Вячеслав Букур - Тургенев, сын Ахматовой (сборник)
Все мы засмеялись, потому что Вихорков был живой комод, который вдруг заговорил нежным умирающим голосом.
– А что? – поднял брови Вихорков. – В самом деле Иван Петрович Павлов не прав. У животных не только рефлексы. У них есть что-то высшее… Я стал потихоньку Мяузера выколупывать из-под ванны, продолжая сюсюкать, прижал к груди, а Руфина уже поднесла черепушку с молоком. И все наладилось…
* * *Молодой поэт Даниил Цой то поправлял косынку на волосах, то вынимал из папки листы, то обратно их туда помещал. У его жены, сидящей рядом, блузка с глубоким вырезом на груди, а в упругой ложбинке – серебристый мобильник. Так что Пушкин, увидев ее, мог бы написать: «Ах, почему я не мобильник». И раздался звонок. Она выхватила аппарат из волшебной долины:
– Да, слушаю. Лес? Какой лес? А… поняла, лес на продажу! Передаю трубку мужу.
И тут молодой поэт Даниил Цой из блистательного преподавателя университета, неистового поклонника Милоша (который ему снится), превратился в коммерсанта. Глаза заблистали капитализмом, а на острие голоса появились кубометры, проценты, переводчики с японского. Когда разговор закончился, он обратился к нам:
– Почему здесь не сидит ни одного переводчика с японского? Эх, Слава, зачем ты без фанатизма учил японский!
– А почему роща деревьев сама не решает, кому и на что отдать свою плоть? На бумагу ли, чтобы вышла книга… Кстати, некоторые хитрецы писатели подкрадывались бы к ней, обещая: у нас есть удобрения, на этом месте новая роща вырастет. А роща бы им отвечала: пусть мой совет деревьев скажет. А деревья хвать хитреца за шкирку мощными ветками и как катапультой – за тридевять земель. Он летит и говорит: подумаешь, зачем мне роща, да уже начинают из песка бумагу делать – белую, вечную. Ее хватит на все. Упал он на чистый, желтый песок, зачерпнул его в горсть, любуется, а песок прокашлялся и изрек: хрен я тебе дам себя на твою книгу. А Чеславу Милошу роща махала бы своими кронами: сюда, сюда! Я дам тебе столько бумаги – на все книги, что ты написал!
Зазвенело нетрезвое стекло, Вихорков встал и добавил:
– Чеслав, передай Ивану, что он не прав.
* * *Да, пришло время сказать, что в прозрачной папке у Даниила. Там у него, во-первых, девять стихотворений, которые он написал в промежутке между рубками двух рощ. Во-вторых, благодарный ответ Милоша на наше поздравление с девяностолетием: «Как я рад, что далекие камни Урала становятся камнями Европы». А в-третьих, в папке оказались наши стишки, но не размышляющие, как у Даниила, а…
Впрочем, смотрите сами.
Индеец трясет томагавком:
Привет Милошу!
Чукча пишет эссе
«Однако, Милош!»
Бежит поэт Лаптищев:
А ну его, Милоша:
Коммунистам не давал,
И фашистам не давал!
И помчался патриот
Просвещать родной народ.
Пораженный же Чеслав
Зарыдал среди дубрав.
В прекрасном количестве
Саше через месяц будет четыре года. Раньше-то он мечтал, чтоб ему подарили самовар.
В детском саду самовар, как гость, живет в отдельной комнате. Еще там есть матрешки и лапти.
Саша любил смотреть на самоварное блестящее пузо, потом подходил в упор и начинал ощупывать свое лицо: я это или не я там отражаюсь такой мультяшный?
– А нянечка говорит, что раньше вместо самовара был какой-то Ленин, и комната называлась ленинская.
– Самовар – это Ленин сегодня, – ответила мама.
Старший брат Леха раньше обещал:
– Я спецвыпуск газеты… я смогу, я успею к твоему дню рождения!
Он был в первом классе и немного важный: выпускал домашнюю газету. Тема первого номера: бессмертие. Тема второго: будущее. Ну а третий номер был про живой уголок.
Спецкор – папа – участвовал лишь в первом номере: «Бессмертие таракана: что делать?»
А в газете про живой уголок было много всего! Очень! Сначала заметка: «Понос черепахи позади». Начиналась так: «Пишет Алексей Чибисов. Вчера черепаха поела творожную запеканку, которую мама дала котенку». Затем Леха переписал в газету объявление, которое сам же развесил по подъездам двух домов: «Потерялся зеленый волнистый попугайчик. Кто нашел, верните. Будет вознаграждение. Пожалуйста! Говорит: Кеша, птичка».
– Наверное, попугай почувствовал все заранее и смылся.
– Он подумал: хозяин проиграет зарплату второй раз, и тут такое начнется!
Братья шептались друг с другом – сверху вниз и снизу вверх, потому что лежали на двухэтажной кровати. Да, да! Отец уже второй раз оставлял в игральных автоматах все до копейки.
