Шмуэль-Йосеф Агнон - В сердцевине морей
Вытащил р. Шломо кисет, набил трубку тютюном, взял кремень, ударил им по кресалу, разжег табачные листья, прищурился и затянулся наспех, чтобы помочь себе собраться с мыслями. Увидел, что и кони сомневаются, хоть и не в обычае лошадином сомневаться: хотят тянуть в одну сторону, а тянут в другую. Толкнул он длинным чубуком своей трубки возчика и сказал ему: а ну, правь-ка ты в сторону Борщева. И пошпынял его, чтобы ехал быстрее, ибо идущие в Святую Землю как идущие на молитву. Следует им поспешать. Махнул возница кнутом, потянул вожжи, свистнул коням своим и повернул их в сторону Борщева. Опустили кони головы, вскинули круп, да так, что пыль из-под копыт взвилась к небу. Сразу исчезли телеги с товарами, и наполнилась земля вокруг хромыми да кривыми да всякого рода калеками и увечными, а в руках у них восковые слепки руг да ног, ибо принято нести их на могилы святых, делать из них свечки, чтобы увидели святые увечья их и исцелили. Поняли сердечные, что искушение было лишь для того, чтобы задержать их и сбить с пути, чтобы пустились в промыслы заработать денег для лучшей жизни в Земле Израиля, а тем временем душу бы растратили в чужой стороне. К примеру, царь[45] пригласил своих любимцев на пир. Умные поспешили прийти, ни о чем не заботясь, — не чаша ли полная царев дворец? А дураки решили повременить, сперва наесться дома, — вдруг не накормит царь? И вот умные сидят вкруг царя, его снедь едят и его мед пьют и царя славят, а дураки сидят себе по домам, от своего винища хмелеют, одежды свои нарядные прахом пачкают и не могут предстать пред лик царский. Рад царь умным придворным, всем одарил их, превыше всех поставил, а на дураков разгневался, и попали они в опалу. Так и Царь Царей, Всевышний, приглашает любимцев своих в Страну Израиля. Умные приходят сразу и величают Имя Его Святое Торой, славословиями и гимнами. Рад им Пресвятой и всем одаряет, а дураки сидят себе по домам, ждут, пока наполнят карманы златом, чтоб хватило на все их нужды в Земле Израильской, а в конце концов хмелеют они от своего винища — то есть от злата, и прахом пачкают одеяния свои — то есть тело их, что будет погребено в прахе изгнания.
И ответил р. Алтер-учитель: ненавижу я нечистую силу за то, что людей до греха доводит. И ответил р. Моше ему: заслуживает нечистая сила ненависти, но я ее не виню, ибо все мои заслуги перед Господом через нее приходят. Но злодеям и впрямь пристало ненавидеть нечистую силу, потому что она всегда доводит их до греха, а они — где уж там ненавидеть — бегут за ней, как за возлюбленной своей. Сказал р. Шломо: хорошо ты это сказал. И возчик сказал: в Святую Землю едут, а на тебе — Искусителя жалеют. Дивлюсь я — не возьмут ли и его с собой[46] в Святую Землю. Сказал ему р. Лейбуш мясник: ты за нас не бойся, ты знай гони лошадей, чтоб тебя Искуситель не догнал. Гневно глянул на него возчик и сказал: да неужто я могу их в два кнута погонять. Посмотрел р. Иегуда Мендель добрым взглядом на Лейбуша мясника, любителя самого себя послушать, сунул руки в складки одежды, ибо день был уже на исходе и сила солнца слабела. Взял возчик вожжи в руки и погнал коней. Ехали они, ехали и приехали в деревню одну недалеко от Борщева, где обычно путники останавливаются на ночлег. Кони сами свернули в постоялый двор и стали у ворот конюшни. Слез возчик с облучка, распряг лошадей, засыпал им овса и напоил, а Хананья помог сердечным нашим снять подушки и перины и прочие пожитки. Размяли странники косточки и вошли в корчму — дать покой телу и вознести пополуденную и закатную молитвы.
Глава пятая
СПУСК И ВОСХОЖДЕНИЕ
Увидел их корчмарь и изумился: весь свет едет вниз в Лешкович на ярмарку, а эти забрались сюда. Ответил ему р. Шломо: весь мир сейчас под знаком спуска, а мы под знаком восхождения. Добавил р. Алтер-учитель: весь свет едет вниз на ярмарку, а мы оставляем низины и ярмарки и восходим на Землю Израиля. Обрадовался им корчмарь, побежал и принес две бутылки горилки, чтоб сполоснули глотки от дорожной пыли. Спросили их: вам какого, сладкого или крепкого, что больше любите? Захлопал р. Моше в ладоши от радости и закричал: и сладкого и крепкого, и невдомек было корчмарю, что не вино он имел в виду, а Отца своего Небесного. Благословили Пославшего вино, выпили на долгую жизнь и вознесли молитвы: пополуденную и закатную, мужчины в доме, а женщины — в сенях. Сколько лет простоял дом сей, не слыша ответа «аминь» на молитвы корчмаря с женой, а сейчас раздается в нем молитва в собрании. Собирались было корчмарь с женой перебраться на жительство в город, потому что в городе, как ни восхвалишь Господа, обязательно найдется еврей и ответит: «Аминь». Однажды остановился у них один праведник и сказал им: почем вам известно, что Всевышнему позарез нужны ваши амини? Может, Ему как раз подавай стакан горилки[47] да миску гречневой каши? Готов я вам поручиться — угощение, что вы ставите путникам, угоднее Ему, чем все гимны и славословия и хваления, что возносят Ему в городе. Так они и не переехали в город из-за слов того праведника, но старались угодить путникам едою и питьем.
