Андрей Хаас - Ярость
– Нет, серьезно, есть один план.
– Ну, поживем – увидим. Кстати о твоих планах: а этот самый Рогулин, с которым я тебя познакомил на Мальте, он купил у тебя что-нибудь? Помню, бил себя в грудь кулаком. Вот кто богат.
– Сразу нет, но встал на очередь.
– Шутишь?
– Конечно шучу. Скоро купит. Мы с его женой встречаемся завтра, я консультирую ее на этом аукционе.
– Чужая жена дело хорошее, но ты с ней поосторожней. Рогулин мужик со странностями. Люди для него пешки, но денег у него море, он у нас «хозяин тайги». А пока, – тут Владимир Львович сделал ухмыляющуюся гримасу, – если тебе нужны деньги на твоих нищих художников, могу предложить красивый вариант, и почти по твоей части. У меня самого руки никак не дойдут, а ты вот, если хочешь, займись.
– Что за вариант?
– А вот! – Сидич распотрошил пачку документов и вытащил из нее какие-то листики. – Есть четыреста тысяч тонн бронзы! – объявил он торжественным голосом.
Виктор со смехом вскочил с дивана и замахал руками.
– Да ты послушай! – продолжал Владимир Львович. – Дело говорю. Оформи их на свой фонд, ну, хотя бы как скульптуру, мы без пошлин вывезем ее и подарим какой-нибудь Ботсване, а деньги на Кипр! Чем не искусство? Сейчас за это даже медали дают, могу и тебе выбить: «За вклад в культуру малых народов».
Сидич хрипло засмеялся и стал дальше рыться в бумагах.
– Или вот, гляди! Еще лучше. На эту же тему, но тут и думать не надо, уже готовая скульптура. Если тебе не нравится бронза в чушках, есть лодка!
– Какая еще лодка? – ухмыляясь, поинтересовался Виктор: странный разговор стал его забавлять.
– Натуральная, из высокопрочной стали. Списанная с Северного флота подводная лодка, вооружение снято, но дизель еще на ходу, сама движется в надводном положении! Как тебе? Чем не современное искусство? Ну, раскрась ты ее как-нибудь. Хочешь – продай, хочешь – утопи, хочешь – сожги и фильм про это снимай.
– Фильм мало снять, его еще продать кому-то нужно. Не все так просто.
– Понятно, что непросто. Было бы просто, у нас бы тут все искусством занимались. А может, наполнить ее чеченской нефтью, привезти в Брюссель и поставить перед Советом Европы, как скульптуру – в подарок от благодарных народов Кавказа? Что думаешь? Они нам еще и денег отвалят.
– А есть уже один русский художник, Андрей Молодкин, который нефтью свои скульптуры наполняет, но он живет в Париже.
– Не хочешь нефтью, залей ее мазутом, гудроном, асфальтом, у нас всего навалом, а у них, бедняг, кризис с энергоресурсами, вот и заплатят нормально и за железо, и за нефтепродукты.
– Такой бред никто не купит.
– Почему не купит? Ты же мне сам рассказывал про ловкача, который десять тонн нефтяного вазелина каким-то дуракам под видом скульптуры за миллион продал. Как его звали?
– Мэтью Барни?
– Точно.
– Он не ловкач. За ним крупнейшая американская галерея стоит.
– Да плевать я на него хотел. У него цистерна вазелина, а у меня тут целая лодка водоизмещением в три с половиной тысячи тонн. Неужели с этим ничего не сделать?
– Лодка?
– Лодка. Я тебе говорю, в Кронштадте стоит, и документы есть, а чего с ней делать? Ума не приложу. В переплавку жалко, да и деньги плевые. Может, киношникам ее вдуть?
– Подожди, не переплавляй, я подумаю.
– Подумай, подумай. А чтобы лучше думалось, могу еще и человечка в придачу дать. Из той же структуры, капитан первого ранга в отставке, немного съехавший, но очень забавный капитанчик. Если ты ему объяснишь, чего делать, он тебе горы наизнанку вывернет и, если надо, из лодки самолет сделает. Его папан возглавляет у нас целый холдинг оборонных заводов, представляешь, чего они могут нагородить. Сделай лучше из него художника, больше проку будет.
– Надо подумать. Можно пригнать ее морем в Венецию и сделать на биеннале альтернативный павильон.
– Валяй.
– Договорились, вернусь из Франции и займусь твоим капитаном. Ну а если серьезно, ты хотел со мной о чем-то поговорить? Что это за «дело»? Говори, а то у меня скоро самолет.
Владимир Львович сухо чиркнул зажигалкой, прикурил сигарету и погрузился в облако сизого дыма.
– У нас, как всегда, целый ворох проблем, не знаю даже, как тебе и объяснить, чего я хочу. В общем, ничего конкретного. Как говорится, нужно «ветром искусства качнуть волну мнения».
