Тим Дорси - Кадиллак-Бич
— И поэтому ты раскроил доктору череп?
— Я всего-навсего человек. Каждый раз, когда я приходил на прием, мне приходилось ждать не меньше часа. Каждый раз! Напрасная потеря времени приводит меня в ярость. Повторяю, я очень пунктуальный человек. Я синхронизирую свои часы до секунды по каналу точного времени.
— Почему ты просто не обратился к другому врачу?
— Да пошли вы все, ребята! Вы же не представляете себе, что означает оставаться по нашу сторону белого халата. Вы что, бывали в этих клубах строгого режима? А потом мне попалась на глаза та самая статья. Меня чуть инсульт не хватил, когда я узнал, что действуют семинары, в ходе которых врачей учат манипулировать терпением пациентов. Оказывается, проводились настоящие исследования того, как долго человек может выдержать в приемном отделении, когда пора перевести его в кабинет для осмотра, и сколько он сможет прождать там. А вытерпит он дольше, чем можно предположить, ведь его же допустили — хо-хо! — в «Помещение»! А потом доктор уже знает, сколько еще можно настричь времени, и посылает сестру измерять давление и проделывать всякие прочие глупости. А ты тем временем думаешь: «Эй, глупо уходить — ведь тебя уже почти лечат!»
— Но что же стало непосредственной причиной нападения?
— Я узнал из телевизионных новостей о новой жуткой болезни, у которой нет симптомов. И подумал, черт, я же ею болен! Бросаюсь записываться на прием и говорю медсестре, что нельзя терять времени. У меня никаких симптомов этой новой болезни, что показали по телевизору… Само собой, проходит еще час, наконец меня приглашают в кабинет, сестра надевает резиновую штуковину мне на руку и начинает накачивать ее маленькой грушей. А я смотрю себе на руку, потом, искоса, на сестру и шепчу ей: «Я знаю, что здесь происходит». Она разыгрывает наивность и спрашивает: «А что такое?» В конце концов, когда ей уже совсем нечем заняться, появляется доктор, весь — сплошная улыбка. Я ему: «Док, мой прием начался уже целый час назад». А он все улыбается, говорит, что лишь чуть-чуть задержался, и начинает перелистывать мою медицинскую карту. Тут я хватаю ее, захлопываю и говорю: «Не так быстро, приятель, я тоже не прочь с тобой поиграть». И заявляю, что нельзя так относиться к людям. Описываю ему свою болезнь и фотографии под микроскопом, которые видел по телевизору. Эти жуткие твари из фильма ужасов, заполнившие всеми своими ножками и щупальцами мою поджелудочную железу… Требую, чтобы он немедленно сократил вдвое количество пациентов и начал вести прием по расписанию. И знаете что? Он рассмеялся мне в лицо!
Дама-психиатр ткнула в небо резинкой карандаша.
— И тогда ты проломил ему череп?
— Э-э, он же врач и должен разбираться в медицинских рисках лучше меня.
— Ну а как насчет тварей в поджелудочной железе? Серж застенчиво улыбнулся и покраснел.
— Ну, мне прямо неловко! Я в той передаче пропустил самое важное. Оказывается, это обычные паразиты, которые есть у всех нас. На самом деле они даже полезны.
Доктор кивнула и что-то записала.
— Прекрасно. Ты начинаешь раскрываться.
— Раскрываться? Вы опять меня провели. Ничего больше не скажу.
— Думаю, напрасно. Ты только-только начинаешь делать успехи.
— Вот именно. В прошлый раз я выложил всю душу, а вы продлили мне отсидку. Вместо меня выпустили Безумного Люка, который вообще за все время здесь ни слова не сказал.
— А ты считаешь это несправедливым?
— Боже! В первый же день он принялся рубить головы всем подряд!
— Психиатрия не является точной наукой. Развитие событий нельзя предвидеть с полной уверенностью.
— У вас миллионы ученых степеней, и вы не подозреваете, что может случиться? Да самый последний идиот в больнице сказал бы, что так и должно было произойти.
— Почему ты так считаешь?
— Да потому что он непрерывно про это говорил! День и ночь: «Да я еще нарублю голов!» Вам бы попробовать поспать рядом с таким дерьмом за стеной.
— Мне ничего не сообщали.
— А вам что, нужно было составить график? — спросил Серж. — Его звали Безумный Люк, боже мой! Это вам ни о чем не говорит? «Безумный» — значит ненормальный, сумасшедший. А в каком контексте вы понимаете слово «безумный»? Как хороший работник?
— Теперь ты выплескиваешь свою злобу. Серж на секунду задумался. Глубоко вздохнул.
— Хорошо. Поскольку вы явно настроились держать меня здесь по максимуму, я скажу, что меня злит. Реклама шин.
