Бодхи - Майя: Форс-минор
— Буду я здесь или нет — зависит от моего желания, а откуда я знаю, от чего зависят мои желания?
Замолчал, явно не ожидав услышать от меня что-то глубокомысленное в ответ на такой простой вопрос. Туристы здесь редко бывают глубокомысленны, разве что когда у них несварение желудка. Еще какое-то время Шафи молчит, видимо из вежливости, чтобы дать понять, что уважает глубокие мысли, а потом все-таки меняет тему и зовет меня ближе к воде, — туда, где стоят кресла.
Алена он представил мне как своего брата. …Совсем не похож на индуса, несмотря на то, что смуглый и черноволосый. Хочется легкого флирта. Приглядываюсь, но нет… Мимолетное разочарование, — Ален совсем не в моем вкусе. Да и не воспринимаю я индусов как возможных любовников…
Все-таки приятно, что, судя по всему, и Шафи и его брат, которого я пока что воспринимаю только краем сознания, механически протянув руку и пропустив мимо ушей его приветствие, отдают себе отчет в том, что чем меньше они будут мешать моим мыслям и капризам, тем дольше я у них задержусь.
Замираю, прислушиваюсь к ощущениям, и словно из ниоткуда возникает состояние приятной безмятежной истомы, когда не хочется ничего делать, ничего говорить, но в то же время это не лень, не апатия, а нечто совершенно противоположное. Удивительна эта безмятежность — она деятельна, но деятельность ее сокрыта, она выражает себя как завихрения плотности ощущения жизни, как насыщенность восприятий ароматами и обертонами, этого не измеришь и не передашь словами, но как ясно я чувствую этот плотный поток безмятежности, словно сливающийся с темными струями озера под моими ногами, захватывающий в себя и мою дрёму с видением храма, и всю мешанину первых сумбурных впечатлений об Индии. Как удивительно, когда суета внешнего мира скользит по поверхности невидимой сферы, и внутри этой сферы я живу своей жизнью — там ласковое солнце, радость и предвосхищение, там нежно-голубое высокое пространство пронизано золотыми переливающимися тончайшими нитями. Если бы так могло быть всегда… Если бы это переживание было со мной постоянно… это невозможно, невозможно… жизнь — это череда мелкого и глубокого, и где мне найти побольше этой глубины? Уж наверняка не в беседах с Шафи и его братом…
— Ты не боишься путешествовать одна? — голос у Алена низкий и приятный.
— Нет, я вообще редко чего-то боюсь.
— Все европейские девушки такие?
— Не знаю… нет, наверное. Нет. Девушек обычно интересует то, на что смелость не нужна.
— А что интересует тебя?
— Не знаю. Поиск чего-то, чему я пока не могу дать названия.
— Духовный поиск… Понятно. Ты буддистка? — этот вопрос меня рассмешил. Ну почему люди всегда все сводят к чему-то банальному, даже если ты открыто говоришь о том, что ничто однозначное тебя не привлекает?
— Нет, я не религиозна. А ты? — зачем я это спрашиваю, ведь и так понятно, что с этим человеком не удастся интересно поговорить.
Интенсивный опыт общения с людьми за последний год привел к тому, что мне зачастую достаточно одной-двух фраз, чтобы понять, насколько может быть интересен тот человек, с которым я общаюсь. …Или это опять моя самоуверенность?
— Я мусульманин. (И что это должно по его мнению означать?? Впрочем, каков вопрос, таков ответ…) Джамму и Кашмир — мусульманский штат. Завтра здесь будет большой религиозный праздник. На этом озере есть остров, и на нем — самая главная мусульманская мечеть, завтра там будет очень много людей. С раннего утра там будут петь, молиться, а когда стемнеет — все озеро будет в плавающих свечах, это очень красиво. Ты ведь приехала только сегодня? Здесь много восхитительных мест в горах, там можно взять лошадь…
— Ух ты, здорово! Это мне нравится.
— Шафи может тебя отвезти туда, когда захочешь.
— В этом я не сомневаюсь…, - ага, понятно, это была реклама:)
— А вот и мой друг-японец!
Я и не заметила, как к нашему причалу из темноты подплыла лодка. Через несколько секунд из нее вылез молодой улыбающийся японец — ну значит будет возможность немного попрактиковаться в японском, который пока что существовал для меня только на страницах самоучителя.
— Конбанва! — тут же выпалила я.
— О! — японец издал радостный вопль, рассмеялся, — Конбанва!
— Икага дэс ка?
— Гэнки дэс. Аната ва?
Я неопределенно пожала плечами. Протягивает руку:
— Боку ва Хиро дэс.