– Ветром искусства? А если без аллегорий? Объясни попроще.
– Без аллегорий? Хорошо. Возникли перегибы, а точнее, продолжаются некие события, формирующие негативное отношение к межнациональным проблемам в нашем регионе. Вот так вот. Неожиданно, правда? Жили мы жили, и тут выясняется, что у нас не культурная столица, а первенство по этническим конфликтам, убийствам иностранцев в стране, а это, как ты понимаешь, ставит нас в очень зависимое положение от всех бредунишек из прессы. Смольный от проблемы официально открестился, МВД, как по учебнику, ловит скинхедов, вот и получается, что структурно это только наша головная боль. Мы уже готовим к эфиру цикл передач, нужно сейчас кое-что подправить в сложившемся балансе мнений, покуда кликуши из общественных комитетов не повесили на нас своих дохлых собак. Ты же знаешь, наше дружное многонациональное общество, оно как бедный родственник: пока живо и никого не трогает, на него всем плевать, когда начинает покашливать, то все жалеют денег на нормального доктора, а когда помрет, то начинаются выяснения: «кто виноват?». В проблемах текущего момента «лечить» уже некогда: вопрос пора закапывать. В общем, похоже на тот самый труп, который, с одной стороны, целуют в лоб, а с другой – он уже пованивает…
– Владимир Львович, дорогой! Даже я слышал о зарезанных студентах, растерзанных детях, но чем же я могу помочь? Художники увлечены только своим творчеством, и никто из них патрулировать рабочие окраины не пойдет. Да и сам я уверен, что всё это темные ходы в чьей-то игре. Ты же сам говоришь, «все ссут в штаны», вот кто-то и дергает с перепугу не за те нитки.
– А кто говорит, что нужно кого-то спасать? – насмешливым голосом возразил Сидич. – Все и так образуется, слава богу, не в первый раз. Сами художники сейчас никого не интересуют, не те времена. Просто для полноты сложившейся картины я хочу с их помощью добавить один яркий штришок. Ну ты меня понимаешь?
– Пока не совсем.
– Я тебе битый час толкую, есть перекос, нужно попытаться уравнять ситуацию. В общем, нужен направленный микровзрыв, и разорваться он должен там, где его никто не ждет, к примеру в самом загнившем участке, в зоне национального достоинства. Это очень слабое и болезненное, полностью атрофированное место в нашей системе духовных знаков и ценностей. Нужно показать людям нечто такое, что могло бы отвлечь или переориентировать общественный взгляд от мелко-уголовных проблем с убийствами африканцев. Дать понять, что проблема не в единичных случаях расовой ненависти или бегающих по подворотням скинхедах, проблема гораздо глубже – в отсутствии национальной идеи, разрыве памяти между поколениями, неуважении нынешних к предыдущим. Одним словом, срочно нужна какая-нибудь точечная художественная провокация, уголовно не наказуемая, но инспирированная в самом центре общественного внимания, гнусная пакость. Такая, чтобы все вскипели, завозмущались, как тогда, пять лет назад!
– А что у нас было пять лет назад? – Виктор удивленно поднял брови.
– Ну как же! Был ваш блестящий проект с поруганием и рубкой икон на выставке! Вспомни – недоумок с нерусской фамилией предложил всем желающим рубить топором иконы! Я как сейчас помню эффект: земля дрожала от праведного гнева, поднялся такой рев, что, по нашим сведениям, этот «художник» до сих пор в бегах. Пресса просто захлебнулась от воплей, народ всколыхнулся, но самое главное – на какой-то, очень важный тогда для нас момент все и думать позабыли про прочие беды и неурядицы в нашем городке. В этом был главный медийный фокус. Он отвел народный гнев в нужную нам сторону. Прекрасный пример пропагандистской диверсии с удивительным финалом, где каждый получил то, что хотел: иерархи обратились за помощью на самый верх, простые православные сплотились против святотатства, пресса напилась кровью, и даже этот дурак художник не остался внакладе. Сейчас нужен вот такой же «барашек на заклание», который сотворит чего-нибудь, а мы дадим команду, и пресса поднимет вой до небес.
– И кто же это будет на этот раз? Теряюсь в догадках. Для подобного нужен просто смертник.
– Решай сам. У тебя же там целый институт умников проекты по искусству пишет. Но сроки очень сжатые, иными словами, результат нужен срочно.
– У нас послезавтра большая выставка в Манеже, попробую что-нибудь придумать.
– Ну, вот и отлично, а я нагоню туда армию прессы, они будут наготове. Считай это услугой за услугу, так что можешь не церемониться.
Сидич вылез из-за стола и протянул волосатую руку для прощания.
– Ну, лети. Поспешай, а то опоздаешь еще на свой аукцион.
