал все, что досталось ложкой).
9) Луковица, стыдливо проросшая.
Обозрев все это хозяйственным взглядом, я пришел к мнению, что не умру до завтрашнего вечера с голода (если, конечно, не заявится наглотавшийся свежего воздуха кот). И, не мудрствуя лукаво, решил не изгаляться кулинарно, а поместить все продукты в кастрюлю (предварительно, конечно, почистив с закрытыми глазами), добавить воды и потушить на медленном огне.
Голодная моя фантазия, подстегнутая плодотворной идеей, немедленно разыгралась. Я увидел свое кулинарное творение аппетитно дымящимся, увидел грибочки, корабликами плававшими по морю лакомства, увидел соседствующие с ними звезды моркови, увидел…
Когда я увидел перловочку в ложке, зернышко к зернышку, нежащуюся в пряном соку, как стая белых котиков нежится в родной стихии, в дверь снаружи заскребли. Распахнув ее, я увидел Эдгара. Вид у него был подгулявший, глаза ухарски (и сыто!) блестели.
Дав мне время разместить эту картину в сознании и обрести в результате завистливый вид, он пошел вниз (моя квартира на втором этаже). Я спустился за ним, и увидел в фойе стройную (это я отметил в первую очередь), плюс без сомнения симпатичную (это во вторую), плюс элегантно и не скупо одетую (это потом) и минус в стельку нетрезвую девушку, насмерть добитую теплом подъезда.
Она стояла, плотно прислонившись грудью и правой щекой к стене, и старалась не пасть на колени. Старания эти выражались в том, что разведенные ее руки пытались нащупать в бетоне спасительные неровности.
У ног девушки важно пузатились два больших пакета из ближайшего супермаркета — они, доверху набитые коробками и консервами, казалось, прогибали пол.
Из одного выглядывало горлышко едва початой и, несомненно, литровой бутылки популярного на Западе самогона по тысяче за пинту.
Ее явная литровость меня подстегнула. Я схватил пакеты, отнес на кухню, вернулся к лифтам, чувствуя себя мужественным спасателем из МЧС, взял девушку за талию, оторвал от стены, и на вытянутых руках бережно понес в квартиру. Оказавшись на кровати, она кошечкой потянулась, затем простерла ко мне руки немыслимой пластики. Они, не подержанные вестибулярным аппаратом, доверху заправленным виски, тут же упали плетями: Эдгарова гостья провалилась в мертвецкий сон.
Я зажег нижний свет, внимательно осмотрел пришелицу и пришел к категорическому выводу: Эдгар отловил для меня саму Венеру Милосскую. Пристальное повторное рассмотрение чуда света привело меня к твердому убеждению (извините за жаргон — я ж работаю в науке), что передо мной вовсе не мраморно-банальная Венера Милосская, а изумительная русская девушка, по какому-то недоразумению набравшаяся напитков повышенной градусности. Она была столь пленительна, что я, обалдевший эстетически, нескоро решился ее частично разоблачить (то есть снять плащ и полусапожки), дабы девушке было удобно почивать. К Эдгару явился чумной — такого тела (оно было в коротком обтягивающем бархатном платье) я не видал и на лучших дисках эротического содержания. Впрочем, скоро мое настроение, мягко говоря, значительно ухудшилось — разобрав содержимое пакетов, я нашел в них одно лишь кошачье питание.
7. Он лежал у нее на руках.
Я стоял, сжимая в руке баночку «Китикэта», стоял, решая, с какой силой бросить ее в эгоистичное животное. Эдгар недоуменно пожал плечами и, отойдя подальше, выразил взглядом:
— И что ты горячишься?! Я неделю ел твой зверобой с луком, и в знак благодарности решил угостить тебя настоящей едой, кстати, из генетически не измененных продуктов.
Я, конечно, не бросил в него консервами. А что бросать? Он ведь был прав, прав, как всегда. Вскрыв одну из баночек, я вывалил содержимое на блюдце и сделал Эдгару приглашающий жест.
Он повел подбородком, и я понял:
— Только после вас, маркиз.
Я недвусмысленно схватил вторую банку, угрожающе подкинул ее на ладони и он, довольно глянув исподлобья, пошел к блюдцу, и принялся за еду с таким аппетитом, что у меня потекли слюнки.
Кошачьи консервы под «Бифитер» пошли с треском, и я расправился с ними быстрее того, кому они предназначались. Насытившись, мы уселись друг перед другом, и брат мой меньший стал меня гипнотизировать:
— Скоро она проснется, голодная от этого самого, чем будешь угощать?
— Этим что ли? — показал я на консервы и пакеты, толпившиеся на столе.