Из беглого японского мне удается опознавать лишь некоторые слова и фразы, но этого достаточно для того, чтобы понимать, о чем говорит Хиро. Отвечаю, конечно, довольно примитивными фразами, но это не мешает испытывать гордость за свою эрудицию и боковым зрением разглядывать его складное тельце, мысленно раздевать, и я буду не я, если он этого не чувствует!
Ален с явным восхищением следит за нашей короткой беседой, слепленной из самых простых фраз, типа «Откуда ты?», «Сколько тебе лет?», «С кем ты путешествуешь?», «Нравится ли тебе Индия?», но для человека, который вообще не знает японского, это однозначно выглядит внушительно. Я давно обнаружила простой прием, позволяющий сорвать с человека налет значимости и обнаружить в нем банального искателя авторитетов и впечатлений. Стоит только произнести несколько фраз на разных иностранных языках, желательно редких, как в глазах собеседника обычно начинает светиться интерес и даже уважение. Мне такие люди сразу становятся неинтересны, чаще всего они оказываются беспомощны и инфантильны. Меня можно упрекнуть в скороспелости выводов, конечно, но это не вывод, а лишь сигнал, своеобразная лакмусовая бумажка, ну и говоря откровенно — будет ли кто-то искать интересного собеседника в том, у кого глаза загораются при виде позолоченного ситечка? Наверное, нет.
Холодно… холодно, холодно, холодно. Все не то, все не так. Не того я хотела, не к тому ехала. Поперлась в Кашмир… дура… красиво тут… да, красиво, только красота эта с душком, да и не затем бросала я свою работу, чтобы качаться тут на посудине посреди разноцветной лужи, заноза продолжает колоть во всех местах сразу.
Шафи зовет ужинать, и я, не успев проявить себя как полный профан в японском, ухожу, виляя хвостом, убежденная в том, что меня неравнодушно провожают глазами… На большом деревянном столе стоят начищенные до блеска кастрюльки с едой. И все такое вкусное… просто деликатесы для вегетарианца. Шафи периодически заглядывает, проверяет, не закончила ли я еду. (Все ОК, Шафи, не мозоль глаза, я тебя позову, когда дожую, не тревожь маленькую мэм). …Уф, ну все, неси сладкое… Шафи торжественно вносит на подносе маленькую блестящую форму, в которой по моим ожиданиям должен находиться десерт. С благоговением он ставит Это передо мной и гордо объявляет, что Это — особый кашмирский десерт. Каково же мое удивление, когда я обнаруживаю там густую манную кашу! Оборачиваюсь к Шафи, который, по-видимому, ожидал более ярко выраженного восхищения этим изысканным блюдом.
— Это же манная каша!
— Да, мэм, это манная каша, национальный кашмирский десерт.
— В России такой десерт дают детям каждое утро, — не хочется его расстраивать, поэтому решаю не говорить, как русские дети относятся к этому десерту.
— Превосходно! Этот десерт напомнит Вам о родине!
Манную кашу есть совершенно не хочется, обижать гостеприимного Шафи тоже, на некоторое время зависаю в замешательстве, и все же решаю сказать все так, как есть.
— Шафи, не хочется тебя, конечно, расстраивать, но этот десерт не для меня. Я так часто ела его в детстве, что он мне успел порядком надоесть.
— Мне очень жаль, мэм, если бы я знал раньше…
— Не извиняйся, откуда ты мог знать, что мне это не нравится?
— Что я могу для Вас сделать?
(Надеюсь, после этого вопроса ты не отвернешься к стенке и не заснешь…)
— Есть у тебя печенье?
— О да, печенье у меня есть, сейчас принесу.
Ну и слава богу, встреча цивилизаций пришла к благополучному финалу.
Спать пока не хочется, пойду еще немного поболтаю с Хиро и Аленом. Хочется еще немного впечатлений. (Что за наглая ложь? — мне хочется много, очень много впечатлений!)
Прохлада с озера и окружавших его гор, невидимых из-за темноты, стала еще более ощутимой. Все закутались в большие шерстяные пледы и сидят на причале, болтая ни о чем. …Никак не могу привыкнуть к тому, что не надо никуда спешить, что я могу лечь спать тогда, когда захочу, потому что можно спать завтра сколько душе угодно… И не только завтра, а и послезавтра, и через неделю, и через месяц. Впереди — неизвестность, и я готова даже к тому, что вообще никогда не вернусь из Индии, и эта неизвестность наполняет радостным предвкушением, ведь в любой момент может произойти нечто, что перевернет все мои представления о мире. Я жду этого.
Глава 04