А младший брат Ваня за два бесконечных года жизни накопил уже много способов выживать. Он стал увесисто ходить по детской и рычать: «Папа мой! Мама моя!» И косил грозно взглядом: ну-ка выходи, кто хочет разбить наш крепкий живой уголок, а в нем – папа, мама, Леха, Саша, я, рыбки, черепаха, кот, а попугай Кеша тю-тю через форточку.
Саша вдруг зарыдал, но объяснил брату: мол, просто собак жалко, которые на улице – на холоде остались и лают.
Тут Леха вскочил, подбежал к иконе Николая-угодника и чуть ли не требовательно спросил:
– Ну почему ты сделал, что у всех отцы деньги домой приносят, а у нас проиграл?
Саша добавил:
– У меня в группе Герман всех кусает, а у него папа вон какой хороший. А я не кусаюсь, а папа все больше проигрывает: сначала восемь тысяч, потом десять.
Тут мама стала надевать шубу. А за окном так темно! Поэтому Леха начал лихорадочно спрашивать у нее:
– Поможешь мне сочинить задачу? Сначала восемь, потом на два больше – и сколько вместе?
Мама выдала самоварным голосом:
– Черепаха сделала восемь куч под кроватью Вани, а под столом – на две кучи больше…
– Куда пошла? – спросил Саша.
– Искать вам нового папу.
Прошло время.
– Ну что, нашла?
– Нашла.
– А как его зовут?
– Коля.
– А где он?
– Да вон под окном в снегу прикопала, чтоб не испортился.
Саша покачал головой: плохая шутка.
На воскресенье мама повезла братьев в гости к бабушке с дедом. Как всегда. А папу бросила дома и сказала:
– Сиди тут, гений азарта!
– А ты втяни свой живот! – закричал папа.
Саша был поражен. Как это – маме втянуть такой прекрасный, такой теплый… А мама закричала:
– А ты отдери свой живот от позвоночника!
Тут Саша был вообще сражен. Отодрать – такой твердый, в квадратиках! И отчаянно завыл. И в первый раз за всю бесконечную четырехлетнюю жизнь к нему никто не бросился. И только Ваня, пускаясь в дальний путь со своим прозрачным мешком, угрюмо напомнил:
– Мама моя, папа мой.
Он был умнее всех, Ваня-то.
А вот в какой дальний путь Ваня уходил по квартире, это только он знал. Все остальные видели со стороны вот что: он навешивал на себя шарф, складывал в большой пакет книжку, варежку, несколько конфет и динозаврика, махал рукой из стороны в сторону, как член политбюро (пока-пока!), а потом уходил путешествовать к спальне. И так раз двадцать за день.
– Пржевальский! Миклухо-Маклай! – умилялась на Ваню мама, пока папа не проиграл.
* * *По дороге на автобусную остановку мама молчала. А ведь раньше она всегда учила детей по следам узнавать все: кошек, собак, птиц. Саша решил это молчание залепить:
– Я вчера на прогулке говорю Герману: «Смотри, смотри, деньги!» Герман: «Где?» А я ему: «Проверка жадности!» Он тут полез. А его ка-ак…
Тут они сели в автобус, в котором уже сидел Герман. Он говорил:
– Куплю шоколадку за три рубля, продам за пять рублей.
– Боже мой, да кто же у тебя ее купит! – измученно крикнула его мама.
Герман изумленно посмотрел на нее: мол, как это – кто купит, ведь шоколадка такая вкусная!
Саше хотелось услышать, что там дальше с деньгами от шоколадки случится, но тут, как всегда, остановка неожиданно подскочила, и мама поволокла их к выходу.
Сразу от дверей он заявил бабушке:
– Когда я вырасту и буду стричься не в «Ежике», а вместе с большими, я никогда не буду проигрывать деньги!
– А буду только выигрывать, – едко добавил дед.
Бабушка засмеялась, но как-то не по-настоящему, потому что закрутилась, как глобус, вокруг своей оси. А дедушка подмигнул Саше, но тоже невесело. И тут вопрос: зачем взрослые шутят, когда им невесело? Саша так и спросил деда, а дед честно ответил:
– Понимаешь, старина, Бергсон тоже уперся в тайну смеха, но так ничего толком не мог объяснить. Все только твердил: интуиция, интуиция.
Саша замер, запоминая восхитительные слова, чтобы сказануть их со страшной силой в детсаду и тут же получить в ответ: «Сашка умный – по горшкам дежурный».
После чего он схватил бутылку из-под минералки, пристроил ее себе на колени, как гитару, и объявил:
– Выступает солист живого уголка Саша Чибисов!
Потом он откинулся на спинку дивана, забил ногтями по выпуклому пластику и запел:
Папа, папа, что ты хочешь?
Играть-проиграть,
Играть-проиграть,
Вот и все, вот и все.
И больше ни-ни, и больше ни-ни!
– Ведь все для чего-то нужного случается, – вдруг успокоилась бабушка. – Отец продулся, а дети никогда не будут играть на деньги.
