Наталия Осс - Антиглянец
Мы втиснули машины в переулок на задворках ГУМа.
– Не гламурно, конечно, выглядишь, – сказала Ирка. – Как слишком хорошая девочка.
Я осмотрела себя. Черная юбка, белая блузка, черное пальто.
– Я на дачу собиралась.
– А… – Полозова удивленно посмотрела на меня. – Ну, не важно. Зато молодая. Пошли!
Вход в бутик был блокирован плотной парфюмированной толпой. Ирка моментально слилась с ней – такая же яркая, возбужденная, праздничная. Она здоровалась, кивала, целовалась, падала в чьи-то объятия и тянула к кому-то руки. Я пробиралась за ее атласным пальто, стараясь на отвлекаться на медийные лица. Дапкунайте, Янковский, Хазанов. Парфенов, Табаков, Гафин. Сюткин, Михалков и Куснирович из компании Bosco.
Внутри магазина были расставлены картонные фигуры бодрого немолодого дядечки – глянцевого, как все преуспевающие люди. Это и есть Пол Смит? Было душно и тесно – количество бодрых ботоксных людей превосходило пропускную возможность бутика. Но мне нравилось – высокий градус общего ажиотажа резко повысил настроение.
Ирка потянула меня в сторону.
– Встань сюда, прикроешь меня. Не хочу с ней здороваться.
Полозова заняла позицию спиной к толпе, разместив меня напротив очень ухоженной и, судя по всему, очень уверенной в себе женщины, уже вступившей в опасный возраст, но еще претендующей на статус красавицы.
– А кто это?
– Тише. Долецкая. Тезка твоя. Видеть ее не могу!
– Почему?
– Долго объяснять.
– Ну и ладно, – я тут же потеряла интерес к теме. Но Ирка разъяренно зашептала:
– Журнал Vogue, главный редактор! На нее было два приглашения. И на Хромченко тоже. А мне одно послали, гады. Ничего, я разберусь с «Боско».
– А как же я прошла?
– Второе приглашение было Островской, моего редактора отдела моды. Пришлось забрать у нее. Не могу же я одна прийти, когда у них по два. А Полозов мне весь вечер испортил.
– Ир, извини, я ничего не понимаю в ваших делах.
– Да все просто. Есть четыре журнала – «Вог», «Базар», «Офисьель» и «Эль». И четыре главных редактора. Так рекламодатели считают. А мы пятые. Понимаешь, не первые, а пятые. Только потому, что у нас русские учредители. В каком-нибудь «Мари Клере» тебе скажут, что они пятые. Но пятые – это мы. Ты понимаешь, что значит быть пятой, когда ты делаешь журнал номер один. И без бюджетов «Вога»!
Я ничего не понимала, но кивала.
– Так у вас же тоже есть реклама.
– Ладно, Ален, это сложно. Просто, чтобы ты понимала, – я получаю приглашение на одно лицо, а Долецкая на два, я сижу на показе во втором ряду, а она в первом!
– А это так принципиально?
– Ты зайка еще… Ладно, расслабься. Смотри лучше по сторонам, не вникай пока в наши гнусности.
Я огляделась. Толпа еще больше уплотнилась и сжалась. В ней образовался эпицентр. Тот самый глянцевый дядька.
– Пол приехал. Все-таки он фантастический!
Фотографы стянули свои ряды вплотную к месту силы, декольтированные девушки устремились туда же, серьезные товарищи в дорогих костюмах тоже как-то приосанились, выпрямили спины, заулыбались. Рядом со Смитом, насколько я могла видеть через лакированные и напомаженные головы, стояли Куснирович в пиджаке, Долецкая в красном платье и Олег Янковский в полосатом шарфе. Точно такой же лежал рядом со мной на полке.
– Вот черт! Опять у нее эксклюзив.
– В смысле?
Я уже понимала, что речь шла опять про мою тезку.
– Нам отказали в интервью со Смитом. Дали «Базару» и «Вогу».
– Привет, дорогая! – Возле нас возникла невысокая блондинка неопределенных лет с пухлыми накачанными губами.
Они расцеловались.
– Прекрасна, как всегда!
– И тебе все комплименты мира.
– Видела твой последний номер. Очень удачно, просто чудесно!
– Спасибо, дорогая! Стараемся. Кстати, познакомься, Алена, у Полозова моего работает. А это Мила Ямбург, ее бутик «Монте-Наполеоне» знаешь?
Девица улыбнулась мне сдержанно, безо всякого интереса. Я соврала в ответ:
– Да, конечно.
– Послушай, мне твои девочки звонили. Хотели снять меня в рубрику «Гардероб». Но не сказали, когда съемка. А мне скоро в Милан ехать.
Ира удивилась:
– Кто звонил, Островская? Странно. Мы эту рубрику сейчас меняем. Я съемок пока не планирую. Ты поменьше их слушай, они скидок хотят, вот и лезут. Мы с тобой сами договоримся.
– Так давай договоримся.
