Ирина Мамаева - Ленкина свадьба
— Да, — задумчиво согласился Юрка, — у нас как-то не принято специи жрать…
— И мясо в таких количествах. То ли дело — палья, лосось, жареные окушки, ряпушка…
Неожиданно в траве на обочине промелькнуло какое-то маленькое животное. Ленка, шедшая с краю, испуганно ойкнула, и тут же все засмеялись: это был кот.
— Чье это мурло? — удивился Ломчик.
— Брысь отсюда! — кышнул Юрка на кота. — Не люблю я котов. Собаки лучше. Видел, как мой Бобик вырос, заматерел, пока меня не было?
Ломчик кивнул. Поговорили о Бобике и снова замолчали. Ленка отошла к обочине, к лесу, нагнулась сорвать ромашку.
— Ленка, — обрадовался Ломов. — Тебя в лесу медведи съедят. Ты медведей боишься, Ленка? Или волков боишься? Боишься, а? А ведь в лесу медведи, волки…
— И кабаны, — вставил Юрка.
— Смотри, глаза блестят!
Ленка отшатнулась от леса:
— Ну что вы меня пугаете.
— А мы тебя не пугаем. Зачем нам тебя пугать? — медленно подходя к ней, говорил Юрка, Ленка, отступая, наткнулась на Ломова, который неожиданно схватил ее за плечи.
Ленка взвизгнула, Ломов довольно расхохотался.
— Ленка, а, Ленка, ты чисто фильмы ужасов любишь? — вдруг серьезно спросил Ломов, — Вампи-и-ирчики, вурдала-а-а-аки, о-оборотни…
— Каба-аны… — в тон ему протянул Юрка.
— Любишь, да? Тянется вот такая волосатая, когтистая лапа…
— Я пойду домой, — Ленка в нерешительности остановилась.
— А у дома в ольхах ждет тебя с когтистой лапой, кровожадный…
— Кабан, — вставил Юрка.
— Вампир, — обиделся Ломов.
— Я в Юккогубу уеду.
Любка молча давилась от смеха. И все они уходили от Ленки. Ленка испуганно рванулась за ними.
— Едь, едь в Юккогубу, — Ломов ободряюще похлопал ее по плечу. — Подъезжает автобус… Темно… Открывается дверь…
Неизвестно, что он хотел сказать дальше, но Юрка с невозмутимым видом вставил:
— А водитель — кабан.
— Да нет, — отмахнулся Ломов. — Представляешь, сидишь ты в автобусе, и вдруг входит вся такая же как ты… И волосы, как у тебя, и одежда… Ну вылитая ты…
— Но кабан.
Любка уже хохотала в голос. Между тем они давно прошли лес и шли по полям, по дороге к конюшне. Увидев знакомый силуэт, Ленка кинулась от них прочь:
— Я… в конюшню. К лошадям, к кобылам…
— Там не кобылы, а кабаны, — пожал плечами Юрка.
— Бабушка, бабушка, погадай мне!
— На кого гадать-то?
— На меня.
— Ну, ищи бубнову даму.
Ленка забралась на стул с ногами, наклонилась над столом, ближе к бабушке.
— Сними-то левой рукой к себе, — и баба Лена начала раскладывать крестом старые лоснящиеся карты, — поведайте мне карты, что у этой дамы на сердце, что под сердцем, что было, что будет, — стала вскрывать карты, зашептала, — под сердцем-то король бубновый, вот оно что, Леночка, — заглянула Ленке в глаза, — карты-то они не врут, да удар на сердце, только пока ты по нему ударяешься, ан правда кого полюбила, Леночка?
— Да, бабушка, да, есть один, — тоже почему-то зашептала Ленка.
Бабушка открыла следующую карту: дама пик.
— Ах, Лена, может, не будем, дальше гадать?
— Чего ты испугалась, бабушка?
— И худых и хороших карт много, да не пойму я ничего что-то, — она быстро собрала карты и раскинула их снова, — для себя, для думы, что будет, что случится, чем дело кончится, сердце успокоится.
Ленка замерла.
— Я-то старая туда же — гадать! — баба Лена быстро собрала расклад. — Стар да мал — ума нет. Вот папка-то придет — попадет нам: не любит он этого.
Ленка разочарованно вздохнула.
— Бабушка, а мне вот сон снился, будто я в бане мылась, только не в нашей, и девушек каких-то там было много, выглядываю в окошко, а баня как на горе стоит — далеко видать и солнышко светит, и красиво так… Разгадай, что за сон? К чему это?
— Баня — басня, пересуды, девки — диво, гора — горе… Что тут разгадывать? Пустой сон. Спать пора. Вечно ты меня заговоришь!
— Хорошо…
Бабушка как-то странно смотрела на нее:
— Крестик-то на тебе?
— Да.
Глава 4
В Куйтежах гадали все. Обычное дело. Плевое, можно сказать. Почта приходит раз в неделю, телефон один — у Генки в офисе. Да и по этому телефону таких космических звуков иной раз наслушаешься: ощущение — на станцию “Мир” пытаешься дозвониться. Только гадать и остается: приедет сват — не приедет, будет пенсия к выходным — не будет.