— Почему?
— Вижу я в газете объявление: «Распродажа шин!» И пишут там про фирменные шины по девятнадцать девяносто пять. Вот я беру восемьдесят долларов, ну, может, еще несколько баксов сверху, и иду туда. Когда я прихожу по адресу, мне начинают рассказывать о балансировке, регулировке, ступицах, затратах на утилизацию старых шин, и в результате мы останавливаемся на сотне с половиной. И самый кайф в том, что я не могу купить шины по девятнадцать. «О нет, мы не позволим вам их купить. Они долго не держатся, а если вы регулярно за рулем…» Но если ты твердо стоишь на своем и требуешь показать те самые, из рекламы, тебе выносят шины от газонокосилки. Ты говоришь: «Это шутка?» А они говорят: «Теперь видите?» Затем мы рассматриваем шины по двадцать девять Долларов, которые прошли «всевозможные тесты по шоссе и бездорожью, но корд у них рвался, и манекены разбивались вдребезги». Переходим к колесам по тридцать девять долларов, но они тоже нехороши. Они не отводят воду в дождь или типа того, поэтому на них скользишь как корова на льду. Конечно, тебе такого не надо, и мы идем выше. В конце концов ты уезжаешь на пяти сотнях долларов новой резины, чешешь в голове и думаешь: «Как, черт возьми, такое вообще могло произойти?»
— Интересно, — сказала доктор, переворачивая страничку. — Что еще?
— Телефонные компании, клятвенно обещающие прислать мастера между часом и пятью, субподрядчики, которые не приходят вообще, водители, останавливающие рядом свои машины, чтобы поболтать, третье подряд прощальное турне знаменитой поп-группы, самодовольные молодые профессионалы с их неизменным шардонэ, еле слышный голос комментатора игры в гольф, униформа торговцев средством от тараканов с идиотскими военными эполетами, придурки-школьники, зарабатывающие участием в рекламных роликах, вся эта бодяга с Эль-Ниньо[2]…
— Понятно. А что ты…
— …огороженная собственность, консервированный смех, бесконечные юбилеи, пиджаки «только для членов клуба», маленькие наполеоны в школьных советах, неумолимый барабанный бой геноцида на протяжении всей истории человечества, последний эпизод из мыльной оперы, то, что я не могу понять, почему вода при замерзании расширяется, а коробку от пиццы невозможно засунуть в мусорное ведро, что забыл завести будильник, что с правой полосы поворачивать можно только направо, что «Мастеркард» — это все, что мне нужно…
— Спасибо. Я хочу спросить…
— …час банкиров, рынок продавцов, рогатые дилеммы, порочные круги, культ потребления, скрытые расходы, частные клубы, общественное мнение, телефонные опросы, смерть вежливого обращения, новые правила написания слов, появление знаменитостей, исчезновение знаменитостей, популярные кулинары на телевидении, консерваторы в целом, либералы в частности, реклама пива, ориентированная на молодежь и превозносящая социальные преимущества состояния опьянения и отупения, судебные иски недоделков, которые не способны производить элементарные действия, как, например, выпить чашку кофе и не попасть после этого в реанимацию, общенациональная новость о смертельной драке за куриную ножку на дне мусорного бака ресторана, объявления о продаже безнадежных авторазвалюх в сопровождении энергичной рок-музыки и с моментальными фотографиями, такими, что машину не разглядишь, баскетбольный финал Олимпиады 72-го года, раскрашивание «Мальтийского сокола», этикетки на вороте моих футболок, швы на носках, «Не хотели бы вы принять участие в нашем опросе?», «Вам жаркое с каким гарниром?», «Что бы сделал Иисус?»…
Серж немедленно начал лекарственную забастовку, которая трансформировалась в глупейшую комедию положений вроде «Героев Хогана»[3] и привлекла всеобщее внимание населения дневной комнаты отделения. Он начал обращаться к работникам больницы по именам Шульц и Клинк, к коллегам-пациентам — Ле Бо и Ныокирк. На все вопросы он отвечал, вскакивая по стойке «смирно»: «Я ничего не знаю!»
Поведение Сержа бесило персонал, хотя некоторые закусывали губу, чтобы не рассмеяться. Серж организовал своих коллег в актерскую труппу, разыгрывающую эпизоды, которые немедленно разваливались из-за импровизированных ситуаций. Актеры начинали разбредаться, разговаривая сами с собой, а Серж, как овчарка, бегал вокруг и сбивал стадо назад к сцене. «Давайте, парни!» Пациенты вновь разбредались, управляя воображаемыми автомобилями, махая крыльями, отбиваясь от кого-то, а персонал на другом конце помещения лопался от смеха.