Они заговорили о каких-то своих делах, и я решила прогуляться среди людей и вещей.
Я улыбалась. Зачем расстраиваться? В конце концов, могут же быть у человека неотложные дела. Завтра все разъяснится. Люди промахивались взглядом мимо меня, ни на секунду не задерживая глаз, не реагируя на мою улыбку. Никто ни с кем не знакомился. Все и так знали друг друга.
Я стала рассматривать вещи. Вещи были более дружелюбны. Легко шли на контакт, прыгали в руки, просили забрать их с собой – снять с вешалок, достать с полок, завернуть и унести. Я притормозила возле пиджаков. Мужских, в цветочек. Погладила мягкую бархатную ткань. Непонятно, почему он мужской – я бы и себе такой купила.
– Вам что-то понравилось?
Я подняла глаза на продавщицу.
– А? Да. Нет. Просто смотрю.
Господи! В полуметре от меня стоял Канторович. И просто смотрел на меня.
Я почувствовала, что краснею. Вся, с головы до пят.
Душно. Как здесь душно! Он стоял в обнимку с девушкой, которую я где-то видела. Но не могла вспомнить где.
Надо что-то сказать. Или подойти?
Мы смотрели друг на друга с секунду, которой хватило, чтобы между нами выросла стена. Он кивнул и отвернулся. Сделал полшага от меня, не снимая руки с ее талии. К ним подошли какие-то люди. Обнялись, расцеловались, рассмеялись.
Я стояла в обнимку с цветочным пиджаком и чувствовала, что упаду, если сейчас отцеплюсь от вешалки, точки опоры.
– Хотите купить? Их всего три у нас. Три в Милане и еще два в Лондоне. Эта коллекция не будет повторяться. Лимитированная серия только по случаю открытия бутика. Вашему другу понравится. Стиль Paul Smith…
Я не дослушала. Выставив вперед руки, как щит, я пробиралась к выходу, мимо красных платьев, мимо звезд, мимо Канторовича, который досказывал какой-то анекдот, мимо Куснировича, мимо картонного Пола Смита. По-моему, я толкнула и живого, но даже не извинилась.
Я вырвалась на главную аллею ГУМа, вылетела в ночь, нашла в темноте машину, вырулила задом с одного движения – в спокойном состоянии я бы на это потратила минут десять – и понеслась в сторону дома. Кажется, дома есть коньяк.
Я старалась не думать. Смотреть на дорогу и не думать. И все равно крутилась на одном месте. Как ошпаренная кошка, которую только что искупали в кипятке, чтобы заживо снять с нее кожу.
Хорошо, что ничего еще не было. А теперь точно ничего не будет.
А я, дура, думала, что мы медленно плыли к той самой точке, которая уже обозначилась на горизонте…
Меня уносило в открытое море, он сбрасывал за борт груз обязательств, отменял ради наших встреч деловые ужины, торпедировал встречных бизнесменов, которые подходили в ресторанах поздороваться с ним и познакомиться со мной.
– Лучшая журналистка Москвы и Московской области, – представлял он меня. И не называл имени. Специально.
– А с этим будь поосторожнее. Он женат, хотя в этом не признается.
Своих приятелей он тоже не представлял. Они сами тянули руки и доставали визитки.
– Я не собираюсь замуж, поэтому ваша жена никак не помешает.
Я старалась обозначать свою независимость. Он смеялся.
– Замуж не хочешь? Почему?
– Не вижу повода.
Я тоже смеялась. Я, может быть, интересуюсь его друзьями. Друзья исчезали, оставляя нас наедине.
Наедине он часто становился невыносим. Он всегда настаивал на своем, никогда не дарил мне цветов, ничего не обещал. Он даже не был красив. Умный, это да. И часто очень раздраженный.
Сценарий первого вечера стал повторяться.
Мы ужинали в центре. Дорого, вкусно и всегда шумно – в ресторане каждый второй знал Сашу и рано или поздно притягивался к нашему столу. Потом переезжали в клуб. Я успевала выкурить полпачки сигарет, пока он обсуждал дела с какими-то скучными костюмированными партнерами. Часов в 11 вечера он сам садился за руль своей BMW-760, и мы двигались в сторону Ленинского проспекта. Охрана Канторовича на джипе жалась сбоку, а в хвосте болталась моя «Нексия», порученная его водителю. Саша провожал меня до двери, пока Бурашку Че пристраивали у подъезда, жал на кнопки домофона, целовал руку, прощался. На обратном пути мы почему-то всегда молчали, хотя в начале вечера он говорил много. Я разглядывала кожаные внутренности его машины, он курил, я курила. Прощались. Бурашка тыкалась своей доброй мордой в газон. Я не понимала, чего он ждет.
В один из вечеров мы встретили шумную компанию его друзей возле клуба «Газгольдер», долго обнимались, знакомились, а потом еще полчаса прощались.
Наконец, когда мы уселись в машину, чтобы везти меня домой, он вдруг спросил:
