Владислав Дорофеев - Ортодокс (сборник)
Ничтожная грань отделяет человека от смерти. Такой грани практически и нет.
Больница затягивает. Посильнее монастыря.
Ибо больница лечит телесное, что ближе нам, по привычке.
С духовным же знакомимся долгое время лишь сердцем, и лишь спустя длительное время осознаем. Потому привычки телесные сильнее.
Если я – Иов, то я попал по назначению. Больница смиряет и учит терпению.
В невероятных нищенских условиях спасают здесь народ, людей, их тела и продляют земную жизнь (до половины) для душ, многих тысяч, миллионов душ, телесная оболочка которых повреждена. Ведь чаще именно в результате действия душ и мозга – тело страдает, видоизменяется, болит.
После первой недели в больнице больница начинает раздражать, причем это происходит/наваливает внезапно, обрывно – медлительность, неорганизованность, непрофессионализм врачей и сестер, по большей части слабой квалификации, и уж точно не самой высокой сноровки и еще меньшего часто ума и знаний. И единственно, что их оправдывает и единит – это служение больнице, которая часть Божественного устройства на земле.
Больница – это женское царство.
Больница – прежде всего под мать. И дело не в надписях на дверях – «туалет для матерей», «буфет для матерей», «что-то еще для матерей».
Дело в самом устройстве больничной жизни, в организации ее и ритме, последовательности и порядках.
Я поймал стороннее ощущение ревности, – совсем не обнаруживаемой внешне, явно, в действиях или словах, – со стороны женского больничного сообщества, меньше со стороны медперсонала, в полной мере от «мамочек», ревности простой и грубой: мол, получается, что он/отец/мужчина может, может не хуже женщины ухаживать за больным ребенком.
Да. Могу! Не хуже. Может и лучше.
Но я испытываю уже не усталость – а это скорее чувство прострации.
Закрываю глаза и сразу погружаюсь в видения и образы. Картинки теснятся и толкаются. И нет на них управы. Кроме воли и характера, и цели жизненной!
Тени прошлого бродят по больничным коридорам. И это не аллегория.
Остановись на секунду, и тоска стальными тисками сдавливает сердце, и хочется выть и плакать. Но даже и сил на это нет при такой тоске.
Единственный способ превозмочь тоску – жить секундой, мгновением, лишь реагировать на происходящее, только решать, только делать, только в настоящем времени и никакого прошлого, никакого будущего – только сейчас и только сегодня.
Это основной принцип, условие, закон больницы.
Во время болезни ни в чем нетелесном нельзя себе отказывать, во всем телесном – надо.
Болезнь (трудная, печальная, больная) – это всегда напоминание о том, что человек – создание бренное; и основание человека, его энергия, жизненные силы – не в руках человеческих, а в руках неизмеримых и неизведанных.
Болезнь – напоминание о том, что человек не должен забыть, что его жизнь не принадлежит человеку. А лишь дана ему во временное использование. И болезнь в этом случае – это еще одно благо от Бога.
Болезнь детей – это напоминание и для родителей. Вразумление. Чтобы понять ребенка своего, надо вспоить ребенка из ложечки. Во время болезни.
Болезнь не имеет границ – начала-конца, болезнь не питает любви или ненависти, болезнь всегда над человеком.
Больница надоедает. И более – заболевает человека, не прощая человеку слабости.
Болезнь требует смирения. И болезнь – это не всегда зло, как, собственно, и смерть – это не всегда исчезновение.
Дать хоть понадеяться. Кричат многие. И получают. Надеждой живы. И любовью. И молитвой.
Внемолитвенность наказуема. Всегда. Особливо перед и во время поста. Хотел, и не поехал в Лавру перед Рождественским постом; Лена не пошла перед самым постом причащаться и исповедаться; с приездом бабушки немецкой мы не молимся перед едой своей и Веркиной; сменившая меня в больнице безбожная бабушка немецкая из-за безбожия своего и самонадеянности не уберегла Веру, которой становилось хуже. Ибо Вера – новый человек, не ветхий. И Вере уже недостаточно только закона, ей нужна молитва, изливающая на грешную землю истину и благодать. А нет молитвы – нет человека. Вот без молитвы Вера и тает на глазах. Нет молитвы – нет человека.
Господь все дает просящим.
И вот Вера пошла. Не в первый день после окончания болезни. В первый день она не может ступить ни шагу. Она разучилась ходить. Ей предстоит научиться ходить. На второй лишь день она сделает несколько шагов. Еще пока за ручку. Ее еще качает. Но она уже ходит.
Она училась ходить три дня.
Она научится всему остальному. Для этого понадобится время. Хорошо. Мы все сделаем.
Сегодня, двадцать пятого декабря, в день выхода из больницы, в самые последние больничные часы, я обнаружил, что Вера забыла имена родителей, сестер и свое, и даже свой возраст.
