Валентин Черных - Воспитание жестокости у женщин и собак. Сборник
— Вы сколько за собачку заплатили? — спросил участковый.
— Мне ее… в общем, подарили…
— Значит, бесплатно получили. А вот во втором подъезде вашего дома «Жигули», седьмую модель, угнали. На рынке она сейчас сорок тысяч стоит. Ладно, у спекулянта какого. У труженика угнали. Пятнадцать лет копил. Трагедия. Сегодня ко мне его жена приходила. Говорит, совсем тихим стал. Вы «Шинель» Гоголя читали?
— Читала.
— Так там Акакий Акакиевич из-за шинели тронулся. А здесь седьмая модель. А что — и тронешься. У вас машина есть?
— Нет.
— И слава Богу, что нет. Спокойно спать будете. Очень часто угоняют машины. И вскрывают. И приемники тащат, и запаски, и лобовые стекла вынимают. Детские коляски — и те тащат. Я уже не говорю о велосипедах. Тридцать два заявления у меня. Есть разбойные нападения…
— Я понимаю, у вас много забот… Но вы мою собаку будете искать? — спросила она.
— Собаку искать не будем. Будем искать преступника, который произвел кражу личного имущества. Собака ведь личное имущество. А «шкипер», как вы его называете, это рабочий магазина Сысоев. Второй — Виктор Викторов, по кличке Витек, торгует с лотка у метро. Третьего не знаю. В воровстве собак замечены не были…
Лейтенант глянул на часы.
Она вышла из подъезда. У магазина стояла привычная очередь за спиртным, тянулись очереди к лоткам за яблоками, за колбасным фаршем, очередь была у газетного киоска, у будки с мороженым. Люди стояли терпеливо. Привыкли.
Сидела с подругами у себя в квартире. Покуривали. Пили кофе.
— Купи себе другую, — сказала Вера. — Нет выхода. В Москве собаку не найти.
— Буду искать, — сказала она.
— До конца жизни, — заметила Вера.
— Из нее уже шапку сделали, — сказала Надя.
Она заплакала. Пришлось утешать.
— Что ты, как старая дева, собачку завела, роди ребенка! — сказала Надя.
— От кого? — спросила Вера. — Девки, надо что-то делать.
— Что? — спросила она.
Подруги молчали.
— Мне пора, — сказала Надя. — У Мишки по алгебре не получается…
— А у меня вообще ничего не получается, — сказала Вера. — Извини. Но я вечерами боюсь одна ходить…
Распрощалась с подругами. В передней висел Нюркин поводок. Всплакнула.
Потом сполоснула лицо, припудрила, села за стол, взяла лист ватмана, разграфила очень аккуратно и начала вписывать адреса, заглядывая в справочники:
1) ветеринарные поликлиники;
2) собачьи площадки;
3) клубы собаководства;
4) ветстанция;
5) виварии;
6) птичий рынок.
Был второй час ночи, когда она закончила работу и приколола ватман на стену. И тут зазвонил телефон. Она сняла трубку:
— Да. Черная. Ризеншнауцер. Да. Красный ошейник. Нет. Муж не может. Я сама. Я сейчас. Это где? Записываю.
Она почти бежала по микрорайону. В этот ночной час прохожих не было. Она нашла дом, сверилась с записью на листке. Многоэтажный дом был темен, светилось только два окна.
Она поднялась на лифте, нажала на кнопку звонка. Дверь открыл небритый мужчина.
— А где собака? — спросила она.
— Здесь все псы, — усмехнулся мужчина.
Она прошла через переднюю. В комнате было еще двое мужчин, которые встретили ее радостными возгласами. Они были пьяны.
— Проходите, — пригласили ее, — разделите нашу трапезу, а мы разделим ваше горе.
— Где собака? — спросила она и позвала: — Нюра!
— Я Вася. — Мужчина, который открыл дверь, подтолкнул ее в комнату.
Она попятилась. Вася обхватил ее и попытался уже втащить в комнату. Она ударила его локтем, оттолкнула, бросилась к двери, за ней бросились уже все трое. Она справилась с защелкой, распахнула дверь и бросилась вниз по лестнице. Зашумел лифт и пополз вверх. Хлопнула дверь лифта. Лифт пошел вниз. Она сбросила туфли. Выскочила из подъезда, забежала за дом, пронеслась через детскую площадку и выскочила на освещенное место у аптеки. Она надела туфли и пошла, выравнивая дыхание. И тут она увидела, что к ней приближаются двое мужчин. Она огляделась, подняла кусок кирпича и, прижимая его к груди, торопливо свернула в сторону.
