Владимир Контровский - Рассказы Старого Матроса
И потом: ну постоит их ЗРС на гостеприимном острове лишний денёк-другой, и что из этого? Вряд ли производственные показатели рыбной отрасли промышленности Дальнего Востока существенно снизятся. И вообще вся эпопея завершится естественным образом: насытившиеся сирены (их, как и моряков, тоже можно понять) просто-напросто отпустят пленников на все четыре стороны. Все довольны, все смеются!
И приняв это поистине соломоново решение, — пусть всё идёт своим чередом! — Юрий сбежал по издавшим жалобный скрип рассохшимся ступенькам, оглянулся, бросил последний прощальный взгляд на занавешенные тёмные окна храма сирен, не заметил там никаких признаков жизни и зашагал по тропке через наступавшие сумерки домой. На пароход.
* * *В последние годы Юрий полюбил смотреть информационные выпуски новостей. В вязком месиве рекламы (предназначенной для одноклеточных созданий), тупых американских боевиков (где стандартная героиня, бросаясь к выпавшему с головокружительной высоты — из горящего вертолёта или с верхнего этажа рушащегося небоскрёба — еле живому герою, надрывно восклицает: «Are you o’key?») и бесконечных телешоу (имеющих разные названия, но скроенных по одному шаблону) выпуски новостей, излечившиеся от кастрированности советских времён, как-то незаметно сделались едва ли не самыми интересными передачами. Повинуясь пульту дистанционного управления, яркая картинка пивного водопада (пиво Юрий уважал, — а с креветками даже очень, — но совсем не считал, что отсутствие данного напитка означает скуку смертную) исчезла и сменилась искомыми новостями.
— …притязания японской стороны на острова Малой Курильской гряды не могут быть признаны правомерными и исторически обоснованными. Статус островов Итуруп, Уруп, Кунашир и Шикотан установился по итогам Второй Мировой войны, и вопрос о так называемых «северных территориях», вопрос о передаче этих островов под юрисдикцию Японии — в той или иной форме — может рассматриваться лишь в контексте долгосрочного экономического сотрудничества между нашими странами. Позиция России…
«Хрен вам в грызло, самураи! — подумал Юрий. — Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим! Шикотан им подавай… А вообще-то интересно было бы посмотреть на остров при японском правлении — как вписались бы в их порядки наши доморощенные гейши. Хотя почти двадцать лет прошло, и что там сейчас — аллах ведает. Любвеобильные сирены начала восьмидесятых вышли из употребления в тираж, то бишь на заслуженный отдых, и разлетелись по всей стране. Велика Россия… А может, подросли новые — свято место пусто не бывает».
Игра в «Челюскин»
— Да, вляпались…
Начальник экспедиции произнёс эту сакраментальную фразу ни к кому не обращаясь конкретно, словно мысль вслух. Он медленно вёл окулярами по горизонту, оглядывая раскинувшуюся вокруг судна унылую картину.
Картинка и в самом деле оказалась безрадостной, хоть и весьма впечатляющей. Во все стороны, насколько хватало глаз, простирался лёд, плотный лёд, ощетинившийся иглами вздыбившихся торосов. И дизель-электроход «Михаил Сомов» торчал аккурат посередине этого льда, словно муха в блюдечке с мёдом. Машины остановлены — семь с лишним тысяч их лошадиных сил оказались бессильны перед первозданной мощью стихии.
Научно-экспедиционное судно (НЭС) «Михаил Сомов» совершало свой второй от рождения антарктический рейс в составе флота 22-й экспедиции к берегам Антарктиды. Поначалу всё шло вроде по плану: зашли на Молодёжную, выгрузились, перешли к Мирному, где продолжили выгрузку на береговой ледяной барьер техники и снабжения — припасов для «пингвинов» (то бишь полярников) на долгую антарктическую зиму. Потом на время простились с ледяным материком, протиснулись сквозь толпу величавых айсбергов, коих в изобилии сбрасывал в океан шельфовый ледник Шеклтона, и взяли курс на Австралию. Подобные «прыжки в сторону» от основной цели экспедиции всегда радовали экипаж и по чисто меркантильным соображениям. Антарктида — зона демилитаризованная; следовательно (по неисповедимой логике высших сфер власти), это не заграница; следовательно, валюту платить команде не положено. Скудные валютные копейки иссякали при прибытии к какой-нибудь из станций на белом континенте и вновь начинали капать, как только судно покидало антарктический берег. Именно поэтому даже временное прощание с Антарктидой вызывало дополнительное оживление в зале. В Сиднее пару дней погрелись, походили по твёрдой земле, чуток испили «Смирновской» — и снова на юг, на холодный Крайний Юг.
