Анош Ирани - Песня Кахунши
– Но теперь все переменится.
Миссис Садык поднимает голову, но веселее ее слова от этого не становятся.
– Три месяца назад я получила письмо. От попечителей… от начальников нашего приюта. К ним пришел человек, который сумел доказать, что он – внук леди Камы.
Миссис Садык снова опускает голову и потирает локти.
– Попечители вынуждены передать ему этот дом. Он собирается построить на его месте новое здание. Я умоляла попечителей предоставить нам другое помещение, где угодно, пусть даже маленькое. Сегодня в три часа дня мне дали окончательный ответ.
Пушпа раскрывает «Чандамаму» и перелистывает страницы. Разглядывает картинку: мальчик держит в руках гору и собирается ее съесть. Пушпа смотрит на Чамди, показывает на раскрытый рот мальчика и хихикает. Но Чамди не до нее – он слушает миссис Садык.
– Дело в том, что попечители просили нас выехать. У нас есть месяц. Наш приют снесут и построят многоэтажный дом.
Чамди сердится на миссис Садык, ведь она узнала об этом три месяца назад! И ничего ему не сказала! Только все больше замыкалась в себе, а ведь молчанием делу не поможешь. И что за люди эти попечители? Как же они о детях не подумали?
– Скажите им, что мы никуда не поедем, – говорит он.
– У нас нет выбора, Чамди.
– Но это наш дом.
– Они – хозяева. Ничего не поделаешь. Такое случается в жизни. Нам и так повезло, мы ведь столько лет здесь прожили. А многие несчастные живут на улицах.
– Вы и нас туда же выгоняете.
– Никуда я вас не выгоняю. Не я принимаю решения. Но я стараюсь найти для нас другое место.
– Где?
– В Пуне.
– Где это?
– Отсюда три часа поездом. Я знаю одного священника. Его зовут отец Браганца. Он тоже содержит приют для детей. Я написала ему письмо.
– Значит, из Бомбея мы уедем?
– Я пыталась найти место в Бомбее, но ничего не вышло. К тому же от города сейчас лучше держаться подальше, там опасно. Время сейчас неспокойное. Вы же помните, что было в декабре. Многие считают, что грабежи и поджоги еще долго не закончатся.
Зачем она так говорит? У самой жизнь не сложилась, значит, пусть и у них не сложится? Не видел Чамди никаких беспорядков. Сколько раз он представлял себе Бомбей! Это чудесный город.
– А что, если отец Браганца нас не примет? – спрашивает Чамди.
– Примет, – отвечает миссис Садык. – Послушай, сейчас нет смысла об этом говорить. Мы найдем другое место. А пока остается только молиться.
Миссис Садык поправляет седые волосы и ведет детей в молельную. Пушпа и Чамди входят в молельную последними. Журнал остается лежать на полу.
Чамди видит, как напугана миссис Садык. Обычно перед молитвой она становится у ног Иисуса и беседует с детьми. Сегодня не так. Сегодня она вместе с ними опускается на колени и говорит:
– Расскажите Иисусу обо всем.
Тишина. Чамди не знает, как долго длится молитва, но чувствует, что все чуть-чуть сблизились.
Миссис Садык поднимается первой. Дети проходят мимо нее. Все молчат. Пушпа берет миссис Садык за руку, будто не хочет идти одна. Но миссис Садык не двигается с места. Чамди идет позади всех. Он наблюдает за воспитательницей. Миссис Садык отправляет Пушпу в соседнюю комнату.
Чамди сердится, потому что узнал правду. Раз миссис Садык так легко все им рассказала, значит, скажет и то, что много лет от него скрывала.
– Скажите мне правду, – начинает он.
– Это правда. У нас больше нет дома.
– Не про дом. Про меня.
– Чамди, ну сколько можно? Я ничего не знаю.
– Вы врете.
– Я ничего не знаю. Честное слово.
– Поклянитесь именем Иисуса.
– Я тебе уже клялась. И не раз.
– Положите на него руку и скажите.
Чамди знает, что раньше миссис Садык его обманывала. Да, она клялась именем Иисуса, говорила, что ничего не знает о родителях Чамди. Но руку на статую не клала. А если положит, то не сможет соврать.
Миссис Садык касается стоп Иисуса.
– Я ничего не знаю о твоих родителях, – говорит она.
– Вы опять врете.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что вы отвели руку, когда говорили!
– Чамди… Хватит!
– Тогда я спрошу про другое.
– Так-то лучше.
– Помните, вы меня спросили, пинал ли я койбоя, когда он спал?
– Помню.
– И что я ответил?
– Сказал, что пнул ногой одного из них.
– А знаете, почему я сознался? Потому что я не умею врать. И вы не умеете. Пожалуйста, скажите мне правду. Ну пожалуйста, миссис Садык, я должен знать хоть что-то о родителях!
– Почему именно сейчас?
