Андрей Шляхов - Доктор Вишневская. Клинический случай
Хулиган Приходько закатил глаза и рухнул на асфальт, не перенеся удара портфелем, просто битком набитом знаниями. Знания и головы хулиганов вещь несовместимая. Линейка была сорвана — новая, еще никому не знакомая, классная руководительница вместе с учителем физкультуры оттащили Приходько в тень и начали реанимировать — классная побрызгала на него водой из принесенного кем-то стакана, а физрук дал пару звонких оплеух. Странно — но эти совершенно безграмотные мероприятия завершились успехом. Приходько открыл глаза и, к радости всех школьников, наблевал на польские джинсы физрука. Физрука в школе не любили за истеричный и мстительный характер. Мстительность сказалась и на этот раз — еще не успев толком отряхнуть штаны, физрук вызвал «Скорую помощь» и Сережку увезли в больницу. Все ученики были уверены, что это месть за испачканные, если не испорченные, джинсы. Что может быть страшнее уколов, которые в больницах делают по нескольку раз в день?
Избавившись от Сережки (и явно облегченно вздохнув) педагоги обрушились на Анну. «Как не стыдно!». «А еще девочка!». «За такое вообще-то и исключить можно!». «Ты же могла его убить!». В общем — стандартный набор глупостей. Почему должно быть стыдно, если Сережка начал первый? А что — девочка не имеет права дать сдачи? Так и половину школы исключить недолго — все портфелями дерутся, кроме десятиклассников, у которых с прошлого года вдруг стало модным ходить в школу с тонкими папочками. Убить Сережку Приходько? Многие, знаете ли, пытались, ни у кого не получилось. Но самую большую глупость ляпнула новая классная Жанна Артуровна. «Мальчик же может теперь лишиться умственных способностей», — сказала она и никак не могла понять, почему в ответ рассмеялись не только дети, но и кое-кто из преподавателей «началки». Умственные способности у Сережки Приходько? Да легче снег в пустыне Сахара найти!
По окончании восьмого класса, навсегда прощаясь со школой, Приходько признался Анне в любви, причем сказал, что любит ее с того самого злополучного дня, когда столь неудачно покусился на банты. Анна предложила выбить любовь тем же способом, вспомнив поговорку «клин клином вышибают». Сережка как-то по-взрослому вздохнул и ушел.
— У самого Воробьева начинала! — с гордостью добавила Задворная. — На кафедре.
— А сейчас работаете в Матусеевской ЦРБ, — не заглядывая в «шпаргалку» сказала Анна.
— Да, в Матусеевском районе Свердловской области! И очень довольна. Полторы ставки, надбавки, премия ежемесячно, благоустроенное жилье…
— И как же вы работаете, с такими-то знаниями? Не ответить ни на один вопрос из двадцати — это же суперрезультат!
— Знаете что! — Задворная насупилась и заколыхалась пуще прежнего. — Не для того я сюда приехала, чтобы выслушивать оскорбления! У меня вся трудовая книжка в благодарностях, вот как! Мне к юбилею губернаторскую грамоту обещали дать! Меня весь район знает! Я приехала повышать квалификацию — так повышайте, нечего ерничать!
На доцента Вишневскую заведующему кафедрой курсанты жаловались часто. Смысл всех жалоб сводился к одному — грубиянка, унижает, придирается. Аркадий Вениаминович в подробности не вникал, считая «все эти мелкие дрязги» слишком малозначительными для своей персоны. Просил изложить в письменном виде, угощал чаем и прятал заявление в стол. Жалобщики уходили довольными. Логика их была проста — письменная жалоба непременно повлечет за собой неприятные для доцента-задаваки последствия. Так и уезжали с затаенной радостью во взоре. Знали бы они, что шеф подшивает заявления в красную папку с надписью «Вишневская» на корешке, не давая им никакого хода, ну, разве что иногда, под настроение, мог в шутку пообещать «прихлопнуть как муху вашим же собственным компроматом».
— Хорошо, — не стала спорить Анна. — Будем повышать. Я так понимаю, что прописные истины вам напоминать нет необходимости, можно сразу переходить к сути. Давайте поговорим о том, как влияет у больных бронхиальной астмой смешанного типа стандартная патогенетическая терапия на сывороточный уровень растворимых антигенов…
Поговорили хорошо, качественно. Заодно и определили троих аутсайдеров — Задворную, Абаргину и Шрамко, которые не только не принимали участия в обсуждении, но и вообще с трудом понимали, о чем идет речь. Тактика Анны была простой — задать вопрос и, если ответа не последовало, переадресовать вопрос кому-то другому. Все познается в сравнении, если ты не знаешь того, что знают твои коллеги, то выводы напрашиваются сами собой.