И тогда я нарисовал ей ее мир на белом листе бумаги формата А4.
Наш ребенок умен от рождения. Очень сообразителен, терпелив и системен. И, может быть, не слаб душевно.
А и во время болезни/в болезни ребенок растет вглубь. В ребенке происходит качественное изменение, после чего ребенок однажды просыпается другим человеком.
Вера поумнела, очевидно, и деятельно за эти полторы недели с 14 по 25 декабря, в больнице.
Вера отработала новое качество своей жизни. Может быть, дар получила от Господа. Дар дается только через страдания. Вера много отстрадала и потрудилась изрядно. Может быть, она – вторая Эсфирь, вторая княгиня Ольга, первая Вера.
Она сейчас живет после болезни в новой системе координат. И пока не знает, что делать со старым миром, который уже менее значителен, нежели ее новый мир. Но в этом старом мире – папа, мама, игрушки, сестры, она сама. Что делать?
Она на распутье: а) вернуться назад, б) взять с собой старый мир.
Надо ей помочь пойти по пути – «б».
Вера сделалась проницательнее, пронзительнее, глубже, пристальнее, больше видит оттенков. Ее новый мир (ее новый взгляд) больше, масштабнее и тоньше. Надо помочь ей сопрячь новый мир со старым.
Вера стала «принцессой „нет“». В больнице. В результате перенесенных мучений.
Она все отвергает, но не потому, что отрицает, а потому что пересматривает.
У Веры после болезни открылось новое качество ума.
«Нет» – она говорит старому миру, который ее не защитил от боли.
Надо помочь ей вытащить все доброе из старого мира и втащить ее самое в новый мир. Воспользовавшись удивительным свойством маленького ребенка (до пяти лет), – подобно античному философу: если ухватит мысль или цель, то уж не отпустит, пока не настигнет этой цели, или мысли, – помочь ей вновь стать – «принцессой „да“».
В первый же день после больницы, вечером того же дня (двадцать пятого декабря 2000 года), я принес домой елку. Неожиданно. Удивительно, что, когда меня не было дома, жена пообещала Вере, что – «папа принесет елку, такую же, как Муми-папа из сказки про муми-троллей».
Вера лишь недоверчиво покосилась на маму.
И вдруг я вношу елку. Ту самую, которая на сказочной картинке. Настоящую.
А ночью во сне, – первой же ночью в родной разноцветной домашней кроватке, – к Вере прилетел сказочный ангел с крыльями. И сел на ладонь. Ангел был совсем маленьким, он был простоволос и курнос. И он как бы не на ладошке сидел, а как бы в воздухе, как бы над рукой Веры.
У него зеленая борода, коричневые ноги, белые руки, желтые уши, красные волосы, большие-большие и круглые глаза. И ангел заговорил, и, может быть даже, запел. А ведь ангел не умеет петь, но теперь запел, и, усевшись поплотнее в углубление ладони, заболтал ножками, и так замахал маленькими ручками, будто бы он дирижировал огромным оркестром, или не очень большим, но все равно чудным, очень громким и красивым.
И этот оркестр – это весь мир. И весь мир запел Вере – «здравствуй», каждая частичка живая и не очень живая, все, что дышит, двигается и поет, летает и ползает, стоит и падает, все-все, что есть под солнцем и небом, поет Вере – «здравствуй».
И теперь всегда, когда Вера заболевает, к ней прилетает маленький, курносый ангел с крыльями, садится на ладонь, как бы паря над ней, и поет песенку, болтая ногами и дирижируя руками, как бы перед небольшим или огромным оркестром. И Вера выздоравливает.
Температура (подмышка)
20.12.
Вера
6.30–37,3
8.00–37,5
11.00–37,1
12.45–37,3
14.30–37,1
17.00–37,3
19.10–37,3
20.45–37,5
22.50–37,1
21.12
Вера
03.00–36,7
08.00–37,4
10.30–37,1
12.25–36,6
21.20–37,3
Аня
16.50–38,0
17.30–38,2
18.30–38,1
19.15–37,6
20.35–36,8
21.50–36,5
22.12
Вера
07.50–37,0
11.05–36,9
17.25–36,5
22.10–36,7
Аня
07.45–36,7
11.05–37,1
12.40–37,1
13.40–36,9
17.30–37,5
19.04–37,3
23.12
Вера
07.00–36,4
09.35–36,5
14.00–36,3
17.30–36,6
21.40–36,4
Аня
07.00–36,2
09.35–36,3
14.00–36,1
17.15–36,6
21.30–36,4
24.12
Вера
08.00–36,0
13.00–35,9
16.50–36,1
Аня
08.00–36,2
13.00–36,1
16.45–36,9
25.12
Вера
08.30–36,3
16.00–36,6
![Мишель Лебрюн - Смерть молчит [Смерть молчит. Другая жена. Коммерческий рейс в Каракас]](/uploads/posts/books/13957/13957.jpg)