А пока они стояли и молились, стояла корчмарка у печки и стряпала. Блаженна жена, которой привелось принимать таких гостей, даже огонь в очаге — и тот признал гостей. Не успели завершить молитву, как ужин оказался на столе: гречневая каша, сваренная на молоке, что надоили во время пополуденной молитвы. Сели всей компанией за стол, мужчины — сами по себе, женщины — сами по себе. И р. Шмуэль Иосеф, сын р. Шалома Мордхая Левита, усластил их трапезу сказаниями, в коих славилась Земля Израиля. Хоть опустошена она и разрушена, а по-прежнему полна святости, и пророк Илия блаженной памяти приносит каждодневные жертвы на жертвенник Храма: хоть и разрушен он и опустошен, по-прежнему полон святости. А за ним стоят во свидетельство Отцы мироздания[48] и святые патриархи и пииты-псалмопевцы[49] Еман, Асаф и Едутун. А из кож закланных жертв делает Илия свитки, а на них пишет заслуги Израиля.
А как поели и выпили и Бога поблагодарили, вытащили они книги из дорожных торб и сели учить Тору, а женщины вытащили спицы и нитки и сели вязать носки. Возчик выпустил коней на лужайку пастись, опутав им ноги, чтоб не ушли в лес диким зверям на поживу. А Хананья переложил солому, постеленную в повозках, и наладил скамейки, чтобы с утра не задерживаться. А затем уселся и он в повозке, вынул Псалтирь из узелка и стал читать в лунном свету. Пришли иноверцы из села и стали у дверей корчмы. Сняли шапки в честь гостей и сказали: гость в дом — Бог в дом. Сидели сердечные наши молча и глядели на вошедших: росту они великаньего, а волосья черны как смола и сзади сыплются на плечи, а спереди надо лбом коротко стрижены и блестят, потому что гребней они не знают, а мажут себе голову свиным жиром, оттого волосья и блестят, а борода у них сбрита и усы с обеих сторон урезаны, а глаза у них потухшие от неволи, потому что крепостят их паны.
Встал главный из них, подошел к столу и сказал: плюньте нам в очи,[50] паломники. Достала Милька медовых пряников, что запасла в дорогу, и наделила их. Поднесли они пряники к глазам и сказали: дар Божий, дар Божий, поцеловали их и спрятали за пазуху к сердцу поближе, попрощались себе и ушли.
Увидел р. Алтер-резник, что Лейбуш — мясник сидит в раздумье. Спросил его: ну, о чем ты призадумался? Сказал ему: иноверцы эти — нет у них ни доли, ни наследия в Земле Израиля — чем она им так полюбилась? Ответил ему р. Алтер-резник: из-за головы праотца их Исава, что похоронен в двойной пещере Махпела. Спросил тот, имя которого позабылось,[51] у р. Иегуды Менделя, которого еще кличут р. Иегуда Мендель Угодник: почему сподобился Исав погребения головы его в двойной пещере? Ответил ему: дело в том, что Хушим,[52] сын Дана, взял посох и ударил Исава по голове, да так, что слетела голова с плеч и упала в ноги Иакову, и похоронили ее заодно с ним. Сказал р. Алтер-учитель, шурин р. Алтера-резника: это — простое объяснение, но за ним кроется великая тайна и подлинная причина: сподобился этого Исав, потому что не покидал он Страны Израиля, даже когда Иаков уходил на чужбину, и зачлось ему это в заслугу. Убоялся Иаков, а вдруг этим Исав и семя его заслужили Землю Израиля. И тут пришло Слово Божие научить нас, что лишь один народ в Стране Израиля — народ Израиля, а не Исав и семя его. А может, Измаилу суждена эта страна? Так нет, сказано в Торе: «Не унаследует[53] сын невольницы вместе с сыном моим с Исааком». Сказал Всеблагой: люба мне Страна Израиля, и народ Израиля люб мне, введу-ка я народ, что люб мне, в страну, что люба мне.
Вынул р. Шломо свою длинную трубку, набил ее тютюном, свернул бумажку, зажег ее, раскурил трубку и затянулся, а затем посмотрел добрыми глазами на своих спутников, что сидят и о Божественном толкуют. Сколько забот уже выпало на их долю с тех пор, как вышли из родного города, а сколько забот еще ожидает их в пути. Возвел он очи горе и подумал: неведомо нам, что просить у Тебя, но делай нам то, что делал нам до сих пор.