– Я тогда перестану о них думать. Знаете, я по ночам лежу и переживаю: а вдруг они меня потеряли и до сих пор ищут?
– Чамди, нельзя жить в мечтах.
– Тогда скажите правду.
Миссис Садык долго молчит. Сейчас она в сотый раз скажет, что ничего не знает о его родителях.
– Чамди…
– Я знаю, почему вы отсылаете нас в Пуну.
– Ты что говоришь?
– Вы больше не хотите с нами возиться!
Он смотрит ей прямо в глаза. Она поражена.
Чамди никогда раньше не позволял себе такого.
– Чамди… Ну что я могу сделать? Это же не от меня зависит. Все решают попечители. Честное слово, это правда.
– Тогда скажите мне правду и про моих родителей.
– Она тебе может не понравиться.
– Все равно скажите.
– Подумай хорошенько. Ты точно этого хочешь?
Да он всю жизнь об этом только и думает! Иногда по ночам он стоит у окна и умоляет родителей прийти и забрать его из приюта. Он выбирает ветреные ночи, потому что только ветер сможет донести его просьбу до мамы с папой. А иногда он смотрит в зеркало и пытается понять, что же в его лице так не понравилось родителям. Много раз Чамди хочется, чтобы миссис Садык узнала, зачем он целыми днями торчит во дворе. Чамди снилось, как он стоит в приютском саду, а к нему идут мужчина и женщина. Он бросается навстречу, потому что сердцем узнал их. Они обнимают его, и весь двор счастлив, особенно бугенвиллеи…
– Твой отец принес тебя сюда, Чамди, – жестко говорит миссис Садык, – он не вернется. Я думала, что лучше тебе не знать.
Чамди поражен ее тоном. Миссис Садык подходит к окну и смотрит во двор, на колодец. Она снимает очки, прячет руки за спиной и продолжает:
– Я видела твоего отца. Я видела его в тот день, когда он оставил тебя. Я только-только успела пообедать. У нас тогда была собака, Рани. Она уже умерла. Ласковая такая. А тут она вдруг залаяла, будто увидела, что кто-то бежит. Рани почему-то не любила, когда люди бегают. И сама никогда не бегала. Собаки ведь любят поноситься, погоняться за кем-нибудь. Рани у меня никогда не бегала, она ступала степенно, как королева.
– И что вы видели?
– Действительно, мимо окна бежал человек. Перелез через забор и исчез. У меня сжалось сердце. Так всегда бывает, когда в приют подбрасывают детей. Никогда мне к этому не привыкнуть.
– Какой он был, миссис Садык?
– Я только взглянула на него, а потом повернулась к Рани. Она стояла у колодца, около белого свертка, и лаяла. В свертке был ты.
– Как он выглядел, тот человек?
Да что же она тянет?!
– Он был чем-то напуган. Лица его я не видела, только спину, но даже спина у него была испуганная.
– Это был мой отец?
– Да.
– Откуда вы знаете?
– Знаю, потому что видела, как он бежал.
– Я не понимаю.
– Он бежал, Чамди. Может, он очень любил тебя и ему трудно было оставить ребенка здесь и спокойно уйти. А может, боялся, что его поймают. Бежал, а почему – это тебе решать.
– Вы видели его лицо?
– Нет.
– Уверены?
– Нет.
– То есть видели все-таки?
– Понимаешь… я так ясно вижу его спину… До сих пор вижу. И с годами понемногу начала видеть и лицо. Такое, как у всех мужчин на свете. Лицо моего мужа или продавца овощей на углу. Они все одинаковые.
– Я не понимаю, миссис Садык!
– Я не видела его лица. Прости.
Почему же она лица не разглядела? Самого важного и не увидела.
– Но я сохранила белую ткань, в которую ты был завернут. Хочешь, я тебе ее отдам?
– Белую ткань?
– Пусть она будет у тебя. И покончим с этим. Подожди, я сейчас принесу.
Чамди ждет. Гладит ноги Иисуса, всматривается в его лицо. Ведь Иисус должен быть живой, а это мертвая статуя.
Миссис Садык возвращается с белой тряпкой. Обыкновенная тряпка, думает Чамди. Белая мятая тряпка в руках старухи.
– Ты был в нее завернут.
– Почему вы ее сохранили?
– Потому что на ней кровь.
Миссис Садык протягивает лоскут, Чамди в глаза она не глядит.
Он разворачивает ткань, на ней три бурых пятна. Как будто эту кровь специально для него сохранили.
– Что это? – удивленно спрашивает Чамди.
– Не знаю. Я столько лет об этом думала и не знаю.
– Это моя кровь?
– Нет, на тебе крови не было.
– Значит, это кровь отца?
– Если он твой отец. Я поэтому и сберегла.
Чамди слушает, как она дышит. Сейчас он слышит любой, даже самый тихий звук.
– Сколько лет тебе, Чамди? – мягко спрашивает миссис Садык.
– Десять.