В двенадцать часов Анна объявила перерыв.
Посидела немного в кабинете, втайне надеясь, что три «грации» — аутсайдеры подойдут и хотя бы спросят с глазу на глаз, что она порекомендует им почитать для умственного развития. Зря потратила время — «грациям» (все они объемами были под стать друг другу) было не до умственного развития, небось стоят сейчас на лестничной площадке, дымят прямо под грозной табличкой «не курить» и сетуют на то, какие сволочные попадаются преподавательницы. Ничего, зато будет что вспомнить, о чем рассказать дома.
В ассистентской старший лаборант Долгуновская изливала душу ассистенту Кую киной. Дамы сидели за своими столами, обложившись папками на случай срочной имитации деятельности, если вдруг войдет шеф. И говорили не очень громко, во всяком случае так, что в коридоре их слышно не было. Анна села на диван, откинулась на спинку, запрокинула голову, прикрыла глаза и попробовала расслабиться. Под чей-то пустопорожний треп расслабляться у нее получалось прекрасно.
Долгуновская — вечная искательница приключений на свою кругленькую попку. То с каким-то бандитом роман закрутит, и он ее бешено, до синяков, ревнует, то с девятнадцатилетним студентом свяжется (потом от его матери все никак отвязаться не могла), то влюбится в испанца и соберется эмигрировать, но испанец не оправдает возложенных на него надежд… Насыщеннейшая сверх всякой меры личная жизнь, прямо хоть сериал снимай.
— …хватилась — нет кошелька. Перепугалась, а потом вспомнила, что на работе его забыла. Борисовна две тысячи взаймы попросила, я кошелек из сумки достала и убрала на автопилоте в карман халата. А когда Юрка за мной приехал, заторопилась на радостях, халат в шкаф, ветровку с сумкой в руки, да так и убежала.
— Хорошо, что не свистнули. — Куюкина, флегматичная мать-одиночка, во всем старалась искать хорошее.
— А если бы и свистнули, — Долгуновская скривилась, наморщив свой вздернутый кверху носик. — Там всего ничего денег было, две пятисотенные и мелкими рублей триста. Да что деньги, Рит, когда у меня — трагедия. Я ему говорю: «Юра, я деньги на работе оставила, дай мне на маршрутку и метро». Он дает мне четыре пятирублевые монеты и говорит: «Я тебя до метро подброшу». Представляешь?
— Все правильно, Маш. Двадцать рублей, а на метро билет девятнадцать стоит.
— Рит, ты чего?! — Долгуновская возмущенно покрутила у виска указательным пальцем. — Четыре пятирублевые монеты! Ровно на билет! Нормальный мужик дал бы хотя бы стольник! Нет — нормальный дал бы пятьсот! Может, мне сигареты купить надо или булочку захочется схомячить. А тут — ровно столько, сколько надо. Ненавижу такое жлобство!
— Может, у него тоже денег не было, Маш.
— Были! Сама видела! — Долгуновская снова подняла правую руку и развела сантиметра на три указательный палец с большим. — Вот такая пачкенция тысячных купюр! А любимой женщине — двадцать рублей монетками!
— Что просила — то и получила, — прокомментировала Анна, не открывая глаз. — Надо четко формулировать. Хочешь тысячу — так и говори.
— Да не хотела я никакой тысячи! — взвилась Долгуновская. — Хотела стрельнуть денег на проезд, а заодно узнала истинную сущность человека!
— У мужиков одна сущность, — вздохнула Куюкина. — Все они эгоисты.
— Все мы в какой-то мере эгоисты, но пределы должны же быть… Я ему подарила та-а-акую ночь, — Долгуновская зажмурилась. Покачалась на стуле и поцокала языком. — А он, скотина бесстыжая, монетки мне…
— Значит, надо было за секс заплатить, — по-прежнему не раскрывая глаз и не меняя позы, сказала Анна. — Ты, Мария Максимовна, новых эвфемизмов не изобретай, пользуйся классическим: «на булавки». Если мужчина интеллигентный, то должен понять!
— Эх вы! А еще считается, что медики — сострадательный народ. Я вам душу открыла, а вы мне туда…
— Плюнули? — предположила Анна.
Дразнить Долгуновскую было очень приятно и весело. Она обычно не лезла за словом в карман и никогда не обижалась. Но сегодня Мария Максимовна, кажется, была не в ударе.
— Хуже! — нахмурилась Долгуновская. — Только из вежливости уточнять не буду.
— Маш, а что с Юрой? — поинтересовалась Куюкина.
— Если хотя бы половина моих пожеланий сбылась, то он, я надеюсь, просит сейчас подаяние на Курском вокзале!