Мало того, Куйтежи издавна славились своими колдунами. Ведунами и ведуньями, бабками-шептуньями. Сказывали, были такие сильные колдуны, что свадьбы останавливали. Если свадьба в деревне, а колдуна не позвали, подарков ему не принесли, благословения не спросили — жди беды. То из церкви с венчания никто выйти не может. Двери не открываются и все тут. В окна кричат, зовут прохожих, отсылают к колдуну с извинениями, подарки шлют, приглашают на свадьбу. Только после этого молодожены с гостями, пропарившись в душном помещении пару часов, могут выйти. Или лошадей заклинали. Выйдут из церкви, сядут в свадебный поезд, а лошади — ни с места, как уж их ни высылай. Дрожат, в мыле все, а стронуть возки с места не могут.
Сейчас уже все это обросло легендами, церкви не стало, детей не крестили, а расписывались в Юккогубском сельсовете и ездили туда на “пазике”, который был и свадебным кортежем, и катафалком — кому что нужно.
Но это так, это уж чересчур, а вот приворожить, отсушить, засидеть, сглазить, скотину найти, болезнь вылечить, в деле помочь или, напротив, все испортить все колдуньи-ведуньи-шептуньи могли запросто. Обращаться к ним за помощью для деревенских было делом привычным. Шептать в деревне все бабки понемногу могли: заговоры у всех разные, а помогают.
Сейчас, правда, мало кто из них остался. Лозоходцев, к примеру, совсем не стало. Невеликое и дело, кажется, — с прутиком ходить, воду или клады искать, ан никто уже не умеет. Ведуньи, те, кто почище колдунов, без чертей, тоже все перевелись. На Ленкиной памяти бабка Глаша была. Сунет, бывало, два пальца в ковш с водой — прошлое видит, три — будущее.
Из колдуний же — тех, у кого черти в подчинении, — одна соседка Абрамовых, как по фамилии Ленкиного отца их всех называют — Тоська, тетка Тося осталась. Зато она все может: и сглазить, если, по ее мнению, человек в чем-то провинился перед людьми, и, наоборот, вылечить. Ленка с детства видела, как тетка Тося останавливала кровь — и кровь останавливалась, как ходила в лес, а потом рассказывала, где искать их пропавшую корову — и корова находилась, как она приносила заговоренное
полено — и Ленкина мама получала самых лучших коров на ферме.
Во-первых, Тоська зналась с лешими. Лешие, известно, не всякого к себе подпустят, не со всяким заговорят. Тут секрет надо знать, да не бояться. Тоська знала, и сила ее была от них. Она часто наведывалась в лес, приносила домой заговоренные поленья, коряги, ветки, шишки и бог знает что еще. Ну, лешие там, земляной, водяной, ветровой, огневой — все духи в подчинении у нее были. Во-вторых, как я уже говорила, черти. Черти — это уже сложнее, разговор особый.
Тоська жила одна. Отец, тоже колдун, передавший ей свою силу, засидел ее, не желая дальнейшего продолжения. Тоська так и не вышла замуж, нрав у нее портился год от года. Тяжело, наверное, вот так жить одной со своими знаниями, с лешими да чертями. Ведь никакая сила не заменит доброго человеческого слова, участия. Вот Тоська и дружила с бабой Леной, несмотря на то, что людей она не особо жаловала: глупые. А, точнее сказать, баба Лена дружила со всеми, кто нуждался в ее дружбе. Узнает, что Тоська снова кого-то сглазила или засидела — “Господь ей судья” скажет. И ничего, продолжает знаться.
Тоська, как я уже говорила, жила в соседнем доме, потому часто и захаживала. Дом у нее — одноэтажный, но высокий, знатный “кошель”. С нарядными резными причелинами, наличниками, подзорами — все как полагается. Когда пришла мода обшивать дома досками на манер дачников — многие обрадовались, закрыли бревна. Кто — чтобы спрятать подгнившие венцы, кто — чтобы подновить, покрасить. Тоськин дом так и остался бревенчатым. Крыльцо высокое, с балясником, широкий взвоз на поветь. И внутри его мало что изменилось — Тоська как жила всю жизнь без шкафов и сервантов, со скамьями да воронцами вдоль стен, так и осталась себе верна. В светлой ее горнице было просторно, чисто для курной избы. Одно украшение — русская печь с широкими полатями, с резным коником у шестка, которую Тоська старательно белила каждый год. Когда бога разрешили, она торжественно достала иконки и наладила красный угол. Вот и все украшения.
Сама Тоська частенько приходила к бабе Лене посмотреть очередной сериал по телевизору. Или посидеть на лавочке. Сядут две бабки на лавочку и сидят. И хорошо им. Все было ничего, даже можно сказать, идиллия была, пока Лариска не заварила всю эту кашу с родительским домом.