Она вошла в свою квартиру, перевела дыхание, сняла с антресолей старый чемодан, набитый изношенной обувью, и достала из него старую финку в потрепанном кожаном чехле. Финку она положила в свою сумочку, проверила все три дверных замка, набросила цепочку и легла спать, положив рядом сумочку, в которой лежал нож.
На следующий день после работы она начала объезжать районные ветеринарные лечебницы.
На улице Юннатов в лечебнице сидела очередь из хозяев и собак.
Собаки задирались, хозяева молча пересаживались. Были здесь и кошки, и хомяки, и морские свинки, но больше все-таки собак.
Из кабинета врача выходили люди с перевязанными животными. Самых маленьких выносили на руках.
Она прошла к заведующему, молодому мужчине в хорошем костюме, при дорогих японских часах.
— Извините, — сказала она. — У меня пропала собака, сука, ризеншнауцер. Если вдруг…
— Давайте, — сказал заведующий.
— Что? — не поняла она.
— Объявление.
Она достала листок. Заведующий кнопкой прикрепил его на картонный щит. Таких объявлений было несколько десятков.
В следующей поликлинике пожилой ветеринарный врач приклеил ее объявление на стенку. Здесь тоже были десятки объявлений. Ее объявление легло на другое, в котором была мольба сообщить о пропавшем коккер-спаниеле.
Вечером она возвращалась домой. На пустыре гуляли несколько собачников. Двое мужчин курили, а их собаки резвились рядом. Борис занимался с двумя эрделями, которые не хотели влезать на вышку. Она поспешила пройти мимо, Борис ее не заметил.
В воскресенье она ходила по Птичьему рынку. Продавались щенки — породистые и беспородные, продавались котята, птицы, рыбы. Шел дождь со снегом. Мокрые щенки жались друг к другу. Их накрывали целлофановой пленкой. Под полупрозрачной пленкой они казались странноватыми, почти неземными существами.
Рядом с ней в модном, но холодном плаще ходил он.
— Поехали домой, — предложил он.
Она тоже замерзла и молча прошла вперед. И вдруг она увидела Нюрку, мокрую, дрожащую. Бросилась к ней:
— Нюра, Нюрочка! — и стала ее обнимать. Собака шарахнулась от нее.
— Ты чего, выпила? — спросил ее продавец. — Какая Нюра, это же кобель. Бест.
— Извините, — сказала она.
— Поехали домой, — снова предложил он. — Это же бессмысленно… Прошло столько времени…
— Ты поезжай, я останусь.
— Ну и оставайся!..
Он энергично зашагал к выходу. Она надеялась, что он оглянется, но он не оглянулся.
Вечером она сидела с подругами на кухне. Пили чай.
— Кстати, есть щенки, — сказала Вера. — Шпицрутены.
— Ризеншнауцеры, — поправила Надя.
— Я так и сказала. Покупай. Мы тебе одолжим денег.
Она промолчала. Она уже приучила себя не отвечать, просто молчала. Зазвонил телефон. Она сняла трубку и начала записывать.
— Спасибо. Я сейчас приеду. Девочки, посидите, я подъеду в Химки. Очень похоже, что там Нюрка.
— Мы с тобой, — встала решительно Вера. — В такую темень мы тебя одну не отпустим.
Но их решимость заметно поубавилась, когда они вышли из такси на неосвещенной улице у домов барачного типа. Чиркая спичками, они нашли нужный им дом, вошли в подъезд. Вверху что-то загрохотало.
— Надо ездить с мужиком, — сказала шепотом Вера.
— Нет мужика, — ответила она и начала стучать в дверь.
После работы она выстояла очередь за колбасой. Но когда подошла к тележке, колбаса закончилась. Очередь мгновенно распалась и так же мгновенно выстроилась у другой тележки. Она оказалась в самом конце очереди, не стала испытывать судьбу и вышла из магазина.
В универсаме давали колготки. Очередь была громадная. Была очередь и на автобусной остановке, здесь она покорно встала, ехать-то надо.
У себя в квартире, не раздеваясь и не зажигая света, она поплакала. Телефон молчал. Телевизор не работал.
В воскресенье она снова была на Птичьем рынке. Шел дождь со снегом. Ризеншнауцеров на этот раз не предлагали. И тут она увидела Бориса. Он покупал корм для рыб. Она тут же повернула назад, но он уже ее заметил.
— Анна! — Он явно обрадовался. — Я вас давно не вижу, вы раздумали дрессировать Нюрку?
— У меня ее украли…
— Как? Когда?
— Три месяца назад.
— Можете уже не ходить сюда, — сказал он. — Продают или сразу, или выдерживают чуть больше месяца, когда владельцы теряют надежду найти.
— Я надежды не потеряла. Если она жива, я ее найду.
Он внимательно посмотрел на нее. В ее отрешенности была непреклонная воля.