На сей раз путь лежал к станции Ленинградская — почти вдоль меридиана вниз от Сиднея. Места эти не очень гостеприимные (если это слово вообще применимо к Антарктиде): берег начинается гораздо южнее, а вокруг островов Баллени расположился никогда не тающий Балленский ледяной массив, с гнусным норовом которого познакомились ещё промышлявшие в этих водах китобои. Но опять-таки, на первых порах трудностей не возникло — «Сомов» подобрался к материку почти впритык, сменил зимовщиков при помощи бортовых вертолётов (на станции, угнездившейся на крутом скалистом утёсе-нунатаке, их всего-то было двенадцать человек), сделал Антарктиде ручкой и направился восвояси. Но под вечер погода резко поплохела, поднялся неслабый ветерок со снегом, лёд зашевелился, и видимость упала почти до нуля. Не мудрствуя лукаво, порешили до утра подождать у моря погоды — дали «Стоп» машине и легли спать. А утром…
Научно-экспедиционное судно «Михаил Сомов» в ледовом плену, 1977 год
А наутро выяснилось, что лёд не спал, а очень даже шустро перемещался, волоча за собой железную щепку дизель-электрохода. Поднятый на разведку вертолёт принёс известия неутешительные: до кромки, то есть до чистой воды, миль двадцать, не меньше, и лёд везде основательный, без разводьев и трещин. Вот так всё и началось.
Поначалу ещё дёргались, напрягая дизельные мышцы, но потом поняли безнадёжность этих тщетных усилий. «Сомов» был построен по проекту транспортного судна ледового класса: суда этого типа неплохо работали в Арктике, пробиваясь в караванах за ледоколами и даже самостоятельно — если лёд не слишком тяжёлый. А вот тут как раз и оказалось это самое «слишком».
Потянулись дни. Нет, никто особо не впадал в отчаянье — как-то не укладывалось в мозгах, что в последней четверти двадцатого века с современным судном может случиться что-то нехорошее. Выручат — иначе и быть не может! Молодёжь так вообще (в силу свойственной молодости тяге к романтике и бесшабашности) рассматривала случившееся как захватывающее приключение, о котором потом можно будет вкусно рассказать девчонкам на берегу и невероятно возвыситься в их глазах (со всеми вытекающими отсюда приятными последствиями).
Однако дни шли, а на помощь никто не торопился. Было принято мудрое решение не гнать волну раньше времени (пароход-то ещё вроде бы как не раздавило) и подождать — авось само рассосётся. Забегая вперёд, следует сказать, что многострадальный «Сомов» после этого взял привычку с завидным постоянством влипать в ледовые дрейфы через рейс, пока наконец на пятый раз, в восемьдесят пятом, не застрял так прочно, что пришлось-таки гнать к нему ледокол с Дальнего Востока для извлечения пленника из ледовой кутузки. После этого, кстати, и построили куда более мощный и совершенный корабль — «Академик Фёдоров», ставший новым флагманом антарктического флота СССР. А пока «Сомов» смирно сидел под ледяным замком, уповая лишь на погоду да на удачу. Подошёл, правда, к границе плавучих льдов однотипный электроход «Пенжина»: подошёл, потыкался форштевнем в бока Балленского массива, и благоразумно порешил не искушать судьбу, не лезть глубоко в кашу ропаков, торосов и спаянного морозом льда — а то как бы не разделить печальную участь собрата.
Хотя кое-какие меры всё-таки были приняты. Прежде всего, первый помощник капитана (он же замполит) взял под строгий личный контроль содержание всех частных радиограмм, отправляемых с борта судна (электронной почты в те дремучие времена, понятное дело, не было и в помине). Усилиями цензора все тексты приобретали вполне благообразный вид типа: «У нас всё нормально. Стоим у Ленинградской. Целую». Какой там дрейф!
Тем временем борта при подвижке льда многообещающе похрустывали, и на мостике понимали, конечно, что не всё так уж в шоколаде. Уходящие в Ленинград и в Москву служебные сообщения не препарировались и отражали истинное положение вещей. Вот и за этих-то сообщений и возникла перед командованием экспедиции серьёзнейшая проблема, по сравнению с которой опасность быть раздавленным льдами выглядела сущим пустяком.
В эфире, естественно, границ нет, и любые радиодепеши при наличии соответствующих навыков и необходимой аппаратуры перехватить совсем несложно. Их и перехватывали.